[425]. Англичане не были исключением из их числа. На взгляд О. В. Дмитриевой, к началу XVII в. выросло «целое поколение англичан, сызмальства воспитывавшихся в Московии, хорошо знавших русский язык, прекрасно ориентировавшихся в местной политической и экономической ситуации, осведомленных о традициях и обычаях русского народа»[426].
И все же, несмотря на подобную «осведомленность», британцы нередко нарушали российское законодательство. Чаще всего это делали купцы. Челобитные, поданные царю в 1627, 1642, 1648 гг., содержали жалобы на то, что английские купцы скупали у посадских людей «тяглую землю» и на ней строили свои дворы, нарушали таможенные законы, отнимали хлебный, рыбный и соляной промыслы у русских. Кроме того, они торговали не только оптом, но и в розницу, а также «закабаляя и задолжа многих бедных и должных русских людей». Наконец, английские негоцианты продолжали торговать таким запрещенным товаром, как табак[427].
Западноевропейцы широко использовали российскую рабочую силу в торговле, транспорте, быту. После издания указа 1628 г., запрещавшего пользоваться трудом православных, некоторые «немцы» стали нанимать слуг из людей других конфессий. В 1647 г. думный дьяк Назарий Чистой передал англичанам требование царя, чтобы они «русских людей на своих дворах не держали, а держали бы иноземцев». Случалось, что служащие на иноземных дворах русские люди жаловались на своих хозяев, что те препятствуют им в отправлении религиозных обрядов. Отдельные судебные дела содержали информацию о неуплате иностранцами жалованья работникам[428].
Не лучшим образом порой вели себя британские офицеры, состоявшие на службе у царя. Патрик Гордон в своем дневнике рассказывал о стычках с хозяевами арендуемых им квартир. Вообще, «у офицеров и солдат случались раздоры с богатыми горожанами, кои не желали пускать их в свои дома», признавал он. В октябре 1661 г. ему сняли квартиру у одного русского купца. Однако хозяин оказался не очень радушным. «Пока мои слуги убирали внутреннюю комнату, (хозяин) сломал во внешней печь, служившую для отопления, так что я был вынужден сменить жилье», повествовал шотландский офицер. Однако дело тем не ограничилось, и чтобы научить своего прежнего хозяина «лучшим манерам», Гордон отправил к нему на постой профоса с 20 арестантами и солдат, которые при его «потворстве мучительно донимали» русского купца целую неделю[429]. Впрочем, на новой квартире Гордона ожидало аналогичное происшествие. В декабре 1661 г., «согласно приказу», он перебрался на квартиру за реку Яузу, в Таганную и Гончарную слободу, где занял квартиру в доме богатого купца. Между тем, хозяин «использовал все средства к моему удалению, — повествовал Гордон, — и предъявил с этой целью две грамоты из Дворцового приказа. Но не желая покидать столь удобное место, я не подчинился оным, ссылаясь на то, что не стану переезжать без распоряжения из Иноземного приказа, и оставил грамоты при себе». Когда же такое распоряжение было доставлено Гордону стряпчим из Дворцового приказа в сопровождении 20 людей и хозяин квартиры приказал вытащить сундуки квартиранта, а сам «схватил одно из полковых знамен, висевших на стене, чтобы вынести оное английскими офицерами и прислугой, он выгнал хозяина и его «грубых пособников из комнаты и спустил с лестницы». Сопровождавшие стряпчего люди попробовали вновь подняться в квартиру, однако тут подоспели солдаты, «с кулаками и бывшими под рукой дубинками и палками они тут же накинулись на нелюбезных гостей, так что те охотно пустились наутек вдоль по улице. Солдаты преследовали их до моста через Яузу, крепко поколотили и отобрали у них шапки, а у стряпчего — его (шапку) с жемчугами и жемчужное ожерелье общей ценою, как тот позже жаловался, в 60 рублей»[430]. Как бы то ни было, но арендуемую квартиру Гордон все же был вынужден освободить. Дело же о нападении на стряпчего и его людей удалось замять.
Надо признать, что шотландский офицер прибегал к рукоприкладству часто. Однажды Гордон стал свидетелем того, как русский капитан Афанасий Спиридонов «подловил солдат за игрой в карты и не только отобрал у них все бывшие в игре деньги, но и держал их под стражей… пока те не дали ему еще больше, всего около 60 рублей, и лишь тогда отпустил». Поскольку все это капитан проделал без ведома Гордона, последний решил его проучить. «Я не мог совладать с собою, — писал шотландец в своем дневнике, — вечером послал за ним и устранил с дороги охрану и всех моих слуг, кроме одного. Когда он вошел, я стал его отчитывать и заявил, что больше не потерплю таких злоупотреблений… При этом он разбушевался, а я схватил его за голову, повалил наземь и крепкой короткой дубинкой так отделал ему спину и бока, что тот едва мог подняться. Я посулил ему вдесятеро больше, — продолжал Гордон, — если и впредь будет играть такие шутки, и вытолкал его за дверь»[431]. Когда избитый капитан пожаловался на шотландца полковнику, Гордон «все отрицал» и вышел, что называется, «сухим из воды». Что же касается русского капитана, то он «отступился от своего иска и принял меры к уходу из полка», чего как раз «желал и добивался» британский офицер.
Как видно, нарушение российского законодательства британскими подданными не влекло за собой каких-либо серьезных наказаний. В крайнем случае, их просто высылали из страны.
Как бы то ни было, но условия для англичан, состоявших на государственной службе, были вполне удовлетворительными, если не сказать, хорошими. Как признавал Гордон, британцы «своим роскошным образом жизни снискали благосклонность знати»[432]. Они получали достойное жалованье, подарки от царя, селились и общались со своими соотечественниками, обзаводились семьями (как правило, женились на иностранках, обитавших в Немецкой слободе). Устраивали свой быт на английский манер: европейская мебель, утварь; визиты нарядных дам в дома друг к другу; свадебные вечеринки, балы и маскарады; скачки, игра в карты и т. д. Обо всем этом упоминал в своем дневнике тот же Гордон[433]. Для многих британцев появлялись возможности для карьерного роста и продвижения по службе. К примеру, в 1663 г. генерал-лейтенант Далйелл был произведен в генералы, а генерал-майор Драммонд получил чин генерал-лейтенанта[434]. Неудивительно поэтому, что далеко не все британцы спешили покинуть Россию по истечении оговоренного контрактом срока службы. В особенности, отмечала О. В. Дмитриева, это касалось моряков, канониров и капитанов судов, получавших высокое жалованье[435]. «Свободное проживание в России большинству из этих иноземцев так нравилось, что они с радостью оседали в нашем отечестве, — отмечал Н. Зезюлинский, — около Москвы и в самой Москве»[436].
Пожалуй, единственным серьезным препятствием для продолжения службы для многих британцев становилась несвоевременная выплата жалованья, либо его выплата в обесцененной медной монете. Об этом в своем дневнике неоднократно упоминал Гордон. При заключении договора ему обещали платить жалованье серебром, «или другой равноценной монетой», но в 1661 г. расплатились «низкой медной монетой». Предвидя «невозможность существования, не говоря уж об обогащении», шотландец стал подумывать о том, чтобы «вырваться» из России. В конце концов, добившись повышения жалованья «на четвертую часть», Гордон решил продолжить службу.
Другим неприятным моментом во взаимоотношениях британских специалистов и московских властей являлось нарушение сроков договора и нежелание отпускать иноземцев на родину. К примеру, в Сборнике императорского русского исторического общества сохранилась челобитная от 1602 г. английских специалистов — аптекаря Рыцаря, серебряных дел мастеров Ганца Тинка и Юрия Хинса на имя царя Бориса Годунова. Они жаловались, что пробыли в Москве около года, «ободрались — наги и босы, а государева жалованья им опричь корму… не дано никому ничего». Царь, узнав о столь плачевном положении англичан, повелел выплатить им всем жалованье по 10 руб. и отпустить двоих на родину, а одного — «лучшего» — оставить[437]. Подобная практика сохранялась и при первых Романовых. Гордон упоминал, что генералу Далйеллу и генерал-лейтенанту Драммонду стоило «больших хлопот и трудностей» решить вопрос о своем увольнении в январе 1665 г. Однако, получив проезжие грамоты и добравшись до Смоленска, оба офицера оказались задержанными стрельцами. У них отобрали имущество, «зерно и припасы опечатали, и они вынуждены покупать пропитание для себя, прислуги и лошадей на рынке». Обо всем случившемся британцы известили Гордона, который и взялся незамедлительно хлопотать об их освобождении. В своем дневнике шотландец упоминал также об оружейном мастере Гаспаре Кальтхоффе, которого российское правительство не желало отпускать на родину, несмотря на неоднократные просьбы к царю самого короля Англии Карла II[438].
Как бы то ни было, но положение иностранных специалистов в России постепенно менялось к лучшему. В 1682 г. был издан указ о недопустимости оскорбления иностранцев, а также дозволена для них свобода вероисповедания. Даже к католикам стали проявлять большую терпимость.
Между тем, далеко не все британские специалисты заслуживали подобного к себе отношения. По признанию П. Гордона, среди офицеров, прибывших в Россию, лишь немногие служили «в почетном звании»