В довольно резкой форме о русских людях отзывался и Патрик Гордон. Едва поступив на государеву службу, он убедился в том, что на иноземцев в России смотрят «как на сборище наемников;., что не стоит ожидать никаких почестей или повышений в чине, кроме военных, да и то в ограниченной мере, а в достижении оных более пригодны добрые посредники и посредницы, либо деньги и взятки, нежели личные заслуги и достоинства; что низкая душа под нарядной одеждой… здесь так же обыкновенны, как притворная или раскрашенная личина; что с туземцами нет супружества; что вельможи взирают на иностранцев едва ли как на христиан, а плебеи — как на сущих язычников; что нет индигената (подданного — Т. Л.) без отречения от былой веры и принятия здешней; что люди угрюмы, алчны, скаредны, вероломны, лживы, высокомерны и деспотичны, когда имеют власть, под властью же — смиренны и даже раболепны, неряшливы и подлы, однако при этом кичливы и мнят себя выше всех прочих народов»[578].
Трудно себе представить еще худшие обвинения в адрес народа, на военную службу к которому в качестве наемника прибыл шотландец. Нам кажется, что подобное очернение русских людей было вызвано, скорее всего, неудачными попытками Гордона разбогатеть в России, на что он так надеялся, поступая на государеву службу. Однако «скудная плата в низкой медной монете», а также «подлая и подозрительная натура» отдельных бояр повергли офицера в уныние и разочарование[579]. Вследствие этого, вероятно, у него и стали складываться столь нелицеприятные впечатления о русском народе в целом.
Итак, как мы могли убедиться, при характеристике русских людей, их нравов и обычаев англичане нередко проявляли враждебный тон. Чаще всего это происходило в силу субъективных причин, из-за неудач, постигших британцев в их предприятиях в России (как в случае с Турбервиллем и Гордоном). Но не только. Иностранцы не могли дать верного объяснения многих явлений русской жизни или объективно оценить их в силу недостаточного знания языка, истории, религии, уклада жизни и обычаев народа. И если «внешние явления», как подчеркивал В. О. Ключевский, «наружный порядок общественной жизни, ее материальная сторона» с наибольшей полнотой и достоверностью описывались иностранцами, то известия о нравственном состоянии общества страдали субъективностью. Беглые наблюдения отдельных, порой случайных явлений, сделанные в короткое время, не позволяли иностранцу составить верное и полное представление о многих сторонах жизни русских людей. «Оттого иностранные известия о нравственном состоянии русского общества очень отрывочны и бедны положительными указаниями, так что по ним невозможно составить сколько-нибудь цельный очерк ни одной из сторон нравственной жизни описываемого ими общества, — подчеркивал историк, — зато в этих известиях дано слишком много места личным, произвольным мнениям и взглядам самих писателей, часто бросающим ложный свет на описываемые явления»[580]. Чаще всего подобное непонимание образа жизни русского народа, его «непохожести» на европейцев, приводило иностранцев к убеждению о «варварстве» этого самого народа.
Впервые образ «русского варварства» сформировался в Западной Европе в XVI–XVII веках, во многом благодаря сочинениям немецких писателей С. Герберштейна, А. Олеария, М. Мейерберга, И. Корба. Этот образ включал в себя стереотипные представления немцев о русском народе. Главными в этом образе были, как утверждал современный исследователь Е. В. Ермасов, характер государственного правления («русская деспотия», опасная своими агрессивными планами для Европы), православная религия, заметно отличная от католической и протестантской конфессий; необразованность русского народа, обычаи и особенности национального характера (склонность к пьянству, воровству). В целом русский народ рассматривался иностранцами, как «варварский, достойный жить в рабстве». И подобный стереотип продолжал сохраняться, в глазах европейцев, также в последующие столетия[581].
Как можно убедиться, англичане следовали примеру немцев. В их оценках русский народ также являлся «варварским». Но так ли это было на самом деле? В какой мере представления британцев о характере русского народа и его культуре были достоверными и соответствовали действительности? Об этом поговорим в следующей главе.
Глава VIII.Были ли русские «варварами»?О средневековой культуре России
Читая сочинения британцев о России, убеждаемся, что их авторы недостаточно внимания уделяли культуре русского народа. Практически никто не затронул вопросов грамотности, образования, литературы средневековой России. Делалось ли это сознательно, чтобы подтвердить сложившийся на Западе стереотип о «варварском народе», или русская культура была на таком низком уровне, что не заслуживала даже упоминания? Что в действительности представляла собой культура допетровской России?
По утверждению современного историка Н. В. Синицыной, конец XV — середина XVI в. — это время «значительного культурного подъема», который проявлялся в полемике по вопросам социального, политического, духовного, культурного развития страны и в возникновении книгопечатания[582]. Каких успехов достигло культурное развитие Российского государства в последующий период, во вторую половину XVI–XVII вв.?
Прежде всего, обратимся к рассмотрению уровня грамотности в стране. Ученые А. А. Зимин и А. Л. Хорошкевич отмечали: хотя «монополию просвещения» держали священники, грамотность в XVI веке была распространена гораздо шире. С начатками ее было знакомо почти все купечество. Высшее дворянство и боярство умело читать и писать. Поголовно грамотными были дьяки, численность которых быстро увеличивалась. В то же время историки обращали внимание на «крайне малую» сеть школ. Несмотря на решения Стоглавого собора расширить количество таких «книжных» училищ, как в Москве и Новгороде, в большинстве городов не удалось открыть школ, даже церковных[583].
Положение с образованием резко меняется в лучшую сторону с началом книгопечатания в России. Американский ученый Э. Симмонс полагал, что в эпоху Ивана Грозного Россия не имела письменной культуры. За исключением незначительного собрания религиозных книг и трактатов, печатной литературы в стране не существовало[584]. Однако исследователь ошибался. Именно Иван Грозный предпринял первые попытки ввести в своем государстве книгопечатанье. В 1548 г. он выписал из Германии типографов, но те не смогли добраться до «Московии». Тогда решили действовать собственными силами. И уже в 1553 г. была построена первая типография в России, в которой с 1563 г. начали трудиться два мастера — дьякон Иван Федоров и Петр Тимофеев Мстиславец. 1 марта 1564 г. вышла в свет первая печатная книга «Апостол». Она была издана на плотной голландской бумаге, отличавшейся дороговизной. Между тем, отечественные исследователи обращали внимание на тот факт, что Иван Федоров не являлся первым издателем книги. Еще в 1550–1560-е годы было напечатано несколько безвыходных, т. е. анонимных богослужебных книг. Полагали, что организатором печатного дела являлся один из выдающихся деятелей эпохи Сильвестр[585]. В 1565 г. появилось два издания Часовника, служившего как богослужебной, так и учебной книгой. Однако вскоре типографский дом сгорел (по слухам, был сожжен священнослужителями), и «первопечатники» отправились в Литву, где в 1574 г. выпустили несколько книг, в их числе Букварь. В это же время в Москве заработала новая типография Никифора Тарасиефа и Невежи Тимофеева. Одной из первых в типографии издали Псалтырь. В 1578 г. Псалтырь напечатали также в типографии Александровской слободы.
Издание книг в Русском государстве продолжили при Борисе Годунове старый типографщик Андроник Тимофеев Невежа и его сын Иван Андроников Невежа. Младший Невежа печатал священные книги в Москве и при Лжедмитрии I[586].
Со второй половины XVI века в Московском государстве появляются первые «арифметики», в которых употреблялись русские меры и система устного исчисления. В 1556 г. вышло первое пособие по геометрии, служившее руководством писцам «с приложением землемерных начертаний». Ермолай Еразм издал сочинение о математических расчетах при измерении площадей. Появились карты-схемы ряда земель Московского государства. Знакомство с теоретическими сведениями из области механики и математики обнаружили строители собора Василия Блаженного. «Прогресс русской культуры воплощался в людях, тесно связанных с развитием государства, нуждавшегося в специалистах, знакомых с основами математики и геометрии, свойствами руд и металлов», — отмечали А. А. Зимин и А. Л. Хорошкевич[587]. Вскоре приобрели известность русские архитекторы и инженеры (Иван Выродков и Постник Яковлев), приказные дельцы (Иван Висковатый), картографы. «К середине XVI в. выросли кадры, способные справляться со сложными инженерными задачами», — констатировали историки.
В Смутное время в результате пожаров и грабежей многие книги были уничтожены, библиотеки разграблены, а потому при царе Михаиле Романове московский Печатный двор заработал в полную силу, на семи типографских станах. Однако издаваемой печатной продукции явно не хватало, чтобы удовлетворить книжный спрос русских людей. Поэтому книги начали ввозить из-за рубежа, чему власти до 1627 г. не препятствовали.
В XVII веке правительство предпринимает попытки открытия школ. Впервые это произошло в Москве в 1632 г. Спустя несколько лет, в 1649 г. в Чудовом монастыре была учреждена греко-латинская школа. В 1665 г. в Спасском монастыре в Москве открылась школа «для грамматического учения», в которой обучали духовные лица. В 1681 г. при московской типографии на Никольской было открыто училище для изучения греческого и славянского языков. В школе насчитывалось 30 учеников из разных сословий. В 1686 г. их численность возросла до 233 человек. Школа в том же году была преобразована в высшее образовательное учреждение — Славяно-греко-латинскую академию, предназначавшуюся для подготовки высшего духовенства и государственных чиновников. Примечательным был социальный состав учащихся: наряду с представителями высших сословий, в академии обучались сыновья конюха и «кабальных людей»