Сами с усами
Вспомним вкратце историю появления на поле странного человека в черном со свистком.
В декабре 1863 года — когда снег до дьявола чист и метели заводят веселые прялки — в Англии были приняты унифицированные футбольные правила. Пошел отсчет нашей (футбольной) эры. Командам уже не надо было перед игрой долго и мучительно договариваться о длине ворот и ширине газона, о том, что можно делать на поле в этот вечер, чтобы он перестал быть томным, а что делать ни при каких обстоятельствах нельзя. Конечно, участники революционного футбольного движения радовались новизне и свежести ощущений. И настолько все это новое и революционное пришлось футболистам по душе, что началось у них, как сказал через 77 лет не самый добрый человек XX века Иосиф Сталин — головокружение от успехов. Показалось игрокам, что, раз уж в кармане шорт у каждого лежал буклет с едиными правилами, то никаких нарушений в принципе быть не может, ну а уж если кто-нибудь случайно, по неосторожности или поспешности, что-нибудь да нарушит, то в этом тут же чистосердечно признается.
Как иначе? Скажет: извините, коллеги. Погорячился…
Уверенность в том, что торжества справедливости на футбольном поле игроки добьются своими собственными силами, была полной и безоговорочной. В конце концов, в игре участвуют 22 английских джентльмена, воспитанных традицией на уважение к закону — стало быть, нет таких спорных моментов, которые они не смогли бы разрулить сообща, чисто по-джентльменски, — без продолжительного мордобоя.
А тем более — если в карманах буклеты с унифицированными правилами.
Итак: сначала договориться попробуют капитаны — самые уважаемые люди на поле, — таких в старину у германцев и скандинавов называли старейшинами. Ну а если вдруг у капитанов с консенсусом в этот вечер не заладится, мало ли, почувствуют личную неприязнь, то вопрос будет немедленно решен коллегиально — недаром же германцы, из которых вышли англосаксы, высадившиеся потом в Британии вместо ушедших тягаться с Аттилой римлян, решали спорные вопросы на так называемом тинге — общей веселой сходке мужского населения. Причем мужское население специально брало на сходку оружие, чтобы показать, что поиск консенсуса никогда не приведет к его применению и приличные люди всегда договорятся полюбовно — даже при наличие острых кинжалов за пазухой.
В общем, как и германцы, джентльмены начала футбольной эры были уверены, что к справедливости прорваться так или иначе удастся. Справедливость не за горами, она здесь, над полем брани, где бранятся, рождая истину, игроки в мяч ногами…
Но нет. Не тут-то было.
Несмотря на унифицированные правила, лежавшие в карманах шорт у футболистов, спорные моменты во время матча возникали буквально на каждом шагу — уж слишком разными были углы зрения у игроков противоборствующих команд. Ведь целью джентльменов была не справедливая игра, а победа. И поле игры постепенно становилось полем боя. Никто не хотел уступать — договариваться заточенным на победу джентльменам оказалось очень-очень трудно. Более того: некоторые джентльмены на время переговоров даже забывали, страшно сказать, что они — джентльмены. Про первый в Европе парламент, про Великую хартию вольностей, подписанную коварным братом Ричарда (того самого, со львиным сердцем) — Иоанном Безземельным — напрочь забывали! И про то, что это всего лишь игра — уже не помнили. Бились по-взрослому. Ни шагу назад…
И в результате — вместо захватывающей динамичной игры получалась платоновская академия с жаркими спорами и горячими диспутами, от чего матч затягивался и зрители поступали в распоряжении мрачных сумерек и вечерней британской прохлады. Футбол терял зрелищность, — «спорт» и «спор» не просто соприкасались, а перемешивались…
Что делать? — именно так и назывался роман Николая Гавриловича Чернышевского, вышедший, конечно же, в год принятия унифицированных правил футбола и основания Футбольной Ассоциации Англии.
Вдвоем — любые горы свернем
Придумали так: с 1874 года на каждый матч приглашать двух судей — по одному от каждой команды. К ним обращались в тех случаях, когда сначала капитаны, а потом и сами игроки — оказывались не в состоянии рассудить спорную ситуацию на поле.
Казалось бы, решение найдено, и можно наслаждаться игрой…
Но нет, опять тупик: приглашенные судьи с поразительной стабильностью принимали ровно противоположные решения, — что характерно, в пользу тех команд, которая их и пригласила.
В самом деле: неудобно ведь — тебя позвали, а ты будешь судить против пригласивших, фактически против своих… неловко как-то. Скажут потом — змею на груди пригрели, свиньей неблагодарной назовут…
Третьим будешь?
Тогда решили приглашать еще и третьего — третейского арбитра — и в трудную минуту отсутствия взаимопонимания соображать на троих.
Сработало: третейскому арбитру — оказавшемуся судом последней инстанции, — спорить было уже не с кем (с собой — не в счет: людей, раздираемых шекспировскими внутренними противоречиями, на эту ответственную работу не приглашали), так что долгожданное решение наконец-то принималось и игра продолжалась.
Откуда брали судей? Завозили с Марса?
Нет. Поначалу они были членами тех же футбольных клубов и часто совмещали игру на поле и судейство. Как говорится — сегодня я пастух, а завтра музыкант. Сегодня играю, завтра сужу… На стадионе отличить судью от болельщика того же сословия было просто невозможно: судьи носили обычную уличную одежду — куртку, брюки, цилиндр, ботинки. И если двое судей, приглашенных от команд-участниц матча, могли важно, с ощущением социальной значимости ходить вдоль поля, поделив между собой противоположные бровки, то третейскому арбитру приходилось скромно, не высовываясь, сидеть на трибуне и ждать, когда его позовут для принятия окончательного решения в сложных ситуациях.
Выработанный алгоритм к продолжению матча приводил, — но как все это было долго, томно и тягуче! — а зритель-то жаждал динамичного и захватывающего зрелища.
И пришлось джентльменам, воспитанным на многовековых традициях парламентской демократии прийти к неутешительному выводу: игре нужен разумный диктатор, контролирующий ход матча и оперативно выносящий вердикты, причем место его, и тут уж придется наступить на горло собственной песне, — не на трибуне, не на бровке, а на самом футбольном поле.
Диктатор на поле
Первый арбитр на поле судил при помощи носового платка, который, конечно же, всегда присутствует в кармане у джентльмена. Активно размахивая платком, арбитр мог в случае удачи привлечь внимание футболистов. Но чаще арбитру все-таки не везло: футболисты имели обыкновение смотреть не в сторону арбитра, а в сторону мяча.
Тогда арбитр на поле перешел на крик. В принципе это удавалось, особенно если судить приглашали работников местных оперных театров. Правда, к концу первого тайма кричавший оказывался совершенно охрипшим и на крик более не способным — это ведь был не закрытый концертный зал, не Ковент, извините, Гарден, а открытый и хорошо продуваемый газон… Стали пробовать на роль главного арбитра представителей других профессий, и каждый судивший привносил что-нибудь свежее в систему сигналов оповещения о нарушениях.
Из врачей один матч отсудил в те годы Артур Конан Дойль, автор рассказов о Шерлоке Холмсе (из Холмса, кстати, вышел бы расчудесный опорник — только представьте, как он бы разрушал все хитроумные комбинации соперника, наперед бы знал, куда пойдет его передача и всегда занимал бы поразительно правильную позицию…). Как Конан Дойл останавливал матч — неизвестно. В принципе мог бы каждый раз при нарушении посылать на поле санитаров.
Школьный учитель придумал звонить в школьный звонок-колокольчик.
Слава богу, не пригласили артиллериста.
Наконец 10 июля 1878 года судить футбольный матч позвали полицейского — учителя были в отпуске, а врачи в разъездах. Вышел на поле констебль — человек суровый, жесткий и авторитетный, — осмотрелся, а тут как раз драка между игроками началась — джентльмены обкатывали оперативно-физический метод аргументации. Ну, по профессиональной привычке полицейский и свистнул в свой свисток. Футболисты от удивления даже перестали драться — настолько всем это понравилось: ярко, звучно, убедительно!
С тех пор судья на поле останавливает игру с помощью свистка.
Одобрив эксперимент, в 1891 году Футбольная Ассоциация Англии постановила, что главный арбитр — единственный человек, принимающий решения по ходу матча. Отныне судья, непосредственно находившийся на поле, мог назначать штрафные и пенальти, а также удалять игроков.
Впрочем, по-прежнему каждая команда, участвовавшая в матче, могла делегировать своего полномочного представителя в помощь главному судье. Как и раньше, полпредов на поле не пускали, зато дали в руки по флажку, чтобы в случае нарушения они этими самыми флажками привлекали внимание полевого арбитра. Увидит — свистнет, игра остановится. Полпреды активно перемещались вдоль боковой линии, за что их стали называть «лайнсменами».
В наше время судебная коллегия, обслуживающая футбольный матч, возросла до пяти человек (прибавилось двое резервных). И ей есть куда расти в дальнейшем: у древних греков, например, разовая судебная коллегия состояла из 500 человек. Зачем так много?
Все просто: такое количество судей было трудно подкупить, во-вторых, таким числом можно всегда отбиться от недовольных, а в-третьих, практически каждый древний грек ежегодно выносил судебные решения и потом уже не ругался лишний раз с трибуны на судей, испытав на собственной шкуре все сложности этого занятия.
Последнюю точку в XIX веке — по вопросам судейства — поставила английская Футбольная Ассоциация, решившая назначать на важные игры независимых арбитров. И это всем понравилось — ведь все хотят справедливости, то есть беспристрастного судейства.
Век девятнадцатый, железный клонился к закату. На полях сражений появились нарезные винтовки и первые пулеметы, на футбольных полях — первые независимые судьи.
Великолепная семерка
Из первых работников футбольного правопорядка, вышедших на поле, выделим семь знаменитых английских арбитров, которые задали тон и установили планку.
Вот она, великолепная семерка: Альфред Стейр, Чарльз Олкок, Сегар Бастард, Чарльз Клегг, Чарльз Хьюз, Джон Льюис, Фрэнсис (Майор) Мариндин.
А может быть, вообще с них-то, с первых судей, все и началось? Одно дело принять унифицированные правила, создать руководящую и направляющую надстройку, другое — приучить игроков, и, что немаловажно, — зрительскую аудиторию — к пониманию правил и их соблюдению, к определенной манере поведения во время игры.
Именно они установили порядок на поле и сделали игру читаемой. И уже после этого футбол стал зрелищным и желанным…
А начиналась игра, как вы помните, с Кубка Англии по футболу — это был главный футбольный турнир второй половины XIX века. Сегодня на матчи национального Кубка англичане, да и не только они, часто выставляют резервные составы, приберегая основных игроков, суперменов газона, к чемпионату национальной Лиги и матчам Лиги чемпионов. А тогда оказаться в финале Кубка было высшей спортивной целью, причем как для игроков, так и для арбитров.
Не Хичкок, но Альфред, и жуть наводил успешно
Первый финал доверили судить государственному служащему, проще говоря — чиновнику. В Англии коррупция госслужащих не входила в число традиционных народных забав, и чиновник Альфред Стейр, вышедший в 1872 году в качестве арбитра на знаменитый лондонский крикетный стадион «Кеннингтон Овал», где решили провести финальный матч первого розыгрыша Кубка английской Футбольной Ассоциации между «Уондерерс» и «Ройал Энджинирс», — пользовался безусловным уважением игроков.
Конечно, Стейр и сам в футбол играл — за ныне несуществующую команду «Аптон Парк», которая в числе пятнадцати клубов участвовала в первом розыгрыше Кубка Англии по футболу. Через 29 лет футболисты этой любительской команды представляли Британию на вторых Олимпийских играх в Париже — где впервые проводился футбольный турнир — и, победив французов со счетом 4–0, с удовольствием заняли первое место. Также с этой командой связывали решающий донос на Уильяма Саделла — вообще доносов на Саделла писали много, но был один, решающий, который переполнил чашу терпения чиновников. Вы еще не забыли, что Саделла вызвали на ковер Футбольной Ассоциации за оплату труда футболистов в то время, когда профессионализм еще не был легализован? Администрация «Аптон Парка» активно отвергала факт доноса — доносчиком быть как-то некрасиво. Ну а последствия разбирательств футбольной Ассоциации с Уильям Саделлом были сами что ни на есть судьбоносные: кратковременное противостояние вылилось в итоге к утверждению профессионализма.
Самое интересное, впрочем, — не игра Стейра в «Аптон Парке», а то, что был он в свободное от футбола время налоговым полицейским, то есть человеком, по определению, вызывавшим легкий душевный трепет у окружающих, а именно это и требовалось от судьи на футбольном поле. Чтоб не было у футболистов лишних вопросов и явно выраженного недовольства решениями арбитра, а то ведь можно и налоговую декларацию уточнить после матча…
Как говорил Альфред Хичкок — я не против полиции, я просто боюсь ее.
Доверие Альфред Стейр оправдал, стабильно вызывая легкий трепет на протяжении 90 минут. От хорошего не отказываются — два следующих финала снова судил Альфред Стейр.
Кстати, в первом финальном кубковом матче за победителей («Уондерерс») играл Чарльз Олкок, а за проигравших («Ройал Энджинирс») — Фрэнсис Мариндин. Оба — из нашей великолепной судейской семерки.
Еще Альфред отсудил матч англичан с шотландцами 1875 года — тот самый, в котором англичан с капитанской повязкой вывел Чарльз Олкок, — вывел и забил второй мяч после подачи углового. А на линии судить игру помогал, набираясь судейского опыта, майор Мариндин.
Можно назвать Стейра первым судьей в истории футбола (а первым, как вы понимаете, быть очень трудно). И уже вслед за ним, как по ступеням (ведь «Stair» по-английски — ступень), шли следующие арбитры.
Снова Олкок
Судейскую эстафету от Стейра подхватил Чарльз Олкок, о котором уже было много сказано — одно слово, апостол футбола.
В конце игровой карьеры его замучили травмы, а не выходить на поле он не мог — тянуло магнитом. «Не расстанусь с комсомолом, буду вечно молодым», — пели до наступления развитой демократии советские люди. Олкок не мог расстаться с зеленым газоном. И стал судьей.
Особенно напряженным выдался для Чарльза март 1875 года. Сначала в звании капитана сборной Англии Чарльз забивает гол шотландцам (вы еще не забыли? — матч судил Альфред Стейр). Через неделю — судит финал придуманного им Кубка Англии, а там — ничья. Пришлось через три дня судить и переигровку. Весь март на манеже, — на стадионах.
Сегодня трудно представить, что футболист в одном месяце и играет, и судит, причем и то и другое на высшем уровне. А тогда — пожалуйста. Сколько угодно. Такое уж было время.
Пройдет четыре года, и Олкок вновь выйдет на финальный кубковый матч со свистком…
Если Альфред Стейр наводил трепет своей должностью, то Чарльз Олкок был беспрекословным авторитетом — это ведь он придумал тот самый Кубок. С таким разве можно спорить?
Снова Мариндин
Ну а самым влиятельным, можно сказать — Главным арбитром XIX века, арбитром из арбитров, был все-таки Фрэнсис Мариндин, или майор Мариндин, как его обычно называли даже, когда он, продвинувшись по офицерской лестнице, стал полковником.
О нем уже было сказано — повторим лишь то, что он восемь раз подряд — с 1883 по 1890 год — судил финальные матчи на Кубок Футбольной Ассоциации. Это феноменальный рекорд.
Его тоже слушались, не пререкаясь, — ведь решения на поле принимал не просто профессиональный, а самый что ни на есть боевой офицер, нюхавший порох войны. Максимально строгий, с прямым выходом на справедливость.
Спорить было бесполезно.
Что это там за мерзавец в черном?
У английских болельщиков есть всякие кричалки — приличные и не слишком, обидные и забавные. Самая знаменитая кричалка об арбитре связана со словом «bastard», что можно перевести как «мерзавец». Есть версия, что популярное нынешнее скандирование «что это там за мерзавец в черном?» — дань памяти английскому арбитру Сегару Ричарду Бастарду.
Изначально слово «bastard» означало незаконнорожденного ребенка короля. У королей, как известно, были многочисленные внебрачные связи, которые приводили к появлению на свет цветов жизни, называемых в народе бастардами. Интересно, что, если у короля не появлялись дети вне брака, окружение начинало всерьез волноваться — что это с королем? Не болен ли? Может, врача? Иль суп из сельдерея? Дело в том, что в Средние века велика была детская смертность — до появления пенициллина и последующих за ним разнообразных антибиотиков пройдет еще много лет. Отпрыски королей активно погибали в результате заговоров, — да где только они не погибали, не дожив до престолонаследия — даже на рыцарских турнирах, где им было запрещено участвовать, они все равно умудрялись погибать — под чужими именами. А если в стране не было прямого наследника, пусть даже и внебрачного, это означало начало гражданской войны — поскольку претендентов на престол сразу оказывалось несколько — племянники, там, троюродные братья и прочие, — многочисленные родственники объявлялись и выставляли претензии очень быстро и договориться между собой никак не могли. А хуже гражданской войны в государстве быть ничего не может. Так что, чем больше у короля сыновей, тем лучше для стабильности в стране.
Бастардом Генрих VIII назвал свою дочь Елизавету, которая, несмотря на это, благополучно правила Англией в течение 55 лет. Бастардом был сам Вильгельм Завоеватель, разгромивший при Гастингсе англосаксов и их вероломного Гарольда. Гарольд только что одолел на севере страны викингов во главе с Харольдом Суровым у Стэмфорд-Бридж (то есть «Стэмфорд Бридж» на юге — это стадион, на котором играет «Челси», а на севере — это деревушка в 11 километрах от Йорка). И вместо того чтобы отдохнуть, без передышки пошел на второй тайм — навстречу высадившемуся Вильгельму — а это, извините, 362 километра. Напоминаю, что тогда еще не было танков, транспортной авиации и грузовиков «Тесла», преодолевать расстояние необходимо было на лошадях или пешим ходом во всем снаряжении, то есть тащить на себе приходилось килограмм тридцать стрелонепробиваемого металла.
К месту сражения с Вильгельмом парни Гарольда пришли, как будто играли весь сезон два матча в неделю. Плюс еще на Кубок лиги. Ну и повелись на старую как мир военную уловку — увидев, что противник отступает, пошли в контратаку, забыв об игровой дисциплине. Тут их окружили и порубили хитрые, хорошо отдохнувшие норманны, в связи с чем Гарольд покинул этот мир, а королем Англии стал Вильгельм, говоривший исключительно по-французски (не будем забывать о том, что младшая дочь Гарольда, Гита, вышла замуж за нашего Владимира Мономаха — мелочь, которая тем не менее роднит нас с игрой в мяч ногами).
Итак, о Бастарде. Сегар Бастард, как и Альфред Стейр, 15 лет играл на правом фланге той самой уникальной команды «Аптон Парк». Кроме того, что это единственный футбольный клуб, который может похвастаться победой на Олимпийских играх, так это еще и кузница будущих знаменитых футбольных арбитров. Игровую карьеру Бастард совмещал с судейством, где добился гораздо большей популярности. В качестве арбитра его уважали и любили все — и игроки, и болельщики, и коллеги-судьи. Ну а после того как он блестяще отсудил финал Кубка Англии 1878 года (справедливо отменив гол, забитый из положения «вне игры»), его назвали «рыцарем свистка». Кстати, судил он этот самый финал в возрасте 24 лет. В Древней Греции его бы даже не выбрали в состав суда присяжных — туда проходили только достигшие 30-летнего возраста.
Наверное, Сегар Бастард навсегда останется единственным футболистом, который сначала вышел на поле со свистком, обслужив международный матч, и только потом впервые принял участие во встрече подобного ранга в качестве игрока. В 1879 году Бастард отсудил матч Англия — Уэльс на «Кеннингтон Овале», который из-за сильного снегопада решено было проводить в укороченном формате — два тайма по 30 минут. А в следующем году наш герой вышел на поле уже в качестве игрока — бегать на свой любимый правый фланг в матче с шотландцами в Глазго.
Наполеон футбола
Чарльз Клегг — наипочетнейший гражданин Шеффилда.
За «Шеффилд Уэнсдей» Чарльз с удовольствием и пользой играл, а «Шеффилд Юнайтед» — основал. И был президентом обоих клубов. И примирил две футбольные ассоциации Шеффилда, объединив их в одну, которую, естественно, и возглавил. Возражений не было. Как говорится, пришел лесник (правда, Клегг был юристом, но ведь юриспруденция — темный лес, а значит юрист — тот же лесник) и всех разогнал, наведя в доме порядок. А мы помним, что Шеффилд — непростое место. Там производили самые острые ножи на британском острове, следовательно, в таких местах живут только очень крутые парни…
В 1890 году за заслуги в наведении порядка Клегга выбирают председателем совета директоров английской Футбольной Ассоциации, и на этом ответственном посту он обосновался аж на 47 лет — значительно больше, чем кто-либо другой. За это время Англия вошла в ФИФА, вышла, снова вошла — ну точно как (опять-таки) лопнувший воздушный шарик в горшочек ослика Иа-Иа. После смерти Клегга, уже по инерции (понятно, что уважительная причина всегда найдется) Футбольная Ассоциация еще раз из ФИФА выйдет и снова войдет…
В двадцатых годах XX века, после смерти апостола Киннэрда, Чарльз Клегг в течение 14 был еще и президентом этой влиятельной футбольной организации, став единственным человеком, совмещавшим два высших поста английского футбола.
Клегг сопротивлялся как мог — а мог он вполне яростно — профессионализму в футболе. Он считал, что активное обращение денег в футболе неминуемо приведет его в тупик. Идея спортивного состязания будет коррумпирована стремлением к личной выгоде и жаждой наживы участников футбольного бизнеса.
У Клегга был брат Уильям — естественно, мяч они гоняли оба, став первыми братьями, выступившими за сборную Англии. Сначала в 1872 году сыграл Чарльз — это был первый официальный международный матч в истории футбола (правда, Клегг остался крайне недоволен игрой — ему никто не пасовал: с милого севера страны был вызван он один, а эти южные снобы, составившие костяк команды, смотрели на северянина свысока и если уж делали передачи, то только своим, чисто по-соседски), а в следующем году в составе англичан значился уже Уильям.
После завершения игровой карьеры Клегг, которого сила футбольной гравитации тянула обратно на газон, взял свисток и стал арбитром. Судил все, что можно было судить в Шеффилде, успешно наводя порядок теперь уже на футбольном поле. Неудивительно, что Клеггу было предоставлено право навести порядок и в двух финалах Кубка Англии (в 1882 и 1892 годах), и в нескольких важных международных матчах.
За допустимую жесткость и непререкаемый авторитет Клегга прозвали Наполеоном футбола. Также как и Артур Киннэрд, Чарльз Клегг пережил страшную трагедию — смерть обоих своих сыновей.
В 1927 году король Великобритании Георг V, который был удивительно похож на нашего Николая II (приходясь ему всего лишь двоюродным братом), возвел Чарльза Клегга в рыцари.
Таким образом, Клегг стал первым человеком, возведенным в рыцари за деятельность, связанную с футболом. Следующий футболист станет сэром через 38 долгих лет — за год до того, как Англия выиграет титул чемпионов мира список футболистов-сэров пополнит великий Стэнли Мэтьюз.
Еще один Чарльз, и опять — не Диккенс
Еще один арбитр из великолепной судейской семерки — Чарльз Хьюз. Нетрудно заметить, что судей XIX века через одного звали Чарльзами. Жаль, что писатель Диккенс не судил серьезные футбольные матчи — он ведь тоже был Чарльзом, но чуть-чуть не дожил до больших турниров, а так его бы несомненно взяли на поле — за имя и авторитет.
Чарльз Хьюз стоит у истоков создания особого клуба: только в его названии используется имя королевской особы — «Нортвич Виктория». Именно королева Виктория правила в эпоху создания футбольных правил, ассоциаций и первых турниров. Долго правила, 64 года, и умерла с приходом XX века.
Хьюз играет в «Нортвич Виктории», тренирует ее (слова «тренер», как вы помните, тогда еще не было, а странных людей, осмеливавшихся давать футболистам указания и составлявших списки основного состава называли секретарями), и распределяет денежные средства (за этот клуб несколько матчей сыграет валлийская суперзвезда Билли Мередит — после чего его посчитают слишком юным и худощавым).
Как и апостол Олкок, Хьюз получает травму, не совместимую с продолжением игровой карьеры, но не может жить без футбола — и идет судить матчи, а также организует работу региональной Футбольной Ассоциации, которую возглавляет в течение 30 лет (рекордный срок для того времени).
Все они — апостолы, первые судьи и первые игроки — услышали свыше: «Идите по всему миру и проповедуйте футбол всей окрестной твари».
И пошли. И проповедовали.
В конце XIX века Хьюз был, пожалуй, самым популярным английским арбитром, ведь именно он в трех финалах Кубка Англии — в 1891, 1893 и 1894 годах, — вышел на поле со свистком.
А в XX веке Чарльз Хьюз уже вице-президент Футбольной Ассоциации Англии, отвечавший в 1907 и 1908 годах за подбор футболистов в национальную сборную, то есть, по сути, стал ее тренером.
Судья, ставший тренером национальной сборной… Ну так в те годы все было возможно.
Свистку все возрасты покорны
Джон Льюис, получив эстафету от Чарльза Хьюза, судил финалы Кубка Англии 1895, 1897 и 1898 годов.
Загадочный и неординарный был человек, начиная прямо с даты своего рождения — одни источники утверждают, что он родился в 1848 году, другие — на 7 лет позже. Убегая от настырных чиновников, которые допытывались у Джона, а не родился ли он в итоге дважды (в Древней Индии дважды рожденным называли пробудившегося к духовной жизни), Льюис бросает якорь в Блэкберне (это не так далеко от моря на северо-западе Англии, — если с утра пешком пойдете в Лондон, к вечеру не поспеете: все-таки километров триста будет). Ну а бросив якорь, как и подобает английскому джентльмену, Джон организует в городе футбольный клуб.
Можно быть уверенным в том, что, когда англичане высадятся на Марсе, у них будет два дела первостепенной важности: поискать (ненавязчиво) источники пресной воды и в сжатые сроки организовать местный футбольный клуб.
В 1875 году «Блэкберн Роверс», в составе которого был и Джон Льюис, сыграл свой первый матч, через 13 лет вместе с другими 11 командами сформировал английскую Футбольную Лигу, еще через 24 года стал ее чемпионом, а через 83 года после первого чемпионства выиграл и нынешнюю Английскую Премьер-Лигу.
Когда игровая карьера Льюиса подошла к концу, Джон, повесив бутсы, взял свисток и стал судить не просто хорошо, а отлично. Похоже, он действительно понимал суть футбольной игры, иначе не написал бы следующие слова:
«Лично я не считаю ужасным то, что многие болельщики свистят и ругаются на те или иные решения арбитра во время матча. Арбитр не должен забывать, что футбол — это прежде всего игра, которая заводит, разогревает кровь, инспирирует азарт и кураж — причем как у игроков, так и у болельщиков. Попробуйте запретить болельщикам выражать свои эмоции, и назавтра трибуны опустеют…»
Льюис продолжает набирать авторитет в качестве футбольного арбитра, и возраст его никого не смущает. В конце концов судье же не надо перегонять защитника и догонять нападающего тоже не обязательно. Главное — хорошо видеть поле, правильно выбирать точку обзора и быть авторитетом. Льюису исполняется 53 года (ну или — 60 лет, если брать второе рождение), а его тем не менее смело зовут на олимпийский футбольный турнир 1908 года. Организаторов не смущает и то, что судить англичанину Льюису придется матч с участием сборной Великобритании, которой в финале противостояли датчане. Англия победила в присутствии 8 тысяч зрителей (один из мячей забил рыцарь футбола Вивиан Вудворд), и ни у кого не было претензий к судейству!
Прошло 12 лет, четыре из которых заняла безумная мировая война. В 1920 году стали искать судью на полуфинальный матч футбольного турнира стокгольмской Олимпиады. Кто погиб, кто устал от всего, кто не был готов.
Вспомнили о Джоне Льюисе.
Льюис согласился и вышел на футбольное поле со свистком в возрасте 65 (или 72) лет. Бельгийская пресса восторгалась судейством. Понятно, что и финал судить выпало именно Льюису. А вот тут он непроизвольно стал соавтором одной из самых скандальных ситуаций в матчах международного футбола.
К 40-й минуте финального матча Бельгия, игравшая с чехами, вела 2–0, причем чешские игроки утверждали, что оба мяча были забиты с нарушением правил, но Льюис был непреклонен. Ну а когда на 40-й минуте судья-ветеран удалил чешского игрока за грубейший фол, чехи в полном составе покинули поле и больше на нем уже не появились, подав протест на судейство. Тем не менее протест был отклонен, чешская сборная дисквалифицирована, а Джон Льюис…
Джон Льюис остался в истории самым возрастным футбольным арбитром, когда-либо судившим международный матч.
Работа у них такая
Представляете — каково быть судьей? Отвечать за справедливость на участке 120 на 90 метров на виду у десятков тысяч пристрастных наблюдателей (а теперь еще и миллионов телезрителей)…
Можно сказать, что судья постоянно находится под бременем, даже под гнетом справедливости. Его постоянно растаскивают, раздирают на части игроки противоборствующих команд, каждый из которых уверен на сто процентов (часто даже больше) в том, что прав именно он. Некоторые при этом искренне заблуждаются, другие хитрят, симулируют или, если проще, — врут. Как говорят в серьезных оркестрах — ври да играй, главное, чтобы при этом лицо убедительным было.
И как тут быть? Помните царя Соломона, которому пришлось рассудить двух женщин, претендовавших на одного и того же ребенка? Соломон догадался — как это сделать и нашел истинную мать.
Главный арбитр во время футбольного матча постоянно находится в положении царя Соломона. Он должен все видеть, все понимать и оперативно выносить правильные решения. Опереться судье абсолютно не на кого — по полю бегают 22 потенциальных лгуна и симулянта, которые, что бы ни случилось, будут с честными глазами доказывать, что правда на стороне его команды, с которой у него подписан выгодный контракт.
Тяжело судьям… А что там с материальной компенсацией вредного труда?
Нынешние судейские знаменитости — Мартин Аткинсон, Майкл Дин — зарабатывают за год не менее 100 тысяч фунтов стерлингов (каждый). В целом это совсем неплохо. Можно и в оперу сходить, и в отпуск в Сочи на недельку съездить. Но только, вот, Уэйн Руни, которого они периодически судят, эти же деньги получает за три календарных дня…
И все-таки хочется верить, что футбольными арбитрами становятся не ради заработка. Что этот человек, бегающий в короткой черной одежде со свистком на груди, неподкупен, точен, умен и всегда знает — что делать…