Я в домике
Поскольку речь идет об игре, посмотрим на детей: дети готовы играть постоянно, за исключением времени на сон и еду. Час без игры — время на ветер. Включение в игру происходит моментально. Если правила неизвестны — они запоминаются на ходу. Выход из игры, который может произойти по причине недовольства правилами или их нарушением со стороны партнеров — осуществляется обычно декларацией: «я не играю» или «я в домике».
Особенно интересен второй вариант: «я в домике» означает независимость от правил, правила на меня временно не распространяются. С другой стороны, и я никому не мешаю — стою себе тихо, наблюдаю за неторопливым течением жизни.
Вполне возможно, что будущее офсайда — как раз за детскими вариантами выхода из игры, в которых игрок берет инициативу выхода на себя. Нужно всего лишь построить на футбольном поле пару небольших домиков, чтобы зашедший в них игрок смог оказаться вне игры. Там же может скрыться от возмездия игрок, грубо нарушивший правила. Если успеет добежать, конечно.
Традиция создания убежищ и укрытий от возмездия идет из Ветхого Завета.
«…выбери в каждой части город, к которому близко всем в этой округе, и проложи в тот город дороги, чтобы любой человек, убивший другого, мог спастись в этом городе…»
Получив каменные скрижали с Десятью заповедями, еврейский народ получил и указание построить три города, равномерно распределенных по району обитания. Это был не просто «домик», где можно было объявить себя вне игры, а города-убежища, где удавалось спастись совершившим непредумышленное убийство. Причем дороги, ведущие в эти города, должны были быть самыми качественными, ведь бежать по ним придется максимально быстро, убегая от родственников убитого, жаждущих кровной мести…
А что футбол? Это же все-таки игра… Впрочем, как и вся наша жизнь — недаром так поется в опере. Бывает, и в жизни мы оказываемся вне игры, вынужденно уступая дорогу. А иногда в игре, которую предлагает жизнь, вообще лучше не участвовать…
Отрегулируйте мне жизнь
В нашей жизни есть регуляторы. Ускорители и замедлители. Улучшатели.
Как известно, выпив с утра, можно отрегулировать себе настроение на целый день. Но это, конечно же, только на персональном уровне.
Хорошее настроение одного гражданина вряд ли повысит или понизит среднюю температуру по стране. Для того чтобы повлиять на жизнь всего общества нужны мощные регуляторы, например ставка рефинансирования. Еще ее называют учетной ставкой центрального банка, а в США зовут ставкой Федеральной резервной системы. Это один из важнейших экономических регуляторов. Иногда учетную ставку меняют, причем, видимо, не от скуки, а чтобы оживить экономику и скрасить наше существование. Понижение ставки уменьшит инфляцию, но одновременно ослабит национальную валюту. Повышение ставки укрепит национальную валюту, но приведет к росту безработицы. Все очень непросто, поэтому со ставкой рефинансирования работают умудренные знаниями люди.
Вот встали мы с утра и вдруг почувствовали, что нам стало немножко лучше, — можно не сомневаться, что те, кто наверху, — ну, то есть значительно выше нас, но чуть ниже Бога — встали ни свет ни заря и поменяли ставку рефинансирования — в требуемую сторону, разумеется. Возвращаемся вечером домой с работы и ощущаем: что-то не так, опять лучше, как-то даже хорошо — значит, снова на совесть сработали ответственные за этот важнейший экономический параметр.
Ну а как насчет футбола? Можно ли направлять и его развитие? Убыстрять, утончать, усложнять, упрощать? Делать футбол лучше?
Прибавьте футболу яркость
Оказывается, да — можно. И одним из главных футбольных регуляторов — с точки зрения стиля игры, тактики, результативности да и зрелища как такового, что, согласитесь, немаловажно, является… правило офсайда.
Не удивляйтесь, что такая, казалось бы, мелочь способна на многое: только эта футбольная норма меняется уже на протяжении полутора веков, коренным образом влияя на игру в мяч ногами.
Цель любых изменений в футбольных законах — сделать игру сбалансированной и притягательной. То есть добиться такого соотношения между защитными и атакующими действиями, которое приводило бы к оптимальному зрелищу. Приятно, когда мяч оказывается в сетке ворот (конечно же, соперника). В этот момент, как было абсолютно точно написано за 38 лет до издания первого унифицированного свода футбольных правил, — сердце бьется в упоенье, и для него воскрешаются вновь — и торжество, и упоенье, и жизнь, и слезы, и любовь. Но если это упоение будет происходить слишком часто — пропадет острота ощущений, получится уже какой-то баскетбол, не к ночи будет сказано. Слез не хватит, торжество наскучит, любовь превратится в рутину, а ее в нашей жизни и так хватает.
Только на основе логичных, сбалансированных правил может возникнуть динамичная, зрелищная игра. Та самая игра, ради которой миллионы людей будут притягиваться к стадионам и телетрансляциям, на полтора часа забывая обо всем на свете, и, в случае победы любимой команды, — с упоением отрываться от Земли вопреки силе притяжения.
Можно сказать, что игра в мяч ногами вообще сохранилась как любимая игра миллионов именно благодаря изменениям в трактовке офсайда, — далеко, казалось бы, не самого главного и отнюдь не уникального футбольного правила, ведь положение «вне игры» определяют и на суше — в баскетболе, и на льду — в хоккее, и на море — в водном поло.
Играли бы в воздухе, и там бы определяли, можно не сомневаться. Есть ли офсайд в Квиддиче? — честно скажу: не знаю.
Но нигде офсайд так сильно не влиял на игру, как в футболе.
Офсайд впадает в крайности, но выкарабкивается
С точки зрения положения «вне игры», футбол прошел через две крайности. От полного отсутствия ограничений на положение игроков относительно мяча — до полного запрета на нахождение впереди мяча при атаке.
Вначале нападающие просто жили, прописывались у ворот соперника. Только что палатки там не раскладывали. Уходить с выгодного плацдарма смысла не имело. Жди себе, когда мяч прилетит: ногу или голову подставил — мяч в воротах. Удобно, выгодно. Главное — найти хлебное местечко. Грибное, рыбное. Но притянет ли такое шоу зрителей? Более того — понравится ли такое времяпрепровождение самим участникам? Если бы рыба ловилась с каждым забросом удочки, а благородные грибы с поклоном предлагали себя на каждом шагу грибника, — нам бы просто не захотелось ловить и собирать, потому что так неинтересно.
Посмотрим, как развивалась трактовка положения «вне игры».
Первое внятное описание офсайда произошло в уточненных кембриджских правилах 1856 года:
— когда мяч, направленный со стороны ворот команды игрока, оказался впереди него, то — если между ним и воротами соперника не более троих соперников, — игрок не может касаться мяча до тех пор, пока его не коснется кто-либо из команды соперника;
— находиться между мячом и воротами соперника запрещено.
Следующий ход — за Джоном Трингом, переехавшим из Кембриджа в Аппингем и в 1862 году издавшим свои циркуляры для игры в мяч ногами с повышенным уровнем прозрачности:
— игрок считается находящимся в положении «вне игры», как только он оказался впереди мяча. При этом он должен как можно скорее вернуться назад, чтобы быть позади мяча;
— если игрок, находящийся в положении «вне игры», получает мяч от партнера по команде, он не имеет права его трогать, наносить удар или продвигаться вперед до тех пор, пока кто-либо из другой команды не дотронется до мяча или кто-либо из его собственной команды не отправит мяч на одну линию с ним или перед ним;
Это истолкование очень напоминает игру в регби. В самом деле — вот как на данный момент трактуется офсайд в игре с овальным мячом:
В открытой игре игрок находится в положении «вне игры», если он оказывается впереди товарища по команде с мячом или впереди товарища по команде, который последним сыграл мячом. Положение «вне игры» означает, что игрок временно не может принимать участие в игре. Если такой игрок участвует в игре, он подлежит наказанию.
При этом надо отметить, что «вне игры» в регби значительно сложнее футбольного офсайда — например, там есть непростое правило «10 метров». Кроме того, игрока, находящегося в положении вне игры, может включить в игру (подзарядить, вытащить из домика) как свой, так и соперник — при определенных условиях.
В октябре 1863 года издается кембриджский ответ Джону Трингу, переехавшему в Аппингем — ответив по многим пунктам, ребята из Кембриджа тем не менее пошли на поводу у своего бывшего товарища по трактовке офсайда, хотя будущее было, напротив, на их стороне:
— в момент, когда игрок бьет по мячу, любой его партнер по команде, оказавшийся ближе, чем он, к воротам соперника — считается в положении «вне игры» и не может как касаться мяча, так и препятствовать другому игроку сыграть в мяч.
Чувствуете, как регби давило на составителей первых правил?
И в унифицированном своде правил Футбольной Ассоциации, принятом в декабре 1863 года в таверне «Вольные каменщики», к сожалению, остается данная, прорегбийная трактовка офсайда:
В момент, когда игрок ударил по мячу, любой его партнер по команде, оказавшийся ближе, чем он, к воротам соперника — считается в положении «вне игры» и не может как касаться мяча, так и препятствовать любым способом другому игроку сыграть в мяч — до тех пор пока вновь не окажется в игре; но правило «вне игры» не действует, когда мяч выбивается с линии ворот.
Данное правило идет в своде под пунктом 6, и не случайно Антон Павлович Чехов назвал свою знаменитую повесть, написанную через пару десятилетий, «Палата № 6», — можно предположить, что это дань памяти неудачно сформулированному правилу футбольного офсайда.
Футбол и регби: развод затянулся
Любопытно, что в ныне действующих правилах футбола пункт, описывающий офсайд, идет под номером 11. Но и в современных международных правилах регби правило «вне игры» изложено в пункте под номером 11, — вот она, встреча офсайдов!
К счастью, совпадая по номеру, трактовки «вне игры» расходятся по содержанию. Вот современное определение офсайда для игры в футбол:
Игрок находится в положении «вне игры», если любая часть его головы, тела или ноги находится на половине поля соперника (исключая среднюю линию), и любая часть его головы, тела или ноги ближе к линии ворот соперника, чем мяч и предпоследний игрок соперника.
Что же касается регби, то, как вы помните, эта игра, согласно популярной легенде (а история сплошь и рядом состоит из красивых легенд, будь то 300 спартанцев или Ледовое побоище), возникла из первобытного футбола: в 1823 году, когда унифицированные правила еще никому не снились, Уильям Уэбб Эллис, учившийся в частной школе города Регби (местечко в центре Англии, в двадцати километрах от Ковентри и тридцати от Лестера), во время очередной унылой нерезультативной игры в мяч ногами — а тогда можно было останавливать мяч руками, но нельзя было с ним перемещаться по полю, — вдруг схватил мяч и, пробежав с ним в руках через все поле, занес его в ворота. Парня, ясное дело, тут же побили за самоуправство, но идея бегать с мячом в руках по футбольному полю английскому студенчеству приглянулась, и новая игра в Англии прижилась. По правилам новой игры школы Регби, нельзя было пасовать вперед. Только назад. Поэтому атаки шли веером — мелким пасом ближайшему партнеру сзади.
Но футболистам-то за что такое наказание в виде веера и мелкого паса назад (хотя сегодня многие не уверенные в себе футболисты спасаются как раз этими самыми мелкими передачами назад)? В течение первых трех лет энтузиастам игры по унифицированным правилам приходилось бегать исключительно позади мяча. Но это ж бег по мукам, да и только! Попробуйте для интереса поиграть с таким правилом и посчитайте — сколько в воздухе за время матча повиснет крепких выражений… Единственным плюсом подобного варианта положения «вне игры» было развитие дриблинга: хочешь — не хочешь, приходилось самому идти с мячом вперед, обматывая соперника.
Но не дриблингом единым жив футбол, и уже в 1866 году Футбольная Ассоциация Англии опомнилась и, признав, что бес регби ее попутал, опубликовала первое изменение к принятому своду правил. Впервые вводилось понятие «офсайда». Игрок считался в положении вне игры, если перед ним и воротами соперника находилось по крайней мере три игрока противоположной команды (включая вратаря).
Привет, офсайд
Дело пошло. Игра начала стабилизироваться.
Считается, что первый офсайд был зафиксирован в марте 1866 года и не на ком-нибудь, а на Чарльзе Олкоке — придумавшем игру на вылет и организовавшем первый футбольный турнир на нашей планете, — что ж, значит, Бог метит не только шельму, — первым офсайдом был помечен великий апостол футбола.
В 1872 году офсайд стал фиксироваться в момент передачи, а не в тот момент, когда игрок уже получил мяч. Что это означает? А то, что теперь необходимо было следить за местом, где отдают передачу, и за местом, где ее принимают. Как это можно было осуществить на практике — никто толком не знал, и у первых судей, обслуживавших матчи, стал стремительно развиваться шейный остеохондроз. В конце концов, главных арбитров освободили от фиксации положений «вне игры» по состоянию здоровья, сделав ответственными за офсайды специальных людей на линии. Звали несчастных «лайнсменами».
А тем временем жизнь неслась вперед и требовала от футбольных законодателей новых уточнений, и они произошли. В 1903-м году было введено понятие «пассивный офсайд»: не мешал, не влиял, — значит, правила не нарушал. Просто рядом впереди бежал, проявляя пассивность. Отныне так разрешалось.
В 1907 году офсайд стал фиксироваться только на чужой половине поля. Зашивались лайнсмены, фиксируя офсайды по всему полю, а они ведь тоже люди. При этом игра постоянно останавливалась, что возмущало разум болельщиков.
В 1921 году отменили офсайд при вбрасывании аута. Мелочь, а тоже ведь в пользу динамики игры — вбрасывание аута могло теперь стать началом быстрой атаки на ворота. Короткий миг полной свободы перемещений. С другой стороны — своеобразная дань истории, — эпохе, когда все были в игре, обходясь без офсайдов.
Все эти нововведения, собственно, и должны были оживить игру, сделать ее более динамичной, зрелищной и результативной…
Но не тут-то было.
Ловушка
Начало XX века принесло миру ряд важнейших инноваций: Эрнест Резерфорд расщепляет атом, а североирландский защитник Билл Маккрэкен, игравший с 1904 по 1924 год за «Ньюкасл» и выигравший три чемпионских титула с одним Кубком в придачу, расщепил часть своего серого вещества и придумал офсайдную ловушку, или так называемый искусственный офсайд.
По его сигналу все игроки команды выдвигались вперед, и соперник оказывался в офсайде. Все, кроме вратаря и последнего защитника, который при этом оставался сзади (ведь, согласно действовавшим правилам, офсайд фиксировался по двум защитникам и вратарю) и встречал нападающего, если тому вдруг удавалось избежать офсайда. Грамотно и со вкусом нашел Маккрэкен лазейку в правилах!
Из креативной искры защитника Билла возгорелось пламя офсайдовых ловушек по всей империи. Болельщики считали уже не количество голов — их было неприлично мало, — а количество положений «вне игры». Нормой стало сорок офсайдов за матч, а уважающие себя защитники норму перевыполняли с избытком («футбол, — говорили в те годы болельщики, — это игра в мяч ногами, которая заканчивается со счетом 0–0, при этом команды соревнуются в количестве искусственных офсайдов»). Особенно преуспели в этой футбольной забаве сам автор ловушки и его партнер по обороне Фрэнк Хадспет. Футболисты, приезжавшие на север Англии, шутили: «Как только мы, выйдя из поезда на перрон в Ньюкасле, слышим свисток сотрудника вокзала, нам кажется, что мы уже в офсайде»…
Но долго эта оборонительная вакханалия продолжаться не могла — чаша терпения широких народных масс переполнялась…
Второе рождение
И переполнилась. В 1925 году в Советском Союзе осудили Троцкого и начали строить социализм в одной отдельно взятой стране. Ну а в Англии местная Футбольная Ассоциация, осознав революционную ситуацию, приняла, возможно, самую радикальную поправку к футбольным правилам в XX веке. И касалась она, конечно же, главного регулятора: положения «вне игры».
Отныне игрок считался в офсайде, если перед ним и воротами соперника находилось менее трех игроков противоположной команды. Включая кипера, разумеется.
Скорбный труд английских футбольных законотворцев не пропал зря. Тяжкие оковы оборонительной тактики пали — если до принятия радикальной поправки, в сезоне 1924–1925, игроками Футбольной Лиги было забито 4700 голов, то в следующем сезоне футболисты за то же количество матчей, но с новым правилом офсайда, заколотили в сетку уже 6373 мяча. Рост производительности футбольного труда налицо! В сезоне 1926–1927 Джордж Кэмзелл, выступавший за «Мидлсбро», установил рекорд результативности, забив 59 мячей. А в следующем сезоне его результат перекрыл удивительный — невысокий, но постоянно забивавший головой — футболист Дикси Дин, главная легенда «Эвертона», забивший на один мяч больше (и этот рекорд — в 60 голов — держится до сих пор; выступая в Первом дивизионе Дикси Дин забил 310 голов в 362 матчах — это третий результат в истории; выступая за сборную Англии — забил 18 голов в 16 играх!).
Теперь, делая искусственный офсайд, можно было нарваться на крупную неприятность. Футбол стал приятнее, привлекательнее на вид, можно сказать — родился заново!
На зверя и ловец бежит. Именно в это время — а ничего случайного в мире не происходит — в лондонский «Арсенал» приходит великий английский тренер Герберт Чепмэн и оттягивает одного полузащитника в центр обороны, получая новую тактическую схему — «дубль-вэ». «Арсенал» становится сильнейшим клубом 30-х годов, а схемой «дубль-вэ» заразились не только в Европе, но и на далекой Амазонке, где, как известно, много диких обезьян. Пошла, поехала великолепная футбольная бразилиада…
Впрочем, вечную футбольную феерию изобрести невозможно — и в середине 60-х годов XX века на поле вернулась хорошо забытая старая офсайдная ловушка — в условиях действующих правил «вне игры». Особенно преуспели в этом оборонительном упражнении бельгийцы. Опять игра становилась оборонительной и монотонной (несмотря на отдельные всплески тотального футбола).
Что делать? Ясное дело — корректировать правило офсайда.
Офсайд, спаси нас от скуки!
В 1990 году — после скучнейшего Чемпионата мира, в котором впервые финал выиграла команда, забившая всего один гол, а проигравшие вообще мячей не забили, — футбольные законотворцы опубликовали изменение к правилам: теперь футболист не считался в офсайде, если он находился на одной линии с предпоследним игроком защищающейся команды.
Это была одна из двух радикальных поправок в футбольных правилах за 75 последних лет XX века. Пробуксовывавший футбол опять встрепенулся, а тут и XXI век подошел с невиданными техническими инновациями. И уж конечно новое мобильно-сетевое время отметилось очередными поправками к правилу — регулятору футбола.
Первое уточнение офсайда носило анатомический характер. Не успел начаться нынешний век, как футбольные законодатели разъяснили, что нападающий находится в офсайде только в том случае, если за линией предпоследнего игрока обороняющейся команды оказалась часть его тела, которой можно бить по мячу.
Это означало, что теперь можно смело размахивать руками на бегу. Делать вратарю «козу», показывать устрашающий кулак. Руки футболистов стали свободными от офсайдов!
Но еще более существенным стало очередное уточнение пассивного офсайда. Теперь, например, если мяч отскочил от защитника или вратаря игроку, находящемуся в положении «вне игры», игра будет остановлена. А вот если защитник сам ошибся, отдав пас нападающему в офсайде — то игру можно продолжать.
Судья должен отличать отскок от паса, пассивного от активного. Имеющий глаза да видит. Имеющий свисток да имеет много глаз.
Еще одно дополнение к трактовке офсайда учитывало недостаток воспитания игроков, а именно — привычку отдельных товарищей уходить не попрощавшись. Надоело, например, защитнику за нападающими гоняться, достала вся эта суета сует, — плюнул он на газон и пошел за ворота, ну там подруге позвонить или просто на травке полежать, посмотрев на небо, как Андрей Болконский… Теперь подобным поведением он подложит основательную свинью своей команде:
«Любой игрок, покинувший поле по каким-либо причинам без разрешения судьи, продолжает официально находиться на поле, то есть именно по нему выстраивается линия офсайда».
В лайнсмена не стрелять
Ну а теперь о тех, кто и как эту линию должен выстраивать. Ну, кто — это понятно: лайнсмен. Человек с флажком на линии. А вот как? Что при этом происходит у него в голове?
Одним глазом — скажем, левым — лайнсмен обязан фиксировать момент передачи мяча в сторону атаки. Причем передача может идти откуда угодно, в том числе — от защитников, находящихся на своей половине поля, к нападающим, уже подбегающим к чужим воротам. Стало быть — левый глаз судьи должен быть всегда повернут к пасующему. Сам лайнсмен должен перемещаться, и довольно быстро, чтобы выстроить оставшимся (в нашем случае, правым) глазом ту самую линию офсайда, которая и выявит положение форвардов относительно последнего защитника обороняющейся команды в момент паса, который зафиксировал его левый глаз…
Вся эта информация должна быть мгновенно обработана головным мозгом, чтобы в итоге все также мгновенно Центр Управления лайнсмена принял решение — поднимать флажок или нет.
И что от этого несчастного можно вообще хотеть? Это же человек с профессиональным косоглазием и воспаленным мозгом! Его жалеть надо, а не ругать. У него каторжная работа. Точнее — это работа вообще не для человека, а для высокотехнологичного робота.
Но пока что на линии работают люди. Выбирают трудный, опасный для здоровья путь — с флажком на бровку. Бывает, и ошибаются. Но стараются — выстраивают ту самую линию. Возможно, самого важного правила для развития футбола.
Офсайд как бы говорит футболу: дружище, будут проблемы, мало ли — заскучают зрители, — обращайся, не пропадай. Отрегулируем!
И футбол не пропадает. Обращается. И остается притягательным.