Но, в целом, выходило не напряжено, действительно, скорее тренировка. Ну а иллюзии мои, пользуясь иллюзорностью, нарезали круги по лабиринту, с визгами и писками (вообще с матом и насмешками), убегая от всяческой флоры и фауны, развлекая, как я думаю, зрителей.
Ну и наконец, полюбовавшись же своими глазами издалека на сфинкса, начал я кошатину обходить. И был обломан в лучших чувствах — что сотворила кошкодевочка, я понял только по последствиям. Меня окружил антимагический купол. Этакий эквивалент ритуала, для обезмаживания, правда тут ритуалом и не пахло, очевидно, некое «природное свойство» сфинкса, о котором я ни хрена ни читал.
Мантия от бабульки–смерти работала, что не мешало кошатине смотреть примерно в моем направлении. Ну и выдать этаким мурчаще–басовитым контральто:
— Не прячься маг, я не хотела бы нападать на тебя, не услышав ответа на вопрос, — промурлыкала эта «кошечка», — а если ты пр–р–р-авильно ответишь, то я даже пропущу тебя, не став убивать.
— Хорошо, сфинкс, — закинул я мантию в системный карман и стал кровоточить под одеждой, да и трость перехватил поудобнее, — правда, я не хотел сталкиваться с тобой, — честно сказал я, — ты эстетически приятна, разумна и не враг мне. У меня другая цель.
— Пр–р–равда, — уркнула сфинкс, — скажи, маг, а с кем же ты хотел ср–р–разиться? Если мне понр–р–равится ответ, возможно, моя загадка станет пр–р–р-роще.
— Не хочу, — ехидно ответил я, — а сражусь, вне зависимости от итогов нашего разговора, — на что сфинкс широко улыбнулась, впрочем, хвост стал бить её по ребрам, так что волнуется, кошатина, — мне не нравятся людоеды, так что я посчитал правильным избавиться от одного из них. Впрочем, время не ждет, так что задавай свою загадку. Ну или сразимся, что уж поделать.
— Понр–р–равился, — констатировала сфинкс, — слушай: дерево породило меня, железо изменило меня, и я — мистическое вместилище муз. В закрытом состоянии я молчу, но говорю, когда вы меня разворачиваете. Только Арес является доверенным лицом моего разговора, — выдала кошатина.
Вот же блин, не всеизвестный человек. Ладно, будем думать. Явно не музыкальная открытка, учитывая Ареса, значит аллегория. Ну и вместилище муз. В принципе, не сложно, однако Арес? Хер знает, небось греческие прибамбасы с фильдеперсами.
— Книга, — выдал мудрый разгадыватель загадок в моем лице.
— Пр–р–равильно, — ещё шире улыбнулась сфинкс, — иди своим путём маг, я не буду пр–р–репятствовать.
Сфера пропала, сфинкс вообще уставилась на облака. Впрочем, ситуацию я мониторил, хрен знает что я еще «не прочитал», может у сфинксов фишка видовая, надругиваться над магами исключительно в спину.
Впрочем, кошатина надругиваться не стала, как и нарываться на опасного меня. Вообще, действительно очень приятное эстетически создание, правда ощущение чуждости чуть ли не сильнее, чем от того же Хагрида.
Ладно, хер с ними обоими, мой путь ведёт меня к Хагридову родственничку. А вот с ним надо не говорить, а мочить со страшной силой.
Великан был огромным, толстым, с дубиной. И рожей умственно отсталого. Завидев мою персону, этот облом оскалился в целых шесть гнилых зубищ, проорал: «еда, вкусный маг!».
Ну и помахивая четырехметровым бревном помчался ко мне. Так, думал я уворачиваясь от взмахов, первая часть, показать какой я, блин ловкий и увертливый, думал я пригибаясь.
Сволочь великанская бодро и радостно хреначила по мне бревном, причем промахи её не расстраивали, а видимо развлекали, эта пакость аж слюну углом пасти пустила. Ну, пару минут поуворачивался, пора показывать непоколебимость.
Дубина великана была из какого–то колдунского дерева, так что обычные щитовые он бы снес нахрен, просто за счет силы удара. Но хитрый и конспиративный я, создал два щита. Кровавый, поверх магического, причем кровавый подверг трансфигурации на прозрачность. Что тут что–то не так мог понять опытный маг, стоящий рядом, а никак не зритель, смотрящий иллюзию.
Так что дубина была пафосно остановлена, небрежным жестом руки. В полуметре от моей бестолковки. Ну пафос и все такое. Учитывая, что вся кинетическая энергия делась в хрен знает куда, дубина просто лежала на щите. Ну а великан сделал тупую морду еще более тупой и тупил.
Чем вызвал решение спонтанное, но вполне уместное: не рассеивая щита, я высвободил кровавый артефакт, вбил его кончик в дубину и рывком подкинул свою тушку из расчета приземления на неё. В полёте я несколько модифицировал как «одежду», так и ступни, что сделал, к слову, не зря. К моменту придубинивания великан начал её медленно приподнимать. Тупой–то тупой, но реакция отменная, подумал я, чеша по дубине к великанской морде.
Да и вогнал с пары метров остриё концентратора сначала в глаз, а потом, спустя секунду, в мозг великану. И поболтал там, на всякий.
Спрыгнул с дубины подальше, ну и стал ждать пока до орясины дойдет что она, как бы, померла. Кстати, вот смех–смехом, а ни хрена не просто мне это далось. Глаз, просто великанский глаз, оказывал ощутимое сопротивление концентратору. Лезвию, на минуточку, бритвенной остроты. Дно глазницы же, я бы вообще не прошиб бы, если бы не сотворил на ногах зацепы. Мне бы банально не хватило массы и хлыст бы просто откинул меня.
Тем временем до мертвого дошло что он помер. В связи с чем, с изрядным грохотом и сотрясением почвы, великан шмякнулся на землю. Ну а я пафосно поперся к поляне в центре лабиринта, где обитал кубок.
И получил нехилый такой, душевный пендель, причем, до кучи, вызвавший нарушение токов маны. Ну, точнее, получил по всей спине, но и по жопе тоже, так что летел я несколько озверелый, долго лететь не пожелал и зафиксировал себя в пространстве хлыстом–концентратором и хлыстом крови.
Крам, гнусная болгарская сволочь, то ли только что пришедшая, то ли на халяву любовавшаяся моим великаноборством, решила конкурента, как минимум, вывести из игры.
Причем уворачиваясь от какой–то лучевой хрени, я отметил засыпанность траектории моего полета осколками льда. Очевидно, подлый Мариныч, использовал те же руны, и если бы не мой новый, стильный, модный и кровавый гардероб — валялся бы я сейчас безвольной тушей.
Вот никогда всяких киркоровых не любил, злобненько подумал я и полез вершить праведную мстю.
Для начала стал я гадкого Мариныча проклинать, на всяческие боли, хвори, недуги и рассеянность. Болгарский перец исправно проклялся, стал банально мазать по моей персоне, ну а я на секунду задумался.
Валить Мариныча глупо и бессмысленно жестоко. Ну пнул он меня в услужливо подставленный тыл, причем способом который у него на глазах сработал. Ну да, обидно, да и вообще мог и повыше целиться, козёл болгарский. Хотя, нахрен повыше, повыше мог и в башку попасть, решил я. Так что, будем считать Мариныча не недобросовестным, а вполне добросовестным конкурентом. Как следствие, валить его наглухо не будем, а вырубим нафиг, притом на время.
Принял я это гуманное и излишнее сердобольное решение и утыкал Мариныча кровавыми стрелами с рунами парализации. В жопу. Ибо не хрен, мстительно думал я, чеша к Кубку Огня.
По дороге я увидел вдали сноп искр, очевидно вейла, очевидно сдалась. Кстати, зря так долго тянула, хотя дело её. Ну, в общем одна паразитка и один козёл живы. Не сказать, что вот прям волновался, но как–то комфортнее внутренне стало.
Ну а кубок, в магическом зрении, обладал забавным дополнением: нашлепка, крайне напоминающая артефакт перенаправляющий аппарацию. Соответственно, есть два варианта:
Первый, задолбанные вусмерть «неуловимым белобрысым хуем» Сириус и Ними решили поймать хоть кого. Ну и выбрали на это почетное место меня.
Второй, мою персону хотят принудительно вознаградить значком «почётный донор для томных лордов», с закруткой на горбу и бантиком на жопе.
И вот как–то, хрен знает с чего, второй вариант видится мне более вероятным. Так что частично трансфигурировав кровушку, натянул я на башку защитный и прозрачный слой. А то мало ли.
Ну и послав все нахер, цапнул кубок, затягиваемый в некий странный гибрид аппарационной воронки и портключа.
Примечание к части
Вотъ. А еще сегодня должны припереть новую клаву с мышой, жду и попробую уже ей написать новую главу. Но тут как притаранят, типа с десяти до шестиߙļbr /> выжидательный старина Киберъ Рассвет
51. Болтливый мертвец
По прибытию меня встретил, самым что ни наесть хамским образом, красный луч. Выполненный довольно технично, фактически секунда в секунду с моим появлением. А судя по тому, что «ощущал» костюм, был это самый что ни на есть круциатус. Это кто енто у нас такой садюжный и настойчивый, думал я, артистично корчась от луча. Ну и побледнел, глазки закатил и изобразил из себя Поттера обморочного.
Подержав недвижимую тушку под пыточным еще секунд десять (точно садист), хамский тип подошел ко мне. Хамски обыскал, изъяв все, что не приколочено, да и запихнул это в некую шкатулку, явно с расширенным пространством. После этого, призвал некую домовуху, со здоровенным деревянным молотком, поручив ей отоваривать меня по башке, если домовуха почувствует, что я пользуюсь кровью.
Хамская домовуха хамского хозяина с энтузиазмом согласилась, заняв место у моей головы и, сцуко, занеся молоток.
Не, он деревянный и мне похер, но глубины окружающего непроглядного хамства печалят.
Ну и застонал я, когда тип откачал у меня грамм сто крови лютым шприцем, типа кондитерского.
— Очнулся, Поттер, — констатировал тип, — не вздумай творить свои штучки с кровью, а то тебя и пристукнуть могут. А повелитель хотел бы собственноручно уничтожить тебя. Цени! — фанатично возопил тип, — это великая честь!
— А наоборот можно? — уточнил я, — мистер Крауч, что вы вообще делаете, зачем вы меня пытали, зачем вам моя кровь?
— Глупец! — то ли представился, то ли обознался Крауч, — я веду подготовку к величайшему возрождению моего повелителя — Темного Лорда Волдеморта!