меня за территорию Хогвартса в будние дни, — нагло озвучил я, — тренировки лишь полтора дня в неделю явно не дают мне соответствовать высоким стандартам как чемпиона Хогвартса, так и вашим ожиданиям, — ехидно закончил я.
— Это, — задумался дед, — не самый лучший пример для студентов.
— Ну, — честно озвучил я, — естественно до обеда я буду в колледже, вопрос же касался послеобеденного, а возможно, при необходимости, ночного времени. Ну и естественно, только я, только домовиком, — оставил я несколько уступок в загашнике.
Впрочем, даже без прибереженных уступок, махнул лапой дед на мой полуфакультатив, что в целом было весьма неплохо. Правда угроза Мудей связаться со Шлягеном реально пугала. То есть, я конечно, могу дойча и послать, только ведь не пошлю, потому что нужно то это мне.
Хотя… а ведь не будет он «пороть», дошло до меня. Смысла нет, уж что–что, а заблокировать ощущения боли я смогу элементарно, ну а садизмом этот садист не страдает и не наслаждается. Так что пусть связывается, я не против, решил я.
После того, как старики–разбойники срулили, гарем Джинни начал меня всячески обнимать и, местами, даже удобрять слезами. Браун на все это смотрела с таким умильным выражением лица, что точно словила бы им кирпич, если бы не была столь полезна и положительна.
Впрочем, как обнимашки, так и слезоразлив (а также необъективная оценка моих умственных способностей) вскоре подошла к концу.
Ну а я, добравшись к себе, сел и стал думать. У нас, на данный момент складывается такая ситуация: есть томный лорд, точнее заготовка под него, в забугорье. Есть сотня боевиков вне закона, по крайней мере в Британии. И есть около тысячи условных боевиков тут, это те которые за лорда будут точно воевать.
Остальные группы вариабельны, если начнется полноценная война прогнозы только приблизительны. Итак, заготовка лорда нуждается в моей крови для полноценного возрождения, ну или стариков–разбойников, но за ними охота даже не идет.
При этом, что самое смешное, мне и стороне реформистов ВЫГОДНО его возрождение, при условии выполнения плана Дамблдора, завязанного на его же кончину. Внимание, вопрос: нахера я с таким ужасом не даю взять у себя кровь?
Причем, не только я. В принципе понятно, что ритуалы другого толка ослабят Томми. Но блин, он может банально не успеть возродиться к смерти деда. И тогда, вторжения малыми силами не будет. А будет накопление ресурсов и союзников алтарщиками, что категорически и нахрен не надо.
А вот насчет кровь дать, но не просто, а с бякой — не просто вариант, а вариант оптимальный. Более того, в справочнике Уда были конструкты из органики и энергии без капли магии, чистый витал и какие–то самозарождающиеся энергетические составляющие, то ли энергия мысли, то ли еще какая дичь.
В общем, если по–уму, то выходит что кровушкой мне с Томом делиться надо. Но не простой, а подготовленной. Собственно, мне нужно внести в клетки ряд незначительных изменений. Ограничить свои возможности, прописанные в ней, ну и прилепить диверсионную блямбу.
Убить через неё, я, безусловно не смогу — после ритуала она станет не моей, а чужой. Но, например, прописать деградацию магических каналов, еще какую пакость, причем действующую не мгновенно, а плавно — милое дело.
В идеале, вообще диверсию какую, вроде одномоментного сворачивания учинить, однако, воздействовать магией через клетки на хрень я могу, а вот дать удаленную команду — никак, потому что хрен знает, что это за хрень и как этот сигнал подавать.
Так что, надо сотворить некую программу, на ту же деградацию магии, причем поэтапную и начинающую работу через месяц. Ну и ходить с этой ядовитой кровью в жилах, оттягивая момент срабатывания.
Вообще, если честно, страшно. Вот банальный, атавистический страх, от яда в самом себе. Но, как вариант более чем подходящий, правильный и разумный. Так что нахер мои страхи. Делать надо.
В итоге сделал я свою кровь ядовитой, точнее больной. Вот, черт возьми, реально неприятно с ней ходить, прям зудит внутри неприятие. Впрочем, окклюментные практики помогли справиться с неприязнью.
Ну и решил я, что старикам говорить я об этом не буду. Точнее, упомяну, но без деталей и прочего. На фиг им подробности не сдались, ну а знать, что класть живот свой за склянку с кровью Поттера не нужно — сказать все же стоит.
— Директор, если до моей крови доберутся, не стоит ОЧЕНЬ рьяно пытаться её отобрать или уничтожить, — вещал я на одной из встреч с дедом, — я провел некоторую подготовку, — обтекаемо закончил я.
— Хорошо, Гарри, учту, — равнодушно ответил Дамблдор, — Аластора тоже поставлю в известность. Он, кстати, принял яд, — оповестил меня дед, — так что постоянно принимает противоядие. В твоем видении, насколько я помню, упоминалось оборотное из фляжки, — продолжил дед, — так вот, сейчас Аластор также постоянно пьет из нее, но могу тебя заверить — там противоядие а не оборотное.
Блин, Муди все таки псих, как не крути, подумал я, принимая к сведению предупреждение. Мне, с запасом времени и возможностью все отменить и то неуютно. А этот деятель, принял что–то явно лютое, вообще не факт что выводимое и в ус, по причине их отсутствия, не дует.
— Кстати, директор, — решил я уточнить один момент, — а что с студентом Хаффлпаффа, общавшимся с Тарановским?
— Мистер Уоллис был под ментальным воздействием, — ответил дед, — он сообщил мистеру Тарановскому ряд не соответствующих истине деталей о мисс Уизли, — традиционно наводил тень на плетень Дамблдор, — да, Гарри, мистер Тарановский покинул Хогвартс и передавал тебе и мисс Уизли свои сожаления об инциденте.
— Насколько далеко послал? — с интересом уточнил я.
— Не настолько, как ты себе представляешь, мальчик мой, — несколько ожил дед, — на самом деле, он и вправду сожалеет о случившемся, хотя, как понятно, никаких извинений не принес.
На что я покивал. В принципе — разумно, повелся на развод, распустил руки, получил с процентами в ответку. Извиняться тут — уже себя унижать, ну а выразить «сожаление» вполне разумно и достойно.
Впрочем, зырканье на меня болгар исподлобья эти сожаления не отменили. Да и Каркаров, вернувшийся в Хог, так же старался воспроизвести пушечный залп, тяжестью взгляда.
Ну, пусть зыркают, мне не жалко. Пока гадостей не делают, решил я, избавляясь от десятка так называемых «спонтанных проклятий», также известных как сглаз. Вещь не очень опасная, если не запускать и хотя бы раз в неделю «чиститься» специфическим ритуалом.
Ну и поймал я Грейнджер, да и засел с ней с модификацией щитовых чар. В итоге, ни хера мы их не модифицировали: учитывая вариабельность воздействия, форму щита и прочее — надо было создавать заклинание. Новое, чтоб его.
Впрочем, как выяснилось, дело это не сказать чтобы чрезмерно сложное. Сложно создать заклинание из одного, максимум двух слов. А вот длинный речитатив, подкрепленный размахиванием палкой по сложной траектории, описывающий, пусть приблизительно, то что заклинание делает — сложно, но вполне осуществимо даже студентами.
Да и для понимания мне это было небезынтересно, да и с чертовой нумерологией, черт возьми, разобраться. В итоге, сломав мозги со смещением, да и вызвав массу кривотолков злобными мордами лиц, незадолго до второго тура мы сотворили заклятье.
Была это линза, два с половиной метра диаметром и метровой высоты. То есть, в ней нужно было лежать. Пропускала она сквозь себя кровь создателя, соответственно и кровавый артефакт. «Сердцевину» же моего хлыста пришлось сместить к рукояти, потому как или выходил совсем лютый речитатив, чуть ли не с брейк–дансом, либо я нахрен из линзы вываливался.
Само же заклятье, вызывало гордость как у меня, так и у Грейнджер: «Принцепс перге куленс». Всего три слова, да и жест палочкой в виде двуугольника.
Вообще, как оказалось на практике, заклятья можно было произносить и на английском, да хоть на суахили. Но было два фактора — как ни удивительно, древность и неизменность языка благотворно влияли на магию. Вдобавок, был момент подсознательной уверенности в магичности слов. В латынь подсознание верило, а вот в современный английский не очень. Вроде бы фигня, но маназатраты отличались в несколько раз, причем в пользу латыни, как понятно. Возможно, кельтский был бы не хуже, но работала и латынь, так что пофиг, нас и так все устраивало.
Так что к Черному озеру я подходил достаточно спокойный и собранный. Дед домовиком выдернул меня с Джинни, попросил войти в его престарело–помирающее положение, девочке погрузиться в стазис и не бузить, ну а мне, соответственно, её спасать, так же не предаваясь бузе. С чем мы и согласились, благо шоу, как известно, должно идти.
На берегу озера отгрохали деревянную платформу, соорудили мостки для утопления чемпионов. Ну и об скамейках для зрителей не забыли, что также было не плохо. Над мостками, метрах в трех висела хитрая иллюзия, демонстрирующая сейчас богатый внутренний мир Черного озера.
Хитрость же её заключалась в том, что это был плоский круглый экран, двумерный на вид. При этом, он был повернут лицом к каждому, кто на него смотрел. Понять это надругательство мне помогло лишь понимание, что это все же иллюзия, а не материальный объект.
На мостках, к моменту моего прибытия, демонстрируя синевой и пупырками, что не май месяц, поджидала легкая эротика. Была она Маринычем в плавках и де ля паразиткой в купальнике. Паразитка, несмотря на свою двуличную природу, формами (в отличие от синевы и пупырок) взор радовала. Мариныч не радовал вообще, так что шел бы он на хер.
Бэгмен, скривившийся от моего «Приветик, Людди!», начаровал сонорус и заорал:
— Ну, что ж, наши участники готовы ко второму испытанию. Начнем по моему свистку. За час они должны найти то, что у них отобрали. Итак, на счет три: раз, два, три! — выдал этот ударенный и шепеляво свистнул.
Трибуны издавали свойственные трибунам звуки. Мариныч пробежался по мостками и сиганул в воду. Причем, наблюдая за ним я чуть не отложил горку кирпичей: этот тип то–ли какая то экзотная разновидность оборотня, либо очень умелый анимаг. На бегу и в прыжке этот деятель перетекал в нечто среднее, между человеком и акулой.