была та же самая): 'What a strange resemblance (какое разительное сходство)!'
The Lord Protector reflected a moment or two (лорд-протектор поразмышлял секунду-другую) in perplexity (в озадаченности), then he said (затем он сказал), with grave respectfulness (с важной почтительностью):
'By your favor, sir (с вашего одобрения, сэр), I desire to ask certain questions which (я желаю задать некоторые вопросы, которые; to ask — спрашивать) —'
'I will answer them, my lord (я отвечу на них, милорд).'
The duke asked him many questions about the court (герцог задал ему много вопросов о дворе), the late king (покойном короле), the prince, the princesses (принце, принцессах). The boy answered them correctly (мальчик ответил на них правильно) and without hesitating (и без колебания; to hesitate — колебаться, медлить). He described the rooms of state in the palace (он описал парадные комнаты во дворце; state — парадность, государство), the late king's apartments (апартаменты покойного короля), and those of the Prince of Wales (и принца Уэльского: «эти» = апартаменты).
It was strange (это было странно); it was wonderful (это было удивительно); yes, it was unaccountable (да, это было необъяснимо; to account — отчитываться, давать отчет) — so all said that heard it (так все сказали, которые слышали это). The tide was beginning to turn (дела начинал оборачиваться = к лучшему; tide — дела, время, прилив), and Tom Canty's hopes to run high (а надежды Тома Кэнти — возрастать: «бежать высоко»), when the Lord Protector shook his head and said (когда лорд-протектор покачал головой и сказал; to shake — трясти):
'It is true it is most wonderful (это верно, что это совершенно поразительно) — but it is no more than our lord the king likewise can do (но это не больше, чем наш повелитель король также может сделать).' This remark (это замечание), and this reference to himself, as still the king (и это упоминание себя как все еще короля), saddened Tom Canty (опечалило Тома Кэнти), and he felt his hopes crumbling from under him (и он почувствовал свои надежды крошащимися из-под него = как надежды рушатся; to feel — чувствовать).
'These are not proofs (это не доказательства),' added the Protector (добавил регент).
scene [si:n], plebeian [plə`bi:ən], withhold [wıθ`hquld]
A deep hush pervaded the Abbey. At this impressive moment, a startling apparition intruded upon the scene — an apparition observed by none in the absorbed multitude, until it suddenly appeared, moving up the great central aisle. It was a boy, bareheaded, ill shod, and clothed in coarse plebeian garments that were falling to rags. He raised his hand with a solemnity which ill comported with his soiled and sorry aspect, and delivered this note of warning:
'I forbid you to set the crown of England upon that forfeited head. I am the king!'
In an instant several indignant hands were laid upon the boy; but in the same instant Tom Canty, in his regal vestments, made a swift step forward and cried out in a ringing voice:
'Loose him and forbear! He is the king!'
A sort of panic of astonishment swept the assemblage, and they partly rose in their places and stared in a bewildered way at one another and at the chief figures in this scene, like persons who wondered whether they were awake and in their senses, or asleep and dreaming. The Lord Protector was as amazed as the rest, but quickly recovered himself and exclaimed in a voice of authority:
'Mind not his Majesty, his malady is upon him again — seize the vagabond!'
He would have been obeyed, but the mock king stamped his foot and cried out:
'On your peril! Touch him not, he is the king!'
The hands were withheld; a paralysis fell upon the house, no one moved, no one spoke; indeed, no one knew how to act or what to say, in so strange and surprising an emergency. While all minds were struggling to right themselves, the boy still moved steadily forward, with high port and confident mien; he had never halted from the beginning; and while the tangled minds still floundered helplessly, he stepped upon the platform, and the mock king ran with a glad face to meet him; and fell on his knees before him and said:
'Oh, my lord the king, let poor Tom Canty be first to swear fealty to thee, and say "Put on thy crown and enter into thine own again!"'
The Lord Protector's eye fell sternly upon the new-comer's face; but straightway the sternness vanished away, and gave place to an expression of wondering surprise. This thing happened also to the other great officers. They glanced at each other, and retreated a step by a common and unconscious impulse. The thought in each mind was the same: 'What a strange resemblance!'
The Lord Protector reflected a moment or two in perplexity, then he said, with grave respectfulness:
'By your favor, sir, I desire to ask certain questions which —'
'I will answer them, my lord.'
The duke asked him many questions about the court, the late king, the prince, the princesses. The boy answered them correctly and without hesitating. He described the rooms of state in the palace, the late king's apartments, and those of the Prince of Wales.
It was strange; it was wonderful; yes, it was unaccountable — so all said that heard it. The tide was beginning to turn, and Tom Canty's hopes to run high, when the Lord Protector shook his head and said:
'It is true it is most wonderful — but it is no more than our lord the king likewise can do.' This remark, and this reference to himself, as still the king, saddened Tom Canty, and he felt his hopes crumbling from under him.
'These are not proofs,' added the Protector.
The tide was turning very fast now (дела оборачивались очень быстро сейчас; tide — прилив и отлив), very fast, indeed (очень быстро действительно) — but in the wrong direction (но в неправильную сторону); it was leaving poor Tom Canty stranded on the throne (этот прилив оставлял бедного Тома Кэнти выброшенным на трон; stranded — выброшенный на берег), and sweeping the other out to sea (и уносил другого в открытое море: «наружу в море»). The Lord Protector communed with himself (лорд-протектор посовещался сам с собой) — shook his head (покачал головой; to shake — трясти) — the thought forced itself upon him (мысль навязывала себя ему = неотступно преследовала его), 'It is perilous to the state and to us all (это гибельно для государства и для нас всех; peril — опасность; риск, угроза), to entertain so fateful a riddle as this (заниматься такой фатальной/зловещей загадкой, как эта); it could divide the nation (она может расколоть народ; to divide — разделить) and undermine the throne (и подорвать трон).' He turned and said (он повернулся и сказал):
'Sir Thomas, arrest this (сэр Томас, арестуйте этого) — No, hold (нет, погодите)!' His face lighted (его лицо прояснилось), and he confronted (и он посмотрел пристально на) the ragged candidate (оборванного претендента) with this question (с таким вопросом):
'Where lieth the Great Seal (где лежит Великая Печать)? Answer me this truly (ответь мне это истинно), and the riddle is unriddled (и загадка разрешена); for only he (ибо только он = тот) that was Prince of Wales (который был принцем Уэльским) can so answer (может так ответить)! On so trivial a thing hang a throne and a dynasty (от такой пустячной вещи висят = зависят трон и династия)!'
It was a lucky thought, a happy thought (это была удачная мысль, счастливая мысль). That it was so considered (то, что она была сочтенной таковой) by the great officials (высокопоставленными чиновниками) was manifested by the silent applause (было выражено молчаливым одобрением) that shot from eye to eye (которое стреляло = устремлялось из взора во взор; to shoot — стрелять, кидать) around their circle (по их кругу) in the form of bright approving glances (в форме ярких одобряющих взглядов; to approve — одобрять). Yes, none but the true prince (да, никто кроме настоящего принца) could dissolve the stubborn mystery (мог бы разрешить нелегкую: «упрямую» загадку) of the vanished Great Seal (пропавшей Великой Печати) — this forlorn little impostor (этот жалкий маленький самозванец) had been taught his lesson well (был научен своему уроку хорошо; to teach — учить кого-либо), but here his teachings must fail (но здесь его уроки должны спасовать), for his teacher himself (ибо его учитель сам) could not answer that question (не мог бы ответить на этот вопрос) — ah, very good, very good indeed (ах, очень хорошо, очень хорошо в самом деле); now we shall be rid (теперь мы будем избавлены) of this troublesome and perilous business (от этого беспокойного и опасного дела) in short order (живо: «в коротком порядке»)! And so they nodded invisibly (и поэтому они кивнули незаметно) and smiled inwardly with satisfaction (и улыбнулись внутренне = про себя с удовлетворением), and looked to see (и предвкушали увидеть) this foolish lad (этого глупого мальчика) stricken with a palsy of guilty confusion (пораженного оцепенением виноватого смущения; to strike — бить). How surprised they were, then (как удивлены они были, тогда), to see nothing of the sort happen (увидеть, что ничего подобного не случилось) — how they marveled (как они поразились) to hear him answer up promptly (услышать, как он отвечает без запинки), in a confident and untroubled voice (уверенным и необеспокоенным голосом), and say (и говорит):
'There is naught in this riddle (нет ничего в этой загадке) that is difficult (что является сложным).' Then, without so much as a by-your-leave to anybody (затем, без церемоний: «без так много, как с-вашего-позволения кому-либо»), he turned and gave this command (он повернулся и отдал этот приказ), with the easy manner of one (в легкой манере человека: «одного») accustomed to doing such things (привыкшего делать подобные вещи): 'My Lord St. John (милорд Сент-Джон), go you to my private cabinet in the palace (идите в мой личный кабинет в этом дворце) — for none knoweth the place better than you (ибо никто не знает это место лучше, чем вы) — and, close down to the floor (и близко внизу у пола), in the left corner remotest from the door (в левом углу самом дальнем от двери) that opens from the antechamber