друг другу перьев и перекаркиванием. Это была любовь с первого клевка.
Я тогда был помощником Смотрителя воронов Рокки Стоунза. В тот страшный день я дежурил, а также будил воронов, кормил их и выпускал на волю. Могу назвать точную дату: 6 февраля 2010 года. Суббота. Ничего необычного.
Отчетливо помню, что Тор и Мунин провели вместе весь день, исследуя леса, которые недавно возвели вдоль западной стороны Белой башни. У основания лесов рабочие положили деревянные доски, чтобы птицы не могли попасть внутрь. Доски были выкрашены в серый цвет, чтобы сливаться с окружающими каменными стенами. Внизу к опорам была прикреплена тонкая стальная сетка, не позволявшая воронам пролезть в щель и взобраться на леса. Такова была задумка. На практике это не сработало. Я видел, как вороны находили такие пути проникновения внутрь, о каких мы даже не подозревали и уж точно не думали, что там способна пролезть птица. Они мастера по части проведения операций спасения и эвакуации. Они бы с легкостью прошли соответствующие курсы спецназа. Если ворон решил сбежать, он найдет способ.
Большую часть дня я провел на дежурстве, у себя на посту, и вдруг понял, что Мунин и Тор исчезли с моего вороньего радара. Я их и так не видел, но тут у меня почему-то возникло ощущение, что они находятся там, где им быть не положено. Уже тогда у меня выработалась привычка постоянно думать о птицах. Где они? Что задумали? Что ели? Не ранены ли? В порядке ли? Когда люди спрашивают, каково это – быть Смотрителем воронов, я иногда отвечаю: это похоже на поход в супермаркет с семью маленькими детьми, которые бегают туда-сюда по проходам в разных направлениях. Ты постоянно в напряжении. Ты вынужден развить шестое чувство.
Тауэр уже готовился к закрытию, поэтому я решил дождаться конца смены, прежде чем начать искать птиц. Поиски в отсутствие посетителей проходят проще – и вы бы удивились, увидев, как быстро дежурный надзиратель вместе с йоменами способен очистить Тауэр от гостей в конце дня.
– Готово! – сообщили по рации. Это наш традиционный сигнал поднять подъемные мосты, чтобы подготовиться к ночному дежурству. Наш знак, что Тауэр снова принадлежит только нам.
Итак, я начал искать Мунин и Тора.
Поиск птиц после их исчезновения немного напоминает игру в «прятки». Только тебе нужно обшарить восемнадцать акров Тауэра. И ты ищешь существо, которое умеет летать. И растворяется в тени.
Прошло полчаса, потом еще час, пока я обследовал Внутренний двор, проверяя все обычные места. Я осмотрел все, и в итоге мне пришлось признать свое поражение.
Свет дня угасал. Тауэр погружался в привычное для ночи состояние покоя. Крики и вопли возбужденных детей исчезли, и единственным слышимым звуком был неутомимый гул города, доносящийся снаружи. Я знал, что у меня мало времени. Если воронов оставить на ночь в темноте одних, даже не покалеченными, а просто отдыхающими на земле, они могут стать легкой добычей для лис.
Я тяжело опустился на скамейку и ждал, прислушиваясь, не появятся ли где-нибудь птицы. В армии мы бы назвали это боевым индикатором – попыткой уловить хоть что-то, что выбивается из обычной схемы, что выделяется из окружающей среды и может указать на координаты врага.
При попытке услышать боевые индикаторы надо быть осторожным: тут можно сильно ошибиться. Однажды моему отряду поручили вести наблюдение на грязной дороге в графстве Фермана, пересекающей границу между Северной Ирландией и Республикой. Было известно, что по ночам ИРА использует ее для перевозки через границу оружия и взрывчатых веществ. Мы нашли отличную живую изгородь, послужившую нам прикрытием и защитой от посторонних глаз, – типичную для Северной Ирландии живую изгородь, густо заросшую ежевикой и листвой, с колючей проволокой глубоко внутри. Перелезать через такие изгороди очень сложно, поэтому мы прозвали процесс борьбы с ними «Мандражем Фермана». В итоге мы все-таки ее преодолели, под покровом темноты залегли по другую сторону изгороди и начали нести вахту.
Лил дождь, как всегда, когда мы патрулировали. Клянусь, тучи словно наперед знали, когда нам предстоит покинуть базу.
Час за часом мы молча лежали, прислушиваясь к звукам сельской местности. Ночью мир кажется странным. В голову лезут всякие мрачные мысли. Вдруг вдалеке что-то зашевелилось, и мы услышали чей-то кашель. Вот оно. Что-то происходит! Снова кашель, потом еще раз. На границе кто-то стоял, наверняка в ожидании поставки оружия. Пришел наш час! Мы собирались сорвать атаку. Мы накроем ячейку ИРА. Мы станем героями.
Мы вызвали подкрепление и отправили патруль в сторону кашля.
Вот только никакой ячейки ИРА с оружием там не обнаружилось. Нам не суждено было стать героями. Наоборот, мы выставили себя абсолютными дураками. Кашель исходил от стада проклятых коров! Оказывается, ночью кашель коровы может звучать не менее зловеще, чем человеческий.
Урок на будущее: думай перед тем, как действовать. Урок, который мы все должны усвоить.
Я смотрел на Белую башню и молился, чтобы Мунин и Тор не отыскали лазейку в деревянном настиле или сетке. Мне совсем не улыбалось в сумерках карабкаться по лестнице в погоне за ними. Это был долгий день, и я с нетерпением ждал момента, когда смогу вернуться домой и свалиться с ног.
Это они там наверху? Мне было плохо видно.
Вороны не в первый раз забирались на леса и уж точно не в последний – случай, когда я крутился на флюгере в попытке схватить Мунин, был еще впереди. Я отлично помню, как, впервые попав в Тауэр, увидел помощника Смотрителя воронов, ползшего по стальным опорам, на полпути вверх в процессе охоты на одну из птиц.
– Все в порядке? – спросил я, когда он спустился.
– Проклятые вороны, – услышал в ответ.
Инстинкт подсказывал мне, что птицы нашли путь наверх по лесам. Я сосредоточился, напрягая слух и зрение. Ничего. Если они действительно были там, то явно активировали «режим невидимости», поэтому мне оставалось только сидеть и ждать.
* * *
Ничего хорошего из этого не вышло. Вороны, наверное, смотрели на меня, сидящего на скамейке, и дружно хихикали. Я понял, что мне придется их выманивать. В армии мы называем подобный этап разведкой боем.
Я добрался до основания Белой башни и временной лестницы, ведущей на крышу. Снял пояс, камзол и шляпу и положил их на пыльный верстак, где рабочие обрабатывали камень. А потом начал подниматься по ступеням, которые изгибались и поворачивали под прямым углом на протяжении всего пути наверх. На каждом пролете по всей длине башни тянулась деревянная платформа из досок. Я остановился на первом уровне и огляделся в надежде увидеть или услышать Мунин и Тора. Никаких следов.
Каждый лестничный пролет, на который я взбирался, и каждая платформа, которую я проверял, подводили меня все ближе к вершине башни, расположенной почти в ста футах[92] над землей. Я уже собирался двинуться к верхней платформе, когда сквозь щель в брезентовой завесе заметил, как мелькнуло темное крыло, и разглядел безошибочно узнаваемый силуэт ворона. Попались!
Я установил контакт с «целью», и моя миссия по их поимке близилась к завершению. Однако у меня совсем не было плана. Нужно ли мчаться к ним в надежде, что они сами спрыгнут или спорхнут на Тауэр-Грин в ста футах внизу? Или я должен подкрасться к ним и попытаться схватить обоих одновременно? Или они сами со временем спустятся, если оставить их в покое? Я решил подобраться поближе.
В жизни я мало о чем жалею. Я пошел в армию ради веселья и приключений, но я также верил, что служу Королеве и стране, и очень гордился этим на протяжении всей своей службы. С тех пор как я стал йоменом, не проходит и дня, чтобы я не испытывал по этому поводу чувства благодарности: для меня нет в мире работы лучше. К сожалению, не всегда все идет так, как надо, и, оглядываясь назад, я понимаю, что мое поведение в Белой башне в сумерках в ходе охоты за двумя воронами было неверным. Правда, я до сих пор не знаю, как следовало тогда поступить иначе. Но оглядываться назад полезно. Зато я научился отступать и тщательно просчитывать варианты, брать паузу, чтобы все обдумать. Если бы я в тот раз просто подождал еще немного, голод в итоге согнал бы воронов с их наблюдательной позиции обратно на землю, и все кончилось благополучно. Я принимаю на себя полную ответственность за принятое тогда решение. Я не сумел мыслить, как ворон.
Я виню только себя.
Мунин прыгнула первой. Я не видел, где она приземлилась, но знал, что Мунин миновала леса и ограждения и достигла Тауэр-Грин. Теперь она в безопасности. Но Тор был крупной птицей, намного больше и тяжелее Мунин, а его крылья подрезали всего несколько дней назад, а значит, он не мог нормально набрать скорость. Тор храбро скакал, лазал и махал крыльями по всему Тауэру, но планирование с высоты сто футов – совсем иное. Я с ужасом наблюдал, как он прыгнул вниз и начал резко падать.
У него не было шансов. Вороны умные. Я уверен: Тор понял, что совершил ошибку. Когда он ударился о землю на строительной площадке, раздался ужасный глухой звук – его я никогда не забуду. Но еще хуже была тишина, наступившая вслед за ним. На мгновение я застыл, прислушиваясь, в надежде услышать, как он снова прогорланит свое жизнерадостное «Доброе утро».
Я сбежал вниз по лестнице и увидел Тора. Он лежал на спине у стола каменщиков, расправив крылья и склонив голову набок. Я знал, что уже слишком поздно. Я подхватил птицу на руки и прижал к груди. Его глаза все еще были открыты, и он в последний раз посмотрел на меня, прежде чем из него ушла жизнь.
Я не сентиментален и за время службы в армии видал кое-что и похуже, но не стыжусь признаться, что в тот вечер пролил слезу по Тору, умершему у меня на руках.
Смотритель воронов Рокки Стоунз похоронил Тора в отдельной могиле в 17 часов 55 минут 9 февраля 2010 года. Затем он позвонил Деррику Койлу, бывшему Смотрителю воронов, который много лет заботился о Торе, чтобы сообщить ему о печальной утрате. На следующее утро о безвременной кончине Тора и обстоятельствах его смерти доложили полковнику Дику Хэрролду, заместителю коменданта Лондонского Тауэра. Он немедленно приказал провести полный осмотр лесов вокруг Белой башни и принять меры, чтобы никакие другие вороны не смогли туда залезть. Урок был усвоен – Тауэром и мной. Смерть Тора стала одной из причин, заставившей меня позднее изменить наш подход к обрезке крыльев. Сейчас я стараюсь подстригать их как можно меньше, чтобы в будущем у ворона вроде Тора был шанс выжить. Его смерть не была напрасной.