Маленькая церквушка была заполнена снопами пшеницы. Корзины с яблоками — вымытыми и словно отполированными, к тому же подобранными по цвету и размеру — стояли вдоль алтарной загородки. На пустых скамьях был расставлен золотистый овес. В церкви витал запах спелого зерна и фруктов. Кто-то — может, специально, а может, и по случаю — вложил букет полевых цветов в каменные руки сэра Жерве. Он лежал там в рыцарских доспехах, с мечом под боком и с этим наивным подношением родной земли, призванном согреть его душу в том норманнском раю, где она пребывала.
С самого утра в церковь шли прихожане — женщины в черных платьях, мужчины в неудобных воротничках, — пока здание не заполнилось людьми с покрасневшими, загрубевшими от работы в поле руками. Дети жадно поглядывали в сторону выставленных яблок и перешептывались между собой.
Старый священник поднялся на кафедру и начал читать проповедь. Он говорил своей пастве об урожае и о Господе, даровавшем этот урожай. И смотрел на людей — переводил взгляд с одного на другого, — пока говорил. Его мудрые глаза видели все грехи этих людей, как и грехи их отцов. Видели и прощали. Может, именно это знание и даровало ему любовь к своим прихожанам. Слушая его проповедь, я заметил легкую перемену: когда он говорил с односельчанами, в его речи появлялся легкий деревенский акцент. Это помогло мне понять, насколько хорошо он знает свой народ. Тем временем маленький орган заиграл религиозный гимн урожаю:
В день жатвы, в день благодаренья
Мы все предстали пред Тобой!
Прими сердец и уст хваленье,
Творец наш и Отец благой!
За то, что нас создал премудро,
Нам мир прекрасный подарил,
За то, что с нами Ты — повсюду,
Господь, Тебя благодарим!
За то, что сеем мы с Тобою,
Заботливо растим плоды,
За хлеб насущный, хлеб духовный,
Господь, Тебя благодарим!
За весть благую о спасенье,
За гимны радости, хвалы,
За наше к жизни воскресенье,
Господь, Тебя благодарим!
Гимн смолк. Церковь опустела. Полуденное солнце изливало свои лучи на старых мертвых Джоселинов; позади погребальной галереи красовалась картина урожая в норманнской рамке. Щедрая земля несла своих детей, и над полями царила та самая улыбка, с которой мать взирает на дитя у своей груди.
Я прошел на церковное кладбище, где позеленевшие камни, накренившись, опирались один на другой. Наклонившись, я зачерпнул пригоршню земли и почувствовал, как она сыплется, убегая у меня между пальцами. Глядя на эту землю, я подумал, что пока существуют английские поля — одно рядом с другим, — в мире останется нечто, что мы любим. И будем любить всегда.
— Ну, вот и все, — улыбнулся священник, шагая со мной рядом по тисовой аллее, — боюсь, больше мне нечего вам показать. Это все, что у нас есть.
— У вас есть Англия, — ответил я.
ОТКРЫТИЕ УЭЛЬСА
Перевод с английского Н. Омельянович
Перевод стихов, за исключением особо оговоренных случаев, М. Башкатова
Вступление
Эта книга написана во время долгого путешествия по Уэльсу. В ней нашли отражение впечатления приезжего от Уэльса и уэльсцев. Не стану притворяться и уверять, что работа далась мне легко: уэльсцы — не те люди, что раскрывают душу чужаку.
В отличие от Ирландии, Уэльс не отделен от своей могущественной соседки морем, а в отличие от Шотландии, его Приграничье — не Шевиот-Хиллс[56]; но, несмотря на это, уэльсцы умудрились сохранить и свой язык, и свою индивидуальность. Иностранец, которому нравится самобытность, отдаст должное жизнеспособности и силе самой маленькой из четырех наций, проживающих на Британских островах.
В большинстве книг, написанных об Уэльсе, говорится, что это страна, которую можно посмотреть, но невозможно понять. Авторы повествуют о Северном Уэльсе, о его красотах, но при этом не упоминают черного Юга. Здесь люди зарабатывают себе на жизнь в некогда прекрасных долинах, безвозвратно изуродованных полуторавековой добычей угля.
Я поступил по-другому: черным долинам Юга я уделил столько же внимания, сколько и зеленым долинам Севера. Поднимался на Сноудон и с не меньшим интересом спускался в угольные шахты. Если то, что я написал, заставит путешественников отклониться от проторенных дорог Северного Уэльса и углубиться в шахтерские долины Юга, буду считать, что свою задачу выполнил.
Во время моего путешествия в Бангоре проходил Айстедвод. В Бангор я заезжал в мае, но ради Айстедвода вернулся в августе. О своих впечатлениях от праздника написал в пятой главе, не стал отделываться сноской в послесловии.
Хочу поблагодарить дружелюбных валлийских мужчин и женщин Севера и Юга: они помогали мне и гостеприимно приглашали в свои дома. Не забуду их доброту, острый ум, чувство юмора и прекрасные голоса.
I MAIR sy’n caru Cymru
Тот, кто горячо любит свою страну,
Не испытывает ненависти к другим землям.
Глава перваяПо направлению к Уэльсу
в которой я отправляюсь на поиски Уэльса, нахожу дорогу к Приграничью, стою на парапете замка Ладлоу, посещаю ужасную спальню в Шрусбери, а в одно хорошее утро перехожу в Уэльс по мосту в Чирке.
Двадцать лет назад я отправился в Уэльс с экземпляром «Окассена и Николет»[57] в кармане. В то время я был влюблен в девушку, которая в Пуйлхели проводила отпуск с родителями. Ее родители в меня влюблены не были. Говорили, что я слишком молод, слишком беден, в общем, бесперспективен. Поэтому на выходных, не сказав никому ни слова, я махнул в Уэльс на дешевом ночном поезде. Дело было летом, стояла жара. Я сидел в углу и читал:
Кто услышать хочет стих
Про влюбленных молодых,
Повесть радостей и бед:
Окассен и Николет, —
Как жестоко он страдал,
Храбро подвиги свершал
Для любимых ясных глаз?
Чуден будет мой рассказ,
Прост и сладостен напев.
И кого терзает гнев,
Злой недуг кого томит,
Эта песня исцелит,
Радость будет велика
И рассеется тоска
От песни той[58].
Мужчина, сидевший напротив — его я помню куда лучше, чем девушку, к которой ехал, — был дюжим рыжим детиной из Бирмингема. Он снял башмаки и поставил их на верхнюю полку. Из бокового кармана вынул фляжку с виски и спросил, не хочу ли я присоединиться. Мне было девятнадцать, и я был страшным педантом. Я посмотрел в его красные глаза и ответил: «Нет». Он сделал большой глоток, положил на лицо грязный носовой платок и уснул. Я же сидел и ненавидел его так, как только мальчик, читающий «Окассена и Николет», может ненавидеть человека, пьющего неразбавленный виски.
Поезд мчался сквозь жаркую ночь, и я помню, как выходил на прохладных придорожных станциях и чувствовал, что нахожусь в чужой, неизвестной стране, стране гор и бешеных рек. Я слышал, как билась о камни вода, видел тени высоких гор. Их черные бархатные арки затмевали летние звезды.
Должно быть, я все-таки уснул, потому что дальше помню, как шел по платформе в Пуйлхели. Я был растерян, у меня кружилась голова, и звезды бледнели и исчезали. А она стояла там одна, в большой шляпе и красной накидке…
В нескольких милях от Пуйлхели есть местечко Лланбедрог, и там я снял комнаты. Смутно вспоминаю маленькую спальню на втором этаже коттеджа и крошечную гостиную с портретами бородатых мужчин в котелках. Они опирались на спинки кресел, в которых неестественно застыли юные женщины. В Лланбедроге я оскандалился, подняв жалюзи в гостиной. Меня тогда заинтересовала проходившая мимо окон похоронная процессия. Но выставили меня не из-за этого. Дело в том, что уик-энд закончился, и другой постоялец должен был заселиться в мои комнаты. Помню, как ехал в Пуйлхели в двуколке со связкой книг в руках. Надеялся, что родители девушки пригласят пожить в их доме. Не пригласили. Девушка думала, что я замечательный, но у ее отца был больший жизненный опыт, и он считал, что таких дураков, как я, он еще не встречал. Не помню, чем кончилась та история…
Прошло двадцать лет, и, выезжая ранним майским утром из Лондона, я вспоминаю о том единственном мимолетном знакомстве с Уэльсом. Погода божественная, солнце сияет; Гайд-парк шелестит молодыми зелеными листочками. Молочники — по большей части валлийцы — выставляют у дверей белые бутылки. А я снова еду в Уэльс, впервые после того давнего сентиментального путешествия. Странно, наверное, но я не чувствую себя старше. Разве может человек чувствовать себя старым, когда весенним утром выезжает на встречу с новой для себя страной?
Если когда-нибудь настанет день, когда я, проезжая прекрасным солнечным утром мимо бело-розовых яблонь в садах, перестану напевать и радоваться жизни, то, надеюсь, у меня хватит здравого смысла остаться дома. Либо (упаси Господи от такой участи!) заботливые родственники увезут меня, завернутого в плед, словно старая овчарка, на юг Франции.
Приятно свежим майским утром отправиться в незнакомую страну. Проходя по парку, где косят траву, и вдыхая аромат свежести, я чувствую жалость ко всем, кто не свободен так, как я. У меня в запасе уйма времени, и я могу потратить его на дороги, карабкающиеся на холмы и спускающиеся в долины.
Предчувствую, что путешествие будет интересным. Уэльс — одна из трех стран, расположенных на Британских островах, самая маленькая из них и самая загадочная.
Интересно, думаю я, что скажет прохожий на лондонской улице, если я спрошу его:
— Что для вас значит слово «Уэльс»?
Возможно, он ответит: