— Это Кинан…
— Ну разумеется, — сказал кто-то, — будущего лауреата наверняка предупредили, чтобы он непременно явился. Он будет стоять возле самого павильона и сделает удивленное лицо, когда услышит, что выкрикнули его имя…
Да, это очень похоже на правду!
Мы покинули солнечную лужайку и ушли в сумрак большого павильона, чтобы тайное наконец стало явным.
Народу набилось под завязку. Ни одного свободного места. Люди стояли в проходах. И вдруг запели трубы. Большие двери в дальнем конце павильона распахнулись, и в обрамлении солнечного света возле круга друидов мы увидели судей в пышных одеждах.
Медленно, попарно судьи прошли в павильон, поднялись на сцену и встали вокруг (увы!) современного трона с восседавшим на нем верховным друидом. Снова дружно грянули трубы.
Верховный друид поднялся и провозгласил: корона достается поэту, выступившему под псевдонимом Морган. Если такой человек находится среди публики, пусть встанет и объявит себя. В дальнем конце огромного здания послышались бурные приветствия. Тысячи голов повернулись на звук голосов. С места поднялся поэт, красный от смущения. Издали его было не рассмотреть. При виде его радостные возгласы прокатились по всему залу. Редко поэты (а в Англии — никогда) слышат такие аплодисменты.
Верховный бард и меченосец покинули платформу и медленно пошли к загадочному Моргану. Вернулись вместе с поэтом, торжественно подвели его к возвышению, держа за руки. Со стороны казалось, что его вели насильно, словно британские полисмены, арестовавшие пьяного.
Не прошел Морган и половины пути, как я увидел знакомые черты. Это и в самом деле Кинан! Но я, очевидно, случайно затесался в компанию знатоков, потому что тысячи людей, заполнивших павильон, несомненно, были удивлены.
Барда довели до платформы и надели на него пурпурную мантию с белым мехом, а потом усадили на трон. Над его головой подняли меч. Верховный друид надел ему на голову корону. Та оказалась немного мала. Снова послышались приветственные крики, и аудитории объяснили, почему судьи приняли именно такое решение.
Я попытался найти перевод стихотворения, но был обескуражен: перевода на английский язык не сделали. Такая же судьба постигла большую часть валлийской поэзии, и стучаться в закрытую дверь бесполезно.
Вечером все идут на концерт. Это мероприятие не похоже на утренние прослушивания.
Если хотите послушать пение, которого нигде больше в мире не услышите, сходите на выступление смешанного валлийского хора. Их пение вызывает удивление, восхищение и уважение. Не секрет, что валлийцы обладают особым вокальным талантом, но меня в данном случае удивляет, что эти способности передались современному Уэльсу с древних времен.
Гиральд Камбрийский в двенадцатом веке писал о валлийцах:
«Они не поют слаженно, как люди из других стран, а ведут разные партии, поэтому в компании певцов, которых часто встречаешь в Уэльсе, слышишь столько же партий, сколько исполнителей, однако в результате рождается гармоничная красивая мелодия. Дети валлийцев с младенчества поют в той же манере».
Одним из красивейших зрелищ, которые я когда-либо видел на сцене, был ансамбль арф. Я слушал концерт, который исполняли двенадцать девушек. В соответствии с «Триадами острова Британия», этими древними трехстишиями, человек должен иметь в доме три вещи — добродетельную жену, подушку на стуле и настроенную арфу. Должна ли добродетельная жена играть на арфе? Мне кажется, что с тех пор ситуация улучшилась, и только глупец проявит педантичность и спросит о подушке!
Глава шестаяЗеленый остров Англси
в которой я исследую зеленый остров Англси, знакомлюсь с местом рождения Оуэна Тюдора, возлюбленного Екатерины Валуа, сижу на стене фермы и вспоминаю одну из самых романтичных историй; приезжаю в иностранный город Карнарвон и вижу один из самых величественных замков мира.
Остров Англси отделен от материка такой узкой полоской воды, что человека с громким голосом можно услышать на другом берегу.
В солнечный день побережье пролива Менай незабываемо красиво. Я смотрел на запад, на зеленые фермерские земли плоского острова, и оборачивался к горам Карнарвоншира, думая, что это место одно из самых прекрасных не только в Великобритании, но и в Европе.
Узкая полоска воды при определенном освещении — ярко-голубая, как море возле Капри, или нежно-зеленая, как вода, омывающая шотландский остров Иона. Вся красота Англси собирается у кромки воды, откуда остров смотрит на материковые горы.
Что может быть труднее для человека, чем построить мост в такой стране, как эта, соединить горы Сноудонии с зелеными полями Англси? Тривиальный мост, быть может, построить было бы легче. Но мост Телфорда — настоящий триумф.
До того как в воздухе повис могучий мост, воды узкого пролива Менай формировали вокруг Моны защитный ров. Только военачальник, нацеленный на победу, повел бы через него армию. А когда вы в первый раз видите Англси, то думаете именно о таком человеке, человеке из глубины веков. Его война против британских друидов способствовала первому попаданию Англси в исторические документы.
Тацит, писавший в первом веке новой эры, утверждал, что завоеванию Клавдием Британии способствовал Светоний Паулин, выдающийся римский полководец, которого во времена Нерона назначили главнокомандующим римским «экспедиционным корпусом» в Британии. Он надеялся подавлением мятежных бриттов добиться не менее блестящего успеха, чем Корбулон, разгромивший парфян в Армении.
«Поставив себе такую цель, — пишет Тацит, — он решил покорить остров Мона, населенный воинственным народом, пристанище недовольных бриттов. Чтобы облегчить доступ к трудным и коварным берегам, он приказал построить плоскодонные лодки. В них он перевез пехоту, в то время как кавалерия перешла на остров либо по мелководью, либо вплавь»[66].
Затем Тацит дает описание острова, каким тот явился римским легионам. Это описание приходит на память, когда стоишь на берегу напротив Англси.
«На берегу стояло в полном вооружении вражеское войско, среди которого бегали женщины, похожие на фурий, в траурных одеяниях, с распущенными волосами, они держали в руках горящие факелы, бывшие тут же друиды с воздетыми к небу руками возносили к богам молитвы и исторгали проклятия. Необычность этого зрелища потрясла наших воинов, и они, словно окаменев, стояли в неподвижности под сыплющимися на тех ударами. Наконец, вняв увещаниям полководца и побуждая друг друга не страшиться этого исступленного, наполовину женского войска, они устремляются на противника, отбрасывают его и оттесняют сопротивляющихся в пламя их собственных факелов. После этого у побежденных размещают гарнизон и вырубают их священные рощи, предназначенные для отправления свирепых, суеверных обрядов; ведь у них считалось благочестивым орошать кровью пленных жертвенники богов и испрашивать их указаний, обращаясь к человеческим внутренностям, и вот, когда Светоний был занят выполнением этих дел, его извещают о внезапно охватившем провинцию возмущении».
Итак, на этот остров, западную оконечность римского мира, пришла весть о женщине, идущей на Лондон с мечом и огнем, — Боудикке. Светоний, позабыв об Англси, повел свою армию назад, чтобы встретиться со свирепыми племенами. Честь покорения Англси впоследствии досталась Агриколе. Форсирование пролива Менай вброд под командованием Светония было, должно быть, известно римской армии, ибо Агрикола обошелся без флота: он обучил солдат плаванию. Его воины могли сражаться в воде и одновременно управлять лошадьми. Римляне дошли до пролива, переплыли через него и взяли остров штурмом.
Через несколько минут я пересек воды, опасные течения которых сдерживали римские легионы, и оказался среди полей, беленых фермерских домов, золотого утесника и тихих улиц. Первая деревня, с незатейливым и доброжелательным названием Лланвайр, озадачивает приезжего, когда он узнает, что это всего лишь сокращение, а на самом деле называется она так:
Лланвайрпуйлгвингиллгорехвирнодробуилландисилиогогох!
Это не шутка. Так и есть! Полное название, однако, никогда не использовалось, хотя в слегка ампутированном виде указывалось в карте географического управления. Почтовый адрес — «Лланвайр П.Г.» или «Лланвайрпуйл».
Я вошел в первый же паб и сказал, ни к кому конкретно не обращаясь:
— Ставлю выпивку тому, кто произнесет полное название этого места.
Повисла зловещая пауза, затем один старик, допив пиво, поднялся и спел название! Произнести это слово невозможно, но человеку со слухом удается, потренировавшись, его пропеть.
— А что оно означает? — спросил я.
— Мне говорили, что это — «Церковь Святой Марии в ложбине, заросшей белым орешником возле быстрого ручья, неподалеку от церкви Святого Тисилио и красной пещеры».
Я оказался в одной из самых крупных и плодороднейших частей Уэльса. Англси — это огромная ферма. Ее принято называть «матерью Уэльса», потому что все зерно, необходимое Уэльсу, можно вырастить здесь. Длинные дороги проходят по плоской зеленой земле, соединяя тихие, маленькие каменные города. Холихед предоставляет единственное развлечение: здесь можно понаблюдать за прибытием и отправкой ирландского пакетбота.
Задолго до того как приехать в Уэльс, я спрашивал у мисс Меган Ллойд Джордж, пригодилось ли ей знание валлийского языка в избирательной кампании на Англси. Теперь понимаю, что задал глупый вопрос.
На Англси все говорят по-валлийски. В отдаленных частях острова еще встречаются старики, которые не могут поддержать разговор на английском. Хотя путеводители и книги о путешествиях по Уэльсу описывают Англси как край света, мне показалось, что за последние несколько лет остров переменился. Каждую субботу городок Холихед разыгрывает роль метрополии по отношению к людям, приехавшим из разрозненных фермерских хозяйств. Здесь есть магазины не хуже, чем в Бангоре или Карнарвоне, есть и «разговорный» театр. Влияние этого театра можно назвать коварным! Я пошел в магазин за табаком. Девушка за прилавком быстро говорила с приятелем по-валлийски. Беседу она закончила так: «О’кей, крошка».