[473]. Члены Регентского совета должны были исполнять волю короля, принимая решения большинством голосов, и на этом этапе речи не шло о назначении регента. Однако когда король потерял сознание в первые часы 28 января, завещание еще не было подписано. Его подписали при помощи «сухого оттиска» под надзором Хартфорда, Пэджета, Герберта и Дэнни[474]. Завещание, удостоверенное печатью, предоставило основание для новой власти. Сначала Пэджет набросал пункт, дающий регентскому совету «полную власть и полномочия» предпринимать любое действие, необходимое для управления королевством в период малолетства Эдуарда, как будто Генрих VIII сам дал им указание, скрепленное Большой печатью Англии. Затем был добавлен, или переписан, «пункт о невыполненных пожалованиях», уполномочивший Регентский совет после смерти короля даровать то, что Генрих «даровал, собирался даровать или обещал», но не успел законно передать во время своей жизни.
Впоследствии Пэджет отрицал, что в правление Эдуарда делалось что-либо не санкционированное Генрихом VIII, но весьма вероятно, что в его предсмертные часы королевское завещание «подправили», чтобы дать возможность Хартфорду принять титул лорда-протектора; позволить ему наградить своих приверженцев конфискованными землями Говардов и откупиться от противников[475]. Сын Хартфорда потом допускал, что его отец «сам себя создал», посмертное покровительство Генриха VIII было весьма впечатляющим: четыре повышения внутри действительных пэров, четыре новых пэрства и поток коронных земель стоимостью £27 053 в год, распределенных людьми Хартфорда для вознаграждения себя и своих друзей.
Известие о кончине Генриха VIII три дня держалось в секрете: пока Хартфорд не добился своей цели, не объявляли о наследовании трона Эдуардом VI и не распускали парламент. Он захватил Эдуарда (девяти лет от роду) и доставил его в Тауэр; он забрал оставшиеся средства Генриха VIII, хранившиеся в секретных сокровищницах, и обсуждал с Советом, казнить ли Норфолка – в конце концов того оставили в тюрьме. Эти шаги были явно противозаконны. Законность правительства базируется на королевской власти, которая заканчивается со смертью короля, как и с окончанием заседания парламента.
31 января Регентский совет заслушал завещание Генриха VIII и назначил Хартфорда протектором королевства и опекуном Эдуарда. В ответ Хартфорд и Пэджет применили «пункт о невыполненных пожалованиях» королевского завещания. Хартфорд стал герцогом Сомерсетом, Эссекс (Уильям Парр) – маркизом Нортгемптоном, Лайл – графом Уориком, Райотсли – графом Саутгемптоном, а Томас Сеймур – бароном Садли. Однако 6 марта Сомерсет вытеснил Райотсли, которого обвинили в противозаконных действиях на посту лорд-канцлера, лишили должности и оштрафовали на £4000. Райотсли сопротивлялся созданию протектората – и его суждение было здравым[476]. Шесть дней спустя Сомерсет нарушил завещание: он получил жалованные грамоты, дарующие ему почти суверенную власть как протектору королевства и позволяющие назначать в Совет любого человека по своему желанию. Однако стиль руководства Сомерсета был настолько единоличным, что роль Совета неуклонно подрывалась. Он частью решал государственные дела при собственном дворе, где полагался, как говорили современники, на «новый Совет»: людей вроде сэра Томаса Смита, сэра Майкла Стэнхоупа, Уильяма Сесила, Эдварда Вулфа, сэра Джона Тинна и Уильяма Грея. Никто из них, кроме Смита, которого он назначил личным секретарем короля, не был тайным советником. Стэнхоуп был его родственником, Сесил – личным секретарем, Тинн – управляющим, а Вулф – бывшим флотским капитаном. Хотя в поведении Сомерсета не было ничего противозаконного, его высокомерие и неучтивость вызывали негодование. Адресованные ему докладные записки ставили дела короля в один ряд с его собственными. Пэджет, например, писал ему о «вашей работе в парламенте», «ваших международных отношениях», «вашем долге», «ваших военно-морских силах», «вашем предписании по религии» и т. д. Советники сетовали, что со времен Уолси документы не «составляли так величаво».
Однако Сомерсет добился того, чего не удалось достичь Уолси: он правил и при дворе, и в Вестминстере. Он сделал Стэнхоупа своим человеком при дворе, повысив того до главного джентльмена личных покоев и джентльмена стула. Соответственно, Стэнхоуп заменил Дэнни на посту управляющего королевской казной. Он также хранил «сухую печать» подписи Эдуарда – новая печать позволяла Сомерсету подтверждать финансовые операции и набирать войска. Более того, имея в своем распоряжении королевскую подпись, протектор имел и возможность королевского волеизъявления, стал квазикоролем[477]. Тем не менее Совет встревожился, когда Сомерсет отдал приказ не пропускать ничего за настоящей подписью Эдуарда без его визы и поставил печать на частично заполненные указы. Когда же Сомерсет при помощи печати сформировал армию против мятежников Кетта, его противники сочли эти действия первым шагом к «защите» короля от них самих. Единовластие Сомерсета (так же, как и его политика) спровоцировало контрпереворот Уорика.
Обстановку портила и фракционность. За несколько дней до смерти Генриха VIII Уорик склонил Томаса Сеймура, брата протектора, очень огорченного тем, что его не назначили в Регентский совет, заявить свои права на опекунство над Эдуардом, поскольку он тоже был дядей принца. Сначала Уорик вовлек Сеймура в борьбу за опекунство, а потом сказал Сомерсету: «Разве я не говорил вам не раз, что он будет… завидовать вашему положению… он не остановится до тех пор, пока не опрокинет вас снова»[478]. Сомерсет дал своему брату место в Совете и назначил того лорд-адмиралом, однако между ними был вбит клин. Это требовалось для новой политической игры Уорика: он знал, что ему нужно внести раскол между братьями, чтобы продвинуть собственную карьеру. Его цели получили перспективу после смерти Екатерины Парр[479], когда Томас Сеймур замыслил жениться на принцессе Елизавете. К Рождеству 1548 года поползли слухи, что она беременна от лорд-адмирала, который ничего не сделал, чтобы прекратить эти разговоры; он даже поощрял такие сплетни. Он также добивался поддержки Райотсли в заговоре против брата, намекая, что это позволит смещенному лорд-канцлеру вернуть себе должность[480]. Однако Райотсли был куда более проницательным и опытным политиком. Он не только не присоединился к Томасу Сеймуру, но и донес на него, а за эту услугу лорд-протектор Сомерсет вернул его обратно в Совет! Сеймура арестовали 17 января 1549 года и обвинили в государственной измене по тридцати трем статьям. Это отдавало преувеличением, однако протектор опасался, что противники нанесут ему удар через брата. По этой причине Сеймура объявили вне закона в парламенте без всякого судебного разбирательства; его казнь состоялась 20 марта того же года.
Ключ к стратегии Сомерсета – его личные качества. Он был нерешительным, но упрямым, надменным, склонным к навязчивым идеям. Стремясь казаться добродетельным и заслужить широкое уважение, он добивался народного уважения, подслащивая свою врожденную жестокость разговорами о милосердии и справедливости. Частично это отдавало ренессансным самопиаром, частично он так желал задать тон правлению. Все же альтруизма там не было: более любого другого политика эпохи Тюдоров, за исключением последнего фаворита Елизаветы второго графа Эссекса, Сомерсет ставил знак равенства между своим честолюбивым замыслом и общественным благом. Он содействовал работе комиссий по огораживанию и налогу на овец, якобы стараясь защитить бедных от богатых, однако его истинные взгляды совершенно соответствовали времени – характерные для аристократии, стяжательские, авторитарные[481]. Тех, кто ошибочно полагал, что общественное устройство Англии находится на повестке дня, объявляли бунтарями. Если Сомерсет не сразу реагировал на бунт, то не из милосердия, а от нерешительности и сильного желания не отвлекаться от своей всепоглощающей навязчивой идеи – завоевания Шотландии.
Шотландия имела ключевое значение. Тогда как для Генриха VIII шотландские дела уступали первое место его французским кампаниям, для Сомерсета дело обстояло ровно наоборот. Он намеревался выиграть войну, начатую Генрихом VIII, и заставить Шотландию выполнить условия Гринвичского мира; отстоять давние притязания Эдуарда I на сюзеренитет; объединить две короны и навязать Эдуарду VI брак с малолетней Марией Стюарт. Разумеется, он понимал, что Англия не может себе позволить постоянно вторгаться в Шотландию, чтобы принуждать к исполнению соглашений. По этой причине его военная стратегия состояла в том, чтобы создать и содержать в Шотландии постоянные гарнизоны, укомплектованные англичанами или иностранными наемниками.
Напав на Шотландию в сентябре 1547 года, он сначала выиграл битву при Пинки-Клё, затем построил крепости и разместил там войска. Форты в основном располагались на границе с Англией и на восточном побережье. Однако замки Данбара и Эдинбурга не пали, и можно высказать сомнения по поводу местоположения гарнизонов Сомерсета: в частности, хотя главная крепость в Хаддингтоне находилась всего в 18 милях от Эдинбурга, снабжать ее продовольствием было затруднительно. Вся польза постоянных гарнизонов сводилась к нулю, раз армии требовалось каждый год наступать на Шотландию для их освобождения. В этом случае дело было в плохом знании топографии Сомерсета и спешке при строительстве новых фортов. К тому же он не позаботился осуществить морскую блокаду залива Ферт-оф-Форт и неверно оценил силу франко-шотландской дружбы.