[614]. Винчестер, Петре и Мэйсон поддержали эту точку зрения, Арундел тоже выступил против открытой помощи Шотландии, но они остались в меньшинстве. Елизавета тем не менее затягивала решение, Сесил вышел из себя и написал письмо, намекая на свой отказ от должности.
И Елизавета сдалась. Она отправила военный флот в залив Ферт-оф-Форт, чтобы предотвратить доставку французских подкреплений, и в марте 1560 года набрала армию для блокады Лейта, где были сосредоточены основные силы французов. Хотя этими тактическими приемами стремились избежать ошибок лорда-протектора Сомерсета, осада провалилась. Гибель французского флота во время шторма, Амбуазский заговор гугенотов (15 марта) и смерть Марии де Гиз (11 июня) подорвали позиции французов в Шотландии, позволив Сесилу заключить Эдинбургский договор (6 июля). Документ обеспечил вывод иностранных войск из Шотландии: лорды конгрегации составили временное правительство. Что же касается Марии Стюарт, королевы шотландцев, то, когда в следующем декабре ее муж умер, она была оттеснена новым регентом Франции, Екатериной Медичи. К августу 1561 года ей ничего не оставалось, как вернуться в Шотландию, где пришлось признать Реформацию.
Отношение Елизаветы к шотландской кампании показало, что она намерена сама определять собственную политику. В течение оставшейся части правления дипломатические и важные вопросы, такие как переговоры о династическом браке и наследование трона, были arcana imperii (государственными тайнами): эти дела Елизавета оставляла на собственное разумение (зачастую на затягивание решения), а затем подробно обговаривала со своим ближайшим кругом при дворе, прежде чем вынести на более широкое обсуждение в Тайном совете. Разумеется, Тайный совет и ведущие сановники продолжали участвовать в процессе принятия решений, и было бы ошибкой сделать вывод, что консультации внезапно сократились. Однако явно прослеживается аналогия с кампанией по первому разводу Генриха VIII, когда король и его избранные «политические» советники задавали тон при дворе. В 1560-е годы ближний круг Елизаветы составляли Сесил, Перри (умер в декабре 1560 года), Лестер, Винчестер, Пембрук и Бэкон[615]. Другие политики не были совершенно исключены, однако Сесил следовал собственным предпочтениям королевы, когда решил, что елизаветинскому истеблишменту следует сомкнуть ряды. Да, политические действия еще не стали илеологическими, но несколько радикальных протестантов уже побуждали корону отдать приоритет религиозным целям. Некоторых приверженцев Эдуарда, таких как сэр Питер Кэрью и сэр Уильям Пикеринг, пришлось отстранить от политических постов. Более того, у Сесила вызвала тревогу карьера идеалиста Трокмортона, который в должности посла во Франции открыто сотрудничал с политическими революционерами среди гугенотов и стал таким источником неприятностей, что его заменили сэром Томасом Смитом[616].
Тем не менее при поддержке лорда Роберта Дадли в 1562 году Трокмортону удалось убедить Елизавету вмешаться в первую французскую Религиозную войну. Королева на этом деле обожглась, а Дадли оно позволило дебютировать на политической сцене. Когда его бурная связь с королевой в 1559–1560 годах немного устоялась и скандал затих[617], он взял Трокмортона под покровительство и попытался побить шотландского туза Сесила своим козырем. Кровавая бойня конгрегации гугенотов, устроенная герцогом де Гизом в Васси, заставила французских протестантов обратиться за помощью к Англии, что предоставило Дадли шанс (март 1562 года). «Слава Елизаветы здесь огромна, – писал из Гавра, оплота гугенотов, Генри Киллигру, клиент Дадли и будущий свояк Сесила. – В ее силах изгнать идолопоклонство из Франции»[618]. Однако собственная цель Елизаветы была значительно более приземленной – она хотела вернуть Кале или захватить вместо него другой какой-нибудь французский порт, поэтому, овладев Гавром, она оказала гугенотам минимальную помощь.
По Хэмптон-Кортскому договору Елизавета обещала лидеру гугенотов принцу де Конде 6000 солдат и ссуду £30 000, в обмен на что она оставит Гавр и Дьеп в качестве залога, пока к ней не вернется Кале (20 сентября). Роберта Дадли ввели в Тайный совет, а его брата Эмброуза, графа Уорика, назначили командующим армией. Сесил тем временем придумал piece justificative (документальное доказательство), в котором постарался как можно лучше оправдать вмешательство Елизаветы. Он доказывал, что она стремилась: защитить покой христианского мира; уберечь Англию от последствий Религиозной войны, которая охватит всю Европу, если не положить ей конец; оградить французский народ от «тирании» католической группировки Гизов; не допустить реализации плана де Гиза не возвращать Кале по условиям Като-Камбрезийского договора[619].
Однако армия гугенотов потерпела сокрушительное поражение при Дрё, и Конде оказался в плену. Затем убили герцога де Гиза, поэтому обе стороны пошли на заключение Амбуазского мира, который завершил гражданскую войну и позволил всем французам, объединившись, отнять Гавр у англичан (19 марта 1563 года). Уорик, сам тяжелораненый и с армией, окруженной и охваченной болезнями, капитулировал 28 июля. Попытка Дадли соединить устаревшую политику удержания Кале с новомодной помощью делу протестантства провалилась[620]. Хотя мирное соглашение, заключенное в Труа 11 апреля 1564 года, якобы только остановило боевые действия, Елизавета потеряла Кале и лишилась компенсации, обещанной по Като-Камбрезийскому договору. Кроме того, ее требования по выкупу четырех французских залогов сократили вполовину. Соответственно, ее антипатия к военным авантюрам сильно увеличилась. Между тем Испания подала сигнал, что поддержка международного протестантизма неприемлема: кардинал Гранвель, первый министр Филиппа II, посланный им в Нидерланды в качестве советника Маргариты Пармской, закрыл голландские порты для английских торговых судов под предлогом вспышки чумы в Англии; торговля возобновилась только в 1565 году. Однако, несмотря на угрозу английскому экспорту, эмбарго повредило Антверпену больше, чем Лондону. Оно даже принесло англичанам пользу, поскольку экспортеры тканей стали развивать другие рынки сбыта в Германии и Балтийском регионе, что обеспечило экономическую базу, когда в декабре 1568 года началась «холодная война» Елизаветы с Испанией.
Внутренняя политика в 1560-е годы концентрировалась на вопросах наследования престола, матримониальных намерениях Елизаветы и шотландской проблеме. Поднятый уже на первой неделе сессии парламента 1559 года вопрос о наследнике престола Англии несколько раз приобретал особую остроту: в октябре 1562 года, когда королева подхватила оспу; в декабре 1564 года, когда она «серьезно заболела дизентерией»; в октябре 1572 года, когда Елизавета стала жертвой лихорадки, и осенью 1584 года после убийства Вильгельма Оранского. Мария Стюарт была самой серьезной претенденткой по династическим основаниям: она приходилась внучкой Маргарите Тюдор и Якову IV Стюарту. Однако по условиям Третьего акта о престолонаследии (1544), а также согласно последней воле и завещанию Генриха VIII леди Кэтрин Грей (младшая сестра Джейн Грей) имела преимущество. Кроме того, поскольку Мария оставалась католичкой, Екатерину поддерживали протестанты. Соответственно, Елизавета, которая, исходя из опыта среднего периода правления Тюдоров, стремилась не делать ничего, что могло бы создать очаг политического недовольства, отказалась признавать их притязания. Она даже отправила Кэтрин Грей в Тауэр после ее тайного бракосочетания с Хартфордом, приказав законным образом аннулировать брак и признать детей от этого брака незаконнорожденными. (В январе 1568 года Кэтрин Грей умерла, находясь под домашним арестом.)
Однако если в желании видеть вопрос о престолонаследии решенным Тайный совет был един, то в выборе кандидата в наследники члены Совета расходились. Широко признавалось, что примирение с Марией желательно, но королева Шотландии проявила самонадеянность и отказалась договариваться с Елизаветой или ратифицировать Эдинбургский договор, пока «парламент не признает ее бесспорной наследницей или приемной дочерью Ее Величества королевы». В 1563–1564 годах обсуждался план выдать Марию замуж за Роберта Дадли; Елизавета сама выступила в поддержку этого плана, когда клиенты Дадли затеяли в парламенте дебаты о ее собственном браке (12 января – 10 апреля 1563 года)[621]. Поскольку целью Дадли было жениться на самой Елизавете, этот маневр останавливал его до сентября 1564 года, когда Елизавета дала ему титул графа Лестера. Англо-шотландская дипломатия пребывала в замешательстве, и в июле 1565 года Мария предприняла односторонние действия, заключив брак со своим кузеном Генри Дарнли, сыном графини Леннокс[622]. Одним шагом она объединила два шотландских права на английский престол и укрепила собственные притязания, поскольку Дарнли родился в Англии, владел землей в Йоркшире и поэтому имел неоспоримое законное право наследовать собственность в Англии. Елизавета излила свою ярость на Лестера и постаралась ограничить ущерб, но ее обыграли.
Однако звезда Марии быстро закатилась: рождение сына, будущего Якова VI и I, 19 июня 1566 года не спасло ее. До 1565 года правление Марии в Шотландии поддерживало реальное, хоть и неустойчивое согласие; ее беспринципность и корыстная терпимость обеспечивали и радикалам, и консерваторам достаточное чувство безопасности. Тем не менее непоследовательная и нерешительная Мария посеяла сомнения. Ее брак пробудил в Шотландии династическое соперничество Ленноксов с Гамильтонами