ать новый королевский статус и постоянную армию. Поскольку вывести войска не представлялось возможным, необходимость в покорении Ирландии возрастала.
Отсюда было понятно, что лорд-протектор Сомерсет, учитывая его политику в отношении Шотландии, перестанет считать Ирландию пограничной территорией, требующей такой же системы управления, как в Уэльсе и северных графствах, и перейдет к военному решению проблемы. Ровно так же, как Сомерсет старался подчинить Шотландию, размещая там постоянные английские гарнизоны, так и в Ирландии он пополнил армию и поставил в ключевых приграничных областях гарнизоны, одновременно предпринимая пробные шаги к колонизации графств Лиишь и Оффали. Завоевание и колонизация вышли на политическую повестку дня. Несмотря на то что шотландская стратегия протектора провалилась, он обнаружил, что в Ирландии более крупный воинский контингент увеличивает свободу маневра правительства относительно сообществ и гэлов, и старых англичан – корона сосредоточила внимание на сокращении гэльской Ирландии. К 1551 году гарнизон из 500 солдат расширили до 2600 человек, и впоследствии, несмотря на временные сокращения численности при королеве Марии, он редко имел в своем составе менее 1500 солдат. Более того, прежняя административная неэффективность привела к мысли об англизировании силой, поскольку увеличить количество ирландских чиновников для обеспечения интервенционизма короны было невозможно по финансовым причинам. В частности, отсутствие в Ирландии мировых судей и лорд-лейтенантов привело местные власти к чрезмерной зависимости от шерифов[881].
К 1558 году корона приняла «интервенционистскую» стратегию, неоправданную с точки зрения характерного для Елизаветы политического курса, несмотря на то что завоевание и колонизация еще не осуществлялись последовательным образом. Тогда как в европейской политике Елизавета руководствовалась realpolitik и опасениями по поводу военного перенапряжения, то в Ирландии все хотели быстрых результатов. В итоге полномасштабное завоевание стало неизбежным. Попытки расширить английское влияние и поддерживать колонии вокруг гарнизонов либо провалились, либо не дали результатов из-за восстаний. Репутация Англии понесла ущерб, когда ирландские должности превратились в призы, за распределение которых состязалась клиентелла видных придворных. К тому же фракционность в Ирландии проявлялась сильнее, чем в Англии, поскольку дефицитное финансирование и присутствие постоянной армии превратило службу в колонии из почетной ссылки в благоприятную среду для охотников за деньгами и бойцов из аристократических фамилий. Цели постоянно превосходили средства на их достижение, а произвольное налогообложение (для оплаты расходов на гарнизоны), частое введение военного положения, перерывы в работе парламента в течение последних 20 лет правления Елизаветы и погоня за легким обогащением среди колонистов портили отношения короны и со старыми англичанами, и с гэльскими общинами[882].
В частности, нередкие проблемы короны и возрождающиеся распри между гэльскими вождями подвергали испытанию твердость последующих наместников. Начиная с 1558 года третий граф Сассекс боролся с Шейном О’Нилом за контроль над Ольстером. Шейн стремился стать лордом Тирона и королем, в гэльском смысле этого слова, Ольстера. Его раздоры с семьей по поводу спорного наследственного права и междоусобицы с кланами O’Доннелов из Тирконнелла, O’Рэлисов из Восточного Брейфна и Магвайров из Ферманы вошли в легенды. Однако Сассексу не удалось ни победить его, ни отравить, поэтому Елизавета призвала Шейна ко двору. Поскольку он, казалось, был готов к компромиссу, королева утвердила его «капитаном» Тирона в обмен на признание власти короны. Однако, возвратившись в Ирландию, он тут же взялся за оружие, чтобы вернуть то, что, по его мнению, принадлежало ему по праву.
В 1565 году Сассекса заменил сэр Генри Сидни, с приездом которого началась эволюция «программы завоевания Ирландии». Суть состояла в завоевании и колонизации с опорой на гарнизоны и местные советы при эффективных председателях, хотя личный вклад Сидни составляла пропаганда развития колоний на частные капиталы, что он считал достойной альтернативой более дорогим проектам короны. По существу, большинство идей Сидни соответствовали плану, подготовленному Сассексом в 1562 году. Однако новый аспект был в том, что для оправдания покорения гэльской Ирландии Сидни приравнивал «диких ирландцев» к варварам. Он говорил Елизавете в 1567 году:
Не бывало еще народа, который бы жил в большем убожестве, чем они, и, как представляется, в большей неразвитости, потому что к супружеству они, в сущности, относятся как к соединению лишенных разума животных. Вероломство, разбой и убийство считаются допустимыми деяниями… Я не вижу, чтобы они осознавали грех, и не уверен, крестят они своих детей или нет[883].
В письме графу Лестеру Сидни обвинял Шейна, что тот вступил в сговор с Марией Стюарт и в апреле 1566 года пытался получить 6000 солдат от Карла IX Валуа[884]. Сидни предпринял против Шейна крупное наступление и восстановил власть O’Доннелов в Тирконнелле. В конце концов, именно Хью O’Доннел победил Шейна на поле боя (8 мая 1567 года). Побежденный О’Нил бежал и сдался на милость шотландских поселенцев в Кушендоле (графство Антрим), которые порубили его на куски. Голову ирландского вождя купил англичанин Каррифергус и, засолив в бочонке, отослал в Дублин[885].
Затем Сидни направил свое внимание на Манстер, где схватки Фицджеральдов, графов Десмонд, с Батлерами, графами Ормонд, разорили большие районы Лимерика, Типперэри и Килкенни. В последней междоусобной войне тюдоровских пэров Джеральд, четырнадцатый граф Десмонд, разбил Томаса Батлера, одиннадцатого графа Ормонда, при Аффане, у реки Блэкуотер ниже Лисмора (февраль 1565 года). Обоих графов призвали ко двору, и они покорились Елизавете, однако Десмонд не выполнил своих обязательств. Весной 1567 года Сидни его арестовал. Графа отправили обратно в Лондон и посадили в Тауэр. Однако в результате его смещения образовался вакуум власти. К тому же появление в Манстере английских авантюристов, объявлявших себя наследниками норманнских завоевателей Ирландии, показалось жителям угрозой имущественным правам ирландцев. Кузен графа Десмонда, беспринципный Джеймс Фицморис Фицджеральд, устроил так, что его избрали «капитаном» Десмонда, запросил помощи католиков и зарубежных стран и поднял восстание в Юго-Западной Ирландии (июнь 1569 года). Восстание быстро подавили, хотя Фицморис не сдавался до января 1572 года. Затем графу Десмонду позволили вернуться в Ирландию. Он вызывающе носил ирландский национальный костюм, укрепил крепости на своей территории, и Берли заподозрил его в обмане. Замок Десмонда Дерринлаур захватили, а защитников казнили (август 1574 года)[886].
Елизавета тем временем учредила местные советы в Коннахте и Манстере в 1569 и 1571 годах по образцу Совета Севера и Совета Марок Уэльса, но с подотчетностью Тайному совету Ирландии. Однако когда председатели этих советов предприняли прямые шаги против местных магнатов и их слуг, а также ввели английское право за счет гэльских институтов, эти шаги вызвали ответную реакцию такой силы, что работу советов пришлось временно приостановить. Создалась атмосфера, в которой к лояльным подданным стали относиться как к ирландским «врагам» – цена отношений короны с сообществом оказалась высокой. Затем после буллы Пия V Regnans in excelsis ирландская оппозиция обратилась к католическому миру. Их обращение привело сначала к спланированному Томасом Стакли вторжению в Ирландию, которое финансировал папа Григорий XIII (1578), а затем к экспедиции, организованной совместно Фицморисом и Николасом Сандером, изгнанным лидером английских рекузантов, получившим должность папского нунция. Высадившись в Смервике, эта странно подобранная парочка подняла папский штандарт, разбила укрепленный лагерь и завербовала графа Десмонда, чьи финансовые затруднения в итоге привели его к измене (июль 1579 года). Случился крупнейший кризис со времен восстания Килдэра, поскольку Елизавета еще никем не заменила Сидни, которого уже отозвала, потеряв доверие к его интервенционизму. Первым взялся за оружие Манстер, затем Ленстер, добавились беспорядки в Ольстере и Коннахте. Проигрывающие мятежники и их итальянские и испанские помощники сначала сдались сэру Николасу Мэлби и сэру Уильяму Пелхэму, а позже новому лорд-наместнику лорду Грею Уилтону[887].
Поскольку армейское соединение Грея насчитывало 6500 бойцов, он едва ли мог упустить победу. Однако его подход к делу определялся уверенностью в широком распространении католического заговора. Везде применялась исключительная жестокость: весь гарнизон был казнен, несмотря на то что капитулировал; лидеров старых англичан и гэльской общины казнили; урожай 1580 года сожгли, а скот забили. Ко времени отзыва Грея в августе 1582 года голод свирепствовал даже в Пейле. Население Манстера резко сократилось, и поэт Эдмунд Спенсер (секретарь Грея) писал: «За короткий срок практически никого не осталось, самая многолюдная и изобильная местность неожиданно лишилась всех людей и животных». Более того, когда Елизавета (чтобы сократить военные расходы) решила помиловать всех вождей мятежников, Грей жаловался, что это значит оставить ирландцев «кувыркаться с собственным чувствительным правительством» (имея в виду, что все будут просить защиты, оставляя за собой право на измену.) Соответственно, он всячески препятствовал помилованию[888].
Тем не менее политика Грея подавила противодействие подготовленной Сидни «программе завоевания Ирландии» в Манстере и Коннахте. «Усмирение» Грея не равнялось завоеванию, но оно подготовило условия для систематичной колонизации. Несмотря на то что планы 1570-х годов, направленные на организацию поселений в районах Ольстера, привели к беде, колонизацию рассматривали как способ бросить вызов власти старых англичан и постепенно подорвать независимость гэльской территории. Ольстерские проекты сэра Томаса Смита и его сына, а также Уолтера Девере, первого графа Эссекса, были скверно продуманы и неумело реализованы: они ускорили дальнейшее ухудшение англо-гэльских отношений, к тому же стоили Елизавете £87 000 за три года. Впрочем, Манстерская колония, учрежденная в 1586 году на землях, конфискованных у осужденного за государственную измену графа Десмонда, была сравнительно успешной. К 1589 году она действовала, хотя к 1592 году там трудилось только 775 английских арендаторов вместо предусмотренных 1720. К тому же там возникло множество гэлов, хотя изначальные условия предусматривали арендаторов только английского происхождения.