замечаниями на 443 страницах. Ответ на этот протест, повлекший внесение в договор нескольких незначительных корректировок, но с сохранением основных положений, был подготовлен комитетом из пяти граждан стран-союзниц, членом которого от Британии был Филип Керр. Изменения, которые были сделаны в качестве уступок немцам, были внесены под давлением Ллойд Джорджа, который находился под влиянием группы Милнера. Это становится очевидно после прочтения протокола заседания «Совета четырех» на Мирной конференции. Впервые Ллойд Джордж поднял вопрос о пересмотре проекта договора в сторону смягчения на заседании этого совета 2 июня 1919 года. Премьер-министр сказал, что он консультировался со своей делегацией и с Кабинетом министров. Особо упомянул Джорджа Барнса («единственного представителя лейбористов в его кабинете»), делегацию Южной Африки («которая также отказывалась подписать договор»), г-на Фишера («чьи взгляды имели большой вес»), Остина Чемберлена, лорда Роберта Сесила и обоих архиепископов. За исключением Барнса и архиепископов, все эти люди тесно контактировали с группой Милнера. Упоминание X. А. Л. Фишера особенно важно, поскольку его взгляды могли иметь для Ллойд Джорджа «большой вес» только в том случае, если он был членом группы Милнера. Слова о южноафриканской делегации явно относились к Смэтсу, поскольку Бота был готов подписать все, независимо от того, что думал по поводу договора, чтобы добиться для своей страны официального признания в качестве доминиона со статусом, равным Великобритании. Смэтс же, напротив, с самого начала не согласился подписывать договор и уже 23 июня 1919 года повторил свой отказ (как указано в его биографии, написанной миссис Миллен).
Претензии Ллойд Джорджа к договору, представленные в «Совете четырех» 2 июня, вскоре стали фирменным знаком группы Милнера. Помимо критики территориальных положений в отношении границ Польши и требования проведения плебисцита в Верх
ней Силезии, основные возражения были связаны с репарациями и оккупацией Рейнской области. По первому пункту советники Ллойд Джорджа «считали, что было запрошено больше, чем Германия могла заплатить». На последнем пункте, который «был главной британской заботой», его советники настаивали. «Они убеждали, что, поскольку численность немецкой армии сократилась до 100000 человек, держать на Рейне оккупационную армию в 200000 человек стало бессмысленным. И утверждали, что это всего лишь способ размещения французской армии на территории Германии и за счет последней. Указывали, что Германия не будет представлять опасности для Франции в течение 30 или даже 50 лет и уж точно не в ближайшие 15 лет... Британские военные считали, что два года — предельный срок для оккупации».
На эти жалобы Клемансо ответил, что «в Англии, по-видимому, преобладает мнение, что самый простой способ закончить войну — пойти на уступки. Во Франции придерживаются противоположного мнения — лучше действовать решительно. Французский народ, к сожалению, очень хорошо знает немцев и уверен, что чем на большие уступки пойти, тем больше немцы потребуют... Он признал, что Германия не представляет непосредственной угрозы для Франции. Но она подпишет договор, не намереваясь выполнять его. Сначала будет уклоняться по одному пункту, а затем по другим. Весь договор будет забыт, если не предусмотреть некоторых гарантий, которые будут подкреплены оккупацией»101.
В таких обстоятельствах кажется довольно безнравственным, что группа Милнера сразу же начала обвинительную кампанию в отношении договора. Филип Керр с 1905 года и до своей смерти
в 1940 году был центральной фигурой в группе Милнера. Его яростная германофобия в 1908-1918 гг. и очевидное знание характера немцев и того, какой договор они навязали бы Великобритании, если бы они поменялись местами, должны были сделать Версальский договор чрезвычайно приемлемым для него и его товарищей, или, если не получится, неприемлемым по причине чрезмерной снисходительности. Вместо этого Керр, Бранд, Кертис и весь внутренний круг группы Милнера начали кампанию по дискредитации в отношении договора, Лиги Наций и всего мирного урегулирования. Часто те, кто знаком с деятельностью «Кливденской клики» в 1930-е годы, считают, что ее члены начали активно проводить политику умиротворения только после 1934 года. Это совершенно ошибочно. Группа Милнера, в реальности стоявшая за фантомной кликой из Кливдена, запустила свою программу умиротворения и пересмотра соглашения еще в 1919 году. Зачем они это сделали?
Чтобы ответить на этот вопрос, мы должны обсудить высказывания членов группы, общие впечатления об их мировоззрении и даже некоторые предположения. Лучшее изложение того, что группа считала предосудительным в мировых реалиях 1919 года, можно найти в блестящей книге Циммерна «Europe in Convalescence» («Выздоровление Европы», 1922). Более конкретную критику, особенно в отношении устава лиги, можно найти в «Круглом столе». А описание общего мировоззрения группы в 1919 году — в знаменитой книге Гарольда Никольсона «Peace-Making» («Миротворчество»). Никольсон, хотя и находился в тесных личных отношениях с большинством членов внутреннего круга группы Милнера, сам ее членом не был, но его мышление в 1918-1920 гг. было схоже с мыслями этих людей.
В целом члены этого внутреннего круга восприняли пропагандистские лозунги 1914-1918 гг. как правдивую картину ситуации. Ранее уже описывалось, как группа разработала теорию истории, рассматривавшую все прошлое в терминах длительной борьбы
между силами зла и праведности. Последнее они в разное время определяли как «верховенство закона», «подчинение каждого благу всех», «демократию» и т.д. Они приняли военные цели, сформулированные Вильсоном с помощью воинственных лозунгов («мир, безопасный для демократии», «война за прекращение войн», «война за искоренение пруссачества», «самоопределение» и т.д.), в качестве определения того, что они подразумевали под «верховенством закона». И согласились с его четырнадцатью пунктами (за исключением «свободы морей») по реализации этих целей. Более того, группа Милнера и, по-видимому, Вильсон сделали предположение, которое имело под собой веские основания, но могло стать очень опасным при неосторожном применении. Это было допущение о том, что немцы разделены на две группы: «прусские автократы» и «хорошие немцы». Они предполагали, что если первая группа будет отстранена от должностей, наделяющих их властью и влиянием, а второй будут сделаны великодушные уступки, Германию можно будет убедить отказаться от «азиатского деспотизма» в пользу «западной цивилизации». В общем и целом тезис был обоснован. Но подводных камней было слишком много.
Во-первых, невозможно отличить «хороших» немцев от «плохих» по какому-либо объективному критерию. Различие, конечно, не могло основываться на том, занимал ли человек государственную должность в 1914-1918 гг. На самом деле подавляющая масса немцев — средний класс практически в полном составе, за исключением немногочисленных интеллектуалов и очень религиозных людей, значительная часть аристократического класса (по крайней мере половина), а также часть рабочего класса (около одной пятой) — были «плохими» немцами в том смысле, в котором группа Милнера использовала это выражение. В моменты, когда члены мыслили здраво, они понимали это. В декабре 1918 года Кертис написал в «Круглом столе» по этому вопросу следующее: «Не один конкретный класс, но сама нация была вовлечена в грех. Они стали
социалистами, мечтающими о Брест-Литовске. Все, кроме неболь- того количества отступников и тех, кто находился в тюрьме или изгнании, приняли или оправдывали принципы деспотизма, пока это обещало им господство над миром. Немецкий народ согласился быть рабами в своем собственном доме, заплатив эту цену за возможность порабощения человечества». Если бы эти слова были напечатаны и вывешены на стенах «Всех душ», Чатем-Хауса, Нью-колледжа, офисов «Таймс» и «Круглого стола», Второй мировой войны с Германией никогда не было бы. Но группа о них забыла. Вместо этого они предположили, что «плохие» немцы — это небольшая группа лиц, которые были отстранены от должностей в 1918 году вместе с кайзером. Они не поняли, что тот был всего лишь своего рода прикрытием для четырех групп: прусского офицерского корпуса, помещиков-юнкеров, государственного аппарата (особенно руководства полиции и юстиции) и крупных промышленников. Они не понимали, что эти четыре группы смогли спастись в 1918 году, отвернувшись от кайзера, который стал обузой. Они не видели, что эти люди остались на своих влиятельных позициях, сохранив свою власть практически полностью. На самом деле во многих отношениях они стали еще более влиятельными, чем когда-либо, поскольку новые «демократические» политики, такие как Эберт, Шейдеман и Носке, гораздо сильнее подчинялись этим четырем группам, чем старые имперские власти. Генерал Грёнер отдавал приказы Эберту по прямой телефонной линии из Касселя таким тоном и с такой прямотой, с которыми он никогда не обратился бы к имперскому канцлеру. Одним словом, в 1918 году в Германии не произошло радикальных изменений. Группа Милнера этого не видела, потому что не хотела. Не то чтобы их не предостерегали. Бригадный генерал Джон X. Морган, который был практически членом группы и входил в Межсоюзническую военную комиссию по контролю (Interallied Military Commission of Control) Германии в 1919-1923 гг., настойчиво предупреждал правительство и группу о растущей мощи
немецкого офицерского корпуса и о том, что характер немецкого народа не изменился. Выпускник Баллиола и Берлинского университета (1897-1905), он был ведущим автором «Манчестер Гардиан» (1904-1905), либеральным кандидатом в парламент вместе с Эмери в 1910 году, помощником генерал-адъютанта в военном отделении британской делегации на Мирной конференции 1919 года, членом Комиссии по военнопленным от Великобритании (1919), юридическим редактором Британской энциклопедии (14-е издание), автором «Таймс», лектором по конституционному праву в «Иннс-оф-корт» (1926-1936), профессором конституционного права в Лондонском университете, преподавателем им. Родса в Лондоне (1927-1932), советником Индийской палаты при