Когда французы в январе 1923 года оккупировали Рур в попытке заставить Германию выплатить репарации, ярость группы Милнера практически переполнила чашу терпения. В частном порядке и анонимно в «Круглом столе» они угрожали экономическим и дипломатическим возмездием, хотя в публичных выступлениях, например, в парламенте, были более осторожны. Однако Фишер, Саймон и Смэтс позволили себе продемонстрировать свои истинные чувства даже на публике.
В номере «Круглого стола» за март 1923 года было изложено предложение решить проблемы репараций и тупиковой ситуации
в Руре путем назначения комитета экспертов (включая американцев) для представления доклада о способности Германии выплачивать репарации. Было объявлено, что X. А. Л. Фишер внесет в парламент поправку на этот счет. Она была внесена 19 февраля 1923 года, еще до появления указанного номера «Круглого стола», со следующими словами: «Почтительно доводим до сведения Вашему Величеству, что, поскольку будущий мир в Европе гарантировать невозможно, а восстановление репараций не может быть обеспечено операциями французского и бельгийского правительств в Руре, необходимо срочно искать эффективные пути недопущения агрессии с международными гарантиями в рамках Лиги Наций и предложить Совету Лиги без промедления назначить комиссию экспертов для представления доклада о способности Германии выплачивать репарации и о наилучшем методе осуществления таких выплат, а кроме того, учитывая недавнее проявление правительством Соединенных Штатов Америки готовности принять участие в конференции с этой целью, британским представителям в Совете Лиги следует дать указание настоятельно призвать американское правительство назначить экспертов для работы в комиссии».
Это предложение, конечно, не имело никаких шансов пройти, и Фишер не ожидал, что это произойдет. Это был всего лишь пропагандистский прием. В нем примечательны два утверждения. Один из них — акцент на американском участии, которого следовало ожидать от группы Милнера. Но более важной была тонко завуалированная угроза Франции, содержавшаяся в словах: «Необходимо срочно искать эффективные пути недопущения агрессии с международными гарантиями». Этот пункт касался французской агрессии и положил начало заключенным три года спустя Локарнским договорам. В речи, которую Фишер произнес в поддержку своего предложения, было также несколько важных фраз или обмолвок. Например, он использовал слово «мы» таким образом, что, по-видимому, имел в виду группу Милнера, и говорил о «ликвидации
уголовных статей Версальского договора», как будто это было целью комиссии, которую он предлагал создать. Он сказал: «Мы очень хотим, чтобы сумма возмещения была урегулирована беспристрастным судом. Мы предлагаем передать эту задачу Лиге Наций... Но я признаю, что всегда серьезно колебался, когда просил лигу о ликвидации уголовных статей Версальского договора... Неотъемлемой частью этой поправки является предложение привлечь американцев». Лорд Роберт Сесил возражал против поправки на том основании, что ее принятие будет представлять собой порицание правительства и вынудит его уйти в отставку. Зато Джон Саймон высказался в поддержку этого предложения. Он сказал, что Франция никогда не согласится на какую-либо сумму репараций, потому что не хочет, чтобы положения о них были выполнены, поскольку это сделало бы необходимым уход из Рейнской зоны. Франция вступила в Рур, сказал он, не для того, чтобы собирать репарации, а для того, чтобы нанести ущерб Германии; она тратила огромные суммы денег на военную оккупацию и вооружение, но при этом не выплачивала ни основной суммы, ни процентов по своему долгу перед Великобританией.
Когда предложение было поставлено на голосование, оно было отклонено 305 голосами против 196. В большинство входили Орм- сби-Гор, Эдвард Вуд, Эмери, три Сесила (Роберт, Эвелин и Хью), два Астора (Джон и Нэнси), Сэмюэл Хор, Юстас Перси и лорд Уол- мер. В меньшинстве оказались Фишер, Саймон и Артур Солтер.
К марту Фишер и Саймон стали все чаще использовать в речи угрозы в отношении Франции. Шестого числа того же месяца Фишер заявил в палате общин: «Все, что я могу предложить, — это чтобы правительство со всей ясностью заявило Франции, Германии и всему миру, что рассматривает нынешние взаимоотношения Франции и Германии не как вопрос, затрагивающий две нации, а как дело, касающееся всего мира и его экономического процветания. Мы должны постоянно обдумывать идею международного решения.
Необходимо работать над этим изо всех сил, и Франции следует дать понять, что попытка самостоятельно добиться выгодного ей решения этого вопроса не будет рассматриваться иначе, кроме как недружественный акт». Ровно через неделю Джон Саймон в ходе парламентского маневра внес предложение сократить ассигнования на Министерство иностранных дел на 100 фунтов стерлингов и воспользовался возможностью, чтобы выступить с яростной критикой действий Франции. Ему ответил Юстас Перси, которому, в свою очередь, — Фишер.
Таким образом группа пыталась сохранить этот вопрос в сознании британской общественности и подготовить путь к урегулированию Дауэса. «Круглый стол», обращавшийся к несколько иной публике, продолжал агитацию с таким же напором. Оккупация Рура осуждалась в июньском номере 1923 года и еще раз в сентябрьском. В первом была предложена программа, состоявшая из трех частей:
1) выяснить, сколько Германия может заплатить, с помощью расследования, проведенного экспертной комиссией;
2) предоставить ей возможность свободно работать и заниматься производством, немедленно освободив Рейнскую зону;
3) защищать Францию и Германию друг от друга [еще один намек на будущие Локарнские договоры].
Эта программа, по мнению авторов «Круглого стола», должна была быть навязана Франции под угрозой того, что, если та ее не примет, Великобритания выйдет из Рейнской и Репарационной комиссий и официально откажется от Антанты. Они заключили: «В последние месяцы ״Круглый стол“ без колебаний разделяет точку зрения, что [британский] нейтралитет... это отношение, несовместимое ни с честью, ни с интересами Британского содружества». Авторы «Круглого стола» зашли столь далеко, что заявили, что инфляция в Германии была вызвана бременем репараций. В сентябрьском номере 1923 года говорилось (вероятно, устами Бранда):
«В последние два года не инфляция обрушила марку; печатные станки задействовались на полную в тщетной попытке поспеть за обесцениванием валюты. Это обесценивание стало прямым следствием решения мирового сообщества о том, что требования союзников о возмещении ущерба не могут быть удовлетворены. Это будет продолжаться до тех пор, пока данное решение или, другими словами, данные требования не будут пересмотрены».
В октябре 1923 года Смэтс, который был в Лондоне на Имперской конференции и поддерживал тесный контакт с группой, выступил с речью, в которой сравнил французскую оккупацию Рура с нападением Германии на Бельгию в 1914 году и сказал, что Британии «возможно, вскоре придется начать перевооружение в целях самозащиты» от французского милитаризма. Джон Дав написал Бранду частное письмо, где высказал дополнительный аргумент против Франции в отношении того, что ее политика наносит ущерб демократии в Германии. Он писал: «Мне кажется, что самым пагубным последствием политики Пуанкаре станет окончательный крах демократии в Германии, на опасность которого указывалось в ״Круг- лом столе“. Ирония ситуации заключается в том, что если юнкеры снова захватят рейх, возродятся те же самые старые противоречия, и мы волей-неволей вновь окажемся в одном ряду с Францией, предотвращая опасность, которую снова вызвали действия французов... Даже если Смэтс намерен реализовать то, о чем говорил в своей прекрасной речи, ситуация может настолько измениться еще до окончания Имперской конференции, что люди, которые думают так же, как он и мы, придут в смятение... Я сомневаюсь, что у нас вновь появится столь же хороший шанс установить в Германии мирную демократию».
После вступления в силу плана Дауэса британское правительство продолжало действовать в рамках политики группы Милнера. Члены группы одобряли «политику исполнения», право- дившуюся Германией при Штреземане. На самом деле существуют
доказательства того, что группа могла связаться со Штреземаном и посоветовать ему следовать этой политике. Это могло быть сделано через Смэтса и лорда Д’Абернона. Нет никаких сомнений в том, что Локарнские договоры были разработаны группой Милнера и впервые доведены до всеобщего сведения Штреземаном по предложению лорда Д’Абернона.
Сразу после того, как Смэтс выступил с обличительной речью в отношении Франции в октябре 1923 года, он связался со Штре- земаном, предположительно в связи с вопросом о мандате в ЮгоЗападной Африке. Сам Смэтс рассказал эту историю миссис Миллен, своему официальному биографу, следующим образом: «Я связывался с ними [немцами] в Лондоне по вопросам, касающимся юго-запада Германии. Они прислали ко мне человека из своего министерства иностранных дел104. Я не могу сказать, что поведение немцев по отношению к их Юго-Западу было правильным, но это другой вопрос. Естественно, моя речь как-то повлияла на этого человека. Англичане ненавидели рурский бизнес; он заставлял их отворачиваться от Франции в пользу Германии, весь англоязычный мир ненавидел его. Керзон, в частности. И все же для выражения этого чувства было сделано очень немногое. Я взял на себя смелость высказаться. Я действовал, как вы понимаете, неофициально. И ни с кем не советовался. Но я видел, что мой поступок не вызовет неприязни у членов правительства — на самом деле он принесет им облегчение. Когда представитель немецкого Министерства иностранных дел пришел ко мне, прекрасно понимая, что такое отношение будет означать для Штреземана, я сказал ему, что говорю только за себя. ״Но вы же видите, — сказал я, — что люди здесь одобряют мои высказывания. Если мой личный совет будет вам полезен, я бы рекомендовал немцам отступить от своей