1) ликвидировать все страны, находившиеся между Германией и Россией;
2) помешать Франции придерживаться союзнических договоренностей с этими странами;
3) обмануть английский народ, чтобы он принял это как необходимое и реально единственное решение международной проблемы.
Группа Чемберлена была настолько успешна во всех этих трех направлениях, что они были в шаге от того, чтобы добиться своего, и потерпели неудачу только из-за упрямства поляков, излишней поспешности Гитлера и того факта, что в самый последний момент группа Милнера осознала последствия своей политики и попыталась повернуть ее вспять.
Программу умиротворения можно разделить на три этапа: первый — с 1920 по 1934 гг., второй — с 1934 по 1937 гг. и третий —
с 1937 по 1940 гг. Историю первого периода мы почти завершили, за исключением ухода из Рейнской области в 1930 году, на пять лет раньше даты, установленной Версальским договором. Слишком сложно описать методы, с помощью которых Францию убедили уступить в этом вопросе. Достаточно отметить, что ее уговорили вывести свои войска в 1930 году, а не в 1935 году, в результате того, что она посчитала уступками, сделанными ей в плане Юнга. Само собой разумеется, группа Милнера одобрила это. Мы уже упоминали о требовании «Круглого стола» в июне 1923 года освободить Рейнскую область. Подобное пожелание можно найти в письме Джона Дава Бранду в октябре 1927 года.
Второй период умиротворения начался со знаменитой речи Смэтса, произнесенной перед КИМО 13 ноября 1934 года. Это знаменательное выступление заслуживает того, чтобы процитировать его здесь целиком, но мы вынуждены довольствоваться несколькими выдержками: «Хотелось бы особо подчеркнуть, что необходимо прекратить эти обсуждения возможной войны, которые я бы назвал вредной и опасной пропагандой. Ожидание войны завтра или в ближайшем будущем — полная чушь, и все, кто знаком с ситуацией, знают это... Лекарство от этих страхов... предать это гласности и явить миру... И это и есть метод Лиги Наций... это открытая площадка для общения представителей разных народов, круглый стол для государственных деятелей, за которым они могут высказаться и обсудить свои претензии и точки зрения... Есть те, кто говорит, что этого недостаточно, что до тех пор, пока лига остается просто совещательным органом или дискуссионным обществом, пока не получит вооруженные силы и возможность накладывать санкции, чувство незащищенности останется... Также считается, что неспособность лиги обеспечить систему коллективной безопасности, при необходимости применяя силу, дискредитирует ее и ведет к распаду... Я не могу представить лигу в качестве военной машины. Она не была задумана или создана для этой цели
и не имеет возможностей для осуществления таких функций. И если когда-либо будет предпринята попытка превратить ее в военную машину, в систему для ведения войны с целью предотвращения войны, я думаю, ее судьба будет решена... С уходом Соединенных Штатов ее основные цели и задачи стали практически недостижимыми. И их возвращение должно и впредь оставаться конечной целью всех истинных друзей лиги и людей, ратующих за дело мира. Соединенные Штаты могут присоединиться и в конечном итоге присоединятся к конференции наций, но они никогда не смогут примкнуть к международному военному министерству. Вспоминая дебаты по этому вопросу в Комиссии Лиги Наций, которая подготовила проект устава, я уверенно говорю, что сама идея лиги силы была там отвергнута; она стала бы тем, что отвергает свою фундаментальную идею и свою великую миссию... если бы позволила превратить себя во что-то совершенно иное, в нечто прямо противоположное своей первоначальной концепции... Пытаться изгнать сатану страха, призывая Вельзевула милитаризма и военизируя саму лигу, — бессмысленное и даже фатальное действие... Избавление Германии от комплекса неполноценности столь же важно для будущего мира, как и освобождение Франции от страхов; и то, и другое необходимо для эффективного осуществления политики разоружения. Как можно избавиться от комплекса неполноценности, который преследует и, боюсь, отравляет разум и душу Германии? Существует только один способ — признать ее полное равенство по статусу, и сделать это нужно искренне, открыто и безоговорочно. Это единственное лекарство от ее болезни... Хотя мы понимаем и сочувствуем французским страхам, мы не можем не посочувствовать и Германии, находящейся в положении слабого, в котором она остается уже шестнадцать лет после окончания войны. Сохранение ее статуса в соответствии с Версальским договором становится оскорблением совести Европы и угрозой будущему миру... В международном праве нет места второсортным нациям,
и Германия меньше всего заслуживает оставаться в таком положении... Честная игра, спортивное поведение — на самом деле все стандарты частной и общественной жизни требуют от нас откровенного пересмотра позиции. Несомненно, обычное благоразумие делает это необходимым. Давайте разорвем эти узы и освободим плененную, мучимую душу достойным человечества способом. И Европа получит ценную награду в виде спокойствия, безопасности и возврата экономического процветания... Я бы сказал, что для меня будущая политика и объединение нашего великого Британского Содружества в большей степени связаны с Соединенными Штатами, чем с какой-либо другой группой в мире. Если мы когда- нибудь будем стоять на распутье, если, попав в кризисную ситуацию, будем вынуждены сделать выбор, осуществить это, как мне кажется, будет проще в компании, с которой мы предпочли бы двигаться в неизвестное будущее... Никто не может предсказать исход бурной исторической эпохи, в которую мы, вероятно, вступаем».
В то время, когда Смэтс произносил эту знаменательную речь, группа Милнера уже официально известила Гитлера, что Британия готова обеспечить Германии равенство возможностей в плане вооружений. Франция встретила приход к власти Гитлера отчаян- ними попытками сформировать «Восточный пакт» против Германии. Сэр Джон Саймон, занимавший пост министра иностранных дел с сентября 1931 по июнь 1935 года, раскритиковал эти действия 13 июля 1934 года в речи, которую «Таймс» с одобрением отметила на следующий день. Он предупредил французов, что Британия не одобрит никаких попыток «создать одну комбинацию против другой», откажется брать на себя какие-либо новые обязательства, будет настаивать на том, чтобы Россия вступила в Лигу Наций прежде, чем она станет участником какого-либо многостороннего урегулирования, и будет отстаивать применение принципа равенства сторон в отношении Германии. В тот же день Остин Чемберлен заложил основу для немецкой ремилитаризации Рейнской обла-
сти речью, в которой ой настаивал на том, что Локарнские соглашения не обязывают Великобританию использовать войска. Он недвусмысленно дал понять, что Британия, обладая правом вето в Совете Лиги, может отклонить просьбу лиги о предоставлении войск для обеспечения соблюдения соглашений, и добавил, что такая просьба не будет обязательной к исполнению, даже если за нее проголосуют, поскольку «правительство не обязано автоматически посылать армию к какой-либо границе».
В ходе дебатов в палате лордов 5 декабря 1934 года лорд Сесил опроверг заявление Смэтса о том, что «идея лиги силы была отвергнута» в 1918 году, и вновь изложил свое собственное мнение о том, что для принуждения агрессора соблюдать трехмесячный мораторий между урегулированием вопроса советом и началом войны необходимо иметь возможность применения силы. Он сказал: «В попытке обезопасить себя от возобновления большой войны мы стремились создать возможность коллективных действий по предотвращению внезапного начала войны. Устав никогда не предусматривал применение силы для того, чтобы принудить стороны к какому-либо конкретному решению вопроса. По нашему мнению, это выходило за рамки действий, которые поддержало бы общественное мнение всего мира, однако мы действительно считали, что должны сделать все, чтобы получить шанс сказать: ״Вы не должны прибегать к войне до тех пор, пока не будут исчерпаны все другие средства для достижения соглашения“». Эта точка зрения совпадала с той, которой лорд Сесил придерживался с 1918 года. В ней понятие коллективной безопасности рассматривалось не в том смысле, в каком это выражение трактовалось миром в целом. Однако даже такое использование слов «коллективная безопасность» для обозначения соблюдения трехмесячного моратория перед объявлением войны, то есть в более мягком значении, еще больше ослаблялось группой Милнера. Это совершенно ясно явствует из речи лорда Лотиана (Филипа Керра), выступавшего сразу после лорда Сесила. В этот
день последний отказался от программы умиротворения, принятой группой Милнера. Его отказ, произошедший более чем через десять лет после отказа Циммерна, имеет меньшее значение, потому что лорд Сесил не имел четкого представления о том, что происходит, и, по-видимому, никогда не был членом внутреннего круга группы, хотя и посещал его собрания в период после 1910 года109.
Речь лорда Лотиана в палате лордов 5 декабря 1934 года, на первый взгляд, кажется, защищала коллективную безопасность, однако при более подробном рассмотрении становится ясно, что под этим выражением оратор подразумевал умиротворение. Он противопоставил коллективную безопасность силовой дипломатии и, исключая любое применение силы в связи с первым термином, продолжил интерпретировать его как мирные изменения без войны. В контексте событий это могло означать только умиротворение Германии. Он сказал: «Если вовремя не внести изменения в сфере международных отношений, война становится неизбежной... Чтобы система коллективных действий была успешной, она должна обладать двумя характеристиками. С одной стороны, ей необходимо иметь возможность вносить изменения в международную структуру мирным путем, а с другой — быть достаточно сильной, чтобы сдерживать державы, которые стремятся подмять под себя законы либо путем войны, либо с помощью силовой дипломатии». Это представляло собой не что иное, как программу