116.
Все эти и многие другие свидетельства, по-видимому, подтверждают теорию «мюнхенского сговора», то есть предположение о том, что британское правительство не имело ни намерения, ни желания спасать Чехословакию в 1938 году и хотело или даже стремилось к тому, чтобы она была разделена Гитлером, и всего лишь инсценировало страх войны в сентябре, чтобы заставить британский народ принять это и пожертвовать международным положением Великобритании. Усилия, которые британское правительство предприняло после Мюнхена, чтобы скрыть факты этого дела, подтверждают подобную интерпретацию. Главный вопрос, с нашей точки зрения, заключается в том, в какой степени группа Милнера была вовлечена в этот «заговор». Не может быть никаких сомнений в том, что группа Чемберлена была главным разработчиком этого плана. В этом бесспорно были замешаны различные члены второго круга группы Милнера, которые были близки к группе Чемберлена. Позиция внутреннего ядра группы Милнера окончательно не установлена, но нет никаких доказательств того, что они не принимали участие, и есть определенное количество свидетельств того, что их привлекали.
Среди этих последних свидетельств можно упомянуть тот факт, что члены внутреннего круга группы не возражали и не протестовали против раздела Чехословакии, хотя и приводили аргумент о методах, с помощью которых Гитлер добился своей цели, в поддержку своего любимого плана воинской повинности. Они подготовили почву для мюнхенской капитуляции с помощью публикаций в «Таймс» и в «Круглом столе». В июньском номере второго журнала за 1938 год мы читаем: «Чехословакия, по-видимому, будет опасным местом в ближайшие несколько месяцев. Все стороны должны проявить большую государственную мудрость, чтобы найти мирное и долгосрочное решение проблемы меньшинств. Важнейший вопрос на ближайшие шесть месяцев заключается в том, смогут ли четыре великие державы, представленные франко-британской
антантой и осью Рим-Берлин, принять решение о том, что не будут воевать друг с другом, а разрешат все споры, придя к совместному соглашению». В этом заявлении равнозначно важны три момента. Это срок в «шесть месяцев», исключение как Чехословакии, так и России из «соглашения» и одобрение пакта четырех держав.
В сентябрьском номере «Круглого стола» за 1938 год, опубликованном накануне Мюнхена, сообщалось: «Одно дело — в конце концов выиграть войну. И совершенно другое — иметь возможность предотвратить ее, проявляя готовность к справедливому решению в сочетании с применением силы в случае возникновения несправедливости». Здесь, как всегда до 1939 года, «Круглый стол» под «справедливостью» подразумевал умиротворение Германии.
После того, как этот ужасный поступок был совершен, у «Круглого стола» не нашлось ни слова сожаления в связи с великой жертвой чехов и едва ли хоть одно доброе слово по отношению к великолепному примеру сдержанности, который они продемонстрировали миру. На самом деле, передовая статья в декабрьском номере «Круглого стола» за 1938 год началась с резкой критики Чехословакии за неспособность примирить свои меньшинства, добиться экономического сотрудничества с соседями и приветствовать возвращение династии Габсбургов. С этого момента автор статьи был честен. Принимая Мюнхенское соглашение, он в то же время рассматривал его исключительно как капитуляцию перед немецкой властью и отвергал аргументы о том, что оно было достигнуто путем переговоров, что это был вопрос самоопределения или прав меньшинств, или что это соглашение было лучше или мягче, чем требования Годесберга. Следующая статья в том же номере, также посвященная Чехословакии, представляла собой хитросплетения лжи, за исключением заявления о том, что судетского вопроса никогда в реальности не существовало, поскольку все это было мошеннической схемой, разработанной в Германии. В остальном, в статье категорически заявлялось, что:
1) Чехословакия не смогла бы противостоять Гитлеру более двух-трех недель;
2) в Германии не существует никакой серьезной оппозиции Гитлеру («Много говорилось об оппозиции военных командиров. Но на самом деле ее нет и никогда не существовало»);
3) «В Германии нет такого явления, как консервативная оппозиция». В центре подобных заявлений сиял луч здравомыслия: в одном предложении «Круглый стол» опроверг свой основной аргумент в поддержку умиротворения, а именно «несправедливости Версаля». В нем говорилось: «Не Версаль, а поражение является основной претензией Германии к западным державам». Эту фразу нужно было бы напечатать золотыми буквами и повесить в Министерстве иностранных дел в Лондоне в 1919 году, после чего перечитывать ежедневно.
Стоит отметить, что в этом выпуске «Круглого стола» чешский кризис обсуждался в двух статьях на двадцати семи страницах, но было лишь одно предложение о России. Там говорилось о слабости этой страны, где «новый Тиберий деморализовал русскую армию и лишил ее материального обеспечения». Однако в отдельной статье, посвященной в основном советско-германским отношениям, мы находим важные предложения: «Западные демократии, похоже, строят свою политику по принципу ״позволить Германии идти на восток“» и «...[Россия сталкивается] с фундаментальной необходимостью предотвратить создание враждебной коалиции великих держав Западной Европы».
Окончательные выводы группы Милнера о мюнхенской капитуляции, вероятно, можно найти в декабрьском номере «Круглого стола» за 1938 год, где мы читаем следующее: «Нация в целом остро осознает, что англо-французское доминирование, достигнутое в результате победы в великой войне, теперь уходит в историю, что
концепция международного сообщества потерпела крах из-за того, что принцип верховенства права был нарушен, чтобы увековечить немыслимое неравенство... Условия Версальского договора могли бы поддерживаться еще некоторое время благодаря последовательному применению военной мощи, особенно после того как Германия ремилитаризовала Рейнскую зону, но было нелогично ожидать, что побежденный и униженный враг примет как должное свое подчиненное положение в новом лучшем мире, и аморально пытаться построить Город Божий на основании односторонних подходов».
Вплоть до мартовского выпуска 1939 года точка зрения «Круглого стола» оставалась неизменной. В то время в нем говорилось: «Политика умиротворения, которую предлагает г-н Чемберлен и которая, вероятно, благодаря ему победила в Мюнхене, — единственно возможная стратегия, вокруг которой можно было объединить общественное мнение различных стран Содружества. Она в общих чертах уже была единогласно одобрена на Имперской конференции 1937 года».
Немецкая оккупация Богемии и Моравии в марте 1939 года стала поворотным моментом для группы Милнера, но не для группы Чемберлена. В июньском номере за 1939 год передовая статья «Круглого стола» была озаглавлена «From Appeasement to Grand Alliance» («От умиротворения к великому союзу»). Не выражая никаких сожалений по поводу прошлого, которое рассматривалось как воплощение единственно возможной политики, автор статьи отвергал умиротворение в будущем. Он требовал «великого союза» Польши, Румынии, Франции, Великобритании и других стран. Только одно предложение касалось России. В нем говорилось: «Переговоры о привлечении Советской России продолжаются». Большая часть статьи оправдывала предыдущую политику как неизбежную в мире суверенных государств: «До тех пор, пока в результате создания федерации не исчезнет понятие суверенитета и не будет создано подлинное мировое правительство, подчиняющееся
общественному мнению, нации будут продолжать жить в анархии, какими бы ни были их договорные обязательства; а в таких условиях важна власть, а не общественное мнение... Фундаментальное, хотя и не единственное, объяснение трагической истории последних восьми лет можно найти в неспособности англоязычных стран осознать, что они могли бы предотвратить агрессию, объединившись и вооружившись достаточно, чтобы противостоять ей, где бы она ни возникала».
Эта точка зрения уже высказывалась ранее, в палате лордов, Лотианом и Астором. 12 апреля 1939 года первый сказал: «То, что в течение очень долгого времени устремления Гитлера многие люди во всем мире считали разумными, что бы они ни думали о его методах, давало ему большое преимущество. Но это оправдание целиком и полностью сошло на нет за последние три месяца. Оно начало исчезать в моем сознании на конференции в Годесберге... Я думаю, что правильной реакцией на эту ситуацию станет то, что отстаивает г-н Черчилль, — создание великого союза всех тех наций, интересы которых в первую очередь связаны с поддержанием их собственного статус-кво. Но, на мой взгляд, если это делать, то необходим большой альянс, который будет функционировать не только на западе Европы, но и на востоке. Я согласен с тем, что только что сказал мой благородный друг лорд Снелл, что в этом восточном альянсе Россия может стать крайне важным элементом... Никто не заподозрит меня в каких-либо идеологических симпатиях к России или коммунизму. У меня еще меньше идеологических симпатий к Советской России, чем к царской. Но при сопротивлении агрессии важна только сила».
Затем он продолжил выступать за воинскую повинность. Лорд Астор активно поддержал его как в отношении этого, так и в отношении необходимости вступления России в «великий союз».
С этого момента курс группы Милнера в отношении Германии стал более жестким. Это проявилось главным образом в усилении
внимания к перевооружению и воинской повинности, политике, которую группа поддерживала в течение длительного времени. В отличие от группы Чемберлена, они извлекли урок из событий 15 марта 1939 года. Однако было бы ошибкой полагать, что они были полны решимости сопротивляться любому дальнейшему расширению территории Германии или приобретению ею экономических преимуществ. Нисколько. Они, несомненно, были бы готовы разрешить изменение границ в Польском коридоре или в другом месте в пользу Германии, если бы это было достигнуто путем реального переговорного процесса и включало районы, населенные немцами, и если бы экономические интересы Польши, такие как ее торговый выход в Прибалтику, были защищены. В этом группа Милнера по-прежнему руководствовалась идеями справедливости и объективности, а также желанием избежать войны. Основных изменений было два: