А потом из окопов Преториуса донесся грохот и покатился к позициям Шалка Бургера и Лукаса Мейера, дальше к окопам на Гроблерс-Клуф, как будто в горах прогремел очередной гром. А седобородые старики, как мальчишки, едва вышедшие из детского возраста, пели, опираясь на свои маузеры, старую песню, вознесенную к Богу во многих битвах за независимость на поле боя:
«Bescherm, o God! Bewaak den Grund,
Warop unse Adem gaat;
De Flek, waar unse Wiege stund,
Waar eens uns Graf op staat!»
Это то самое упование на Бога, которое охватывает нас в молитвах старых голландцев, которое говорит с нами в «Песне о Вильгельме» и которое вдохновляет гезов, чья храбрость сокрушила вызов испанской мировой державы.
И Испания того времени была действительно сильнее внутренне и внешне, чем сегодняшняя Англия, достигшая предела своей военной мощи.
Но буры не менее способны, чем их отцы. Так почему бы им не добиться того, чего отцы добились с успехом? Старый Бог по-прежнему жив и вершит судьбы народов.
«En so de Heer uns weer verlos,
Uns geef Hem al cli Eerl»
(«И когда Господь снова спасает нас,
Мы воздаем Ему всю честь и славу»)
Буры кормят раненых англичан и тем самым показывают солдатам короля Эдуарда, "защитника христианской веры", что такое Христианство.
Победная эйфория англичан
Давайте, посмотрим на ликовании англичан по поводу их победы в отличии от буров!
За блестящими победами буров последовал поворот в пользу англичан, после того, как лорд Робертс[10] с подавляющим превосходством наступил с юго-запада – город Кимберли был захвачен англичанами, войска генерала Кронье сложили оружие. Отступление от превосходящих сил лорда Робертса было выполнено генералом с не меньшим мастерством и героизмом.
В начале февраля Кронье стоял с 10 000 человек в своей естественной горной крепости Магерсфонтейн – Шпитфонтейн. Эта легко обороняемая позиция обладала большим недостатком, что требовало постоянного подвоза воды и продовольствия извне и поэтому не могла выдержать осаду.
Теперь Кронье стоял напротив лорда Робертса с 60 000 человек на реке Моддер. Следовало ожидать, что он попытается окружить буров. В том, что это не удалось, виноват генерал Френч. 11 февраля он со своей кавалерийской дивизией занял перекаты через реку Риет. 12 февраля прибыли две пехотные дивизии, посланные Робертсом, и теперь Френч смог продвинуться к реке Моддер, где город Якобсдал все еще был слабо занят бурами.
Вместо того чтобы ждать у реки Моддер наступающие пехотные дивизии, Френч повернул к Кимберли, чтобы вытеснить их. Эта помощь была совершенно излишней; г-н Родс и так бы быстро, через два-три дня, вылез из мышеловки.
Если Френч, однако, расположил бы свои три бригады как завесу вокруг позиции буров, то он мог бы защищать войска Кронье от окружения войсками Робертса. Вместо этого, он позволил Кронье пройти незамеченным между английскими кавалерийскими и пехотными дивизиями со всеми припасами и оружием.
О некомпетентности англичан говорит тот факт, что их пехотные дивизии, у которых Кронье прошел под носом, несмотря на медлительность запряженных волами орудий, не заметили его ухода, пока он, чтобы напоить своих измученных жаждой волов, не подошел так близко к реке, что его арьергард был замечен дозорными 6-й дивизии.
Только после этого началось преследование, которое лишь в силу обстоятельств заставило дерзкого бурского вождя противостоять Робертсу, чтобы не оставить в беде свои пушки. Несомненно, своим поражением Кронье был обязан военным качествам своих быков, а не английским генералам.
На берегу Кудусбанк его войска были вынуждены остановиться, и это после того, как английская артиллерия целую неделю осыпала снарядами отважную группу, среди которой было много женщин и детей, после того, как буры отстрелялись до последнего патрона, а англичане в течение ночи приблизили свои передовые позиции на 100 шагов от упорного противника, после того, как отчаянные попытки Кристиана де Вета выбить боевого брата провалились из-за превосходства сил англичан: Кронье сложил оружие и, сломленный, отправился в трудный путь к лагерю Робертса.
Весь мир с благоговейным восхищением следил за страшной судьбой храбрецов у подножья гор Паардеберге. А военные критики на всех пяти частях света с единодушным презрением отнеслись к некомпетентности англичан, которые, находясь в тылу своей кавалерийской дивизии и под носом у двух пехотных дивизий, позволили противнику ускользнуть с движимыми, медленными волами, фурами и по чистой случайности обнаружили арьергард отступающего противника.
Однако, слава Кронье затмила его трагический конец. С глубоким уважением, будущие поколения посвящают почетный венок ему, а не его победителям, ибо беспримерны были бдительность и предприимчивая смелость его отступления, беспримерно непоколебимое мужество, с которым он до последнего проблеска надежды выдерживал губительный огонь, которым английские орудия поливали его в течение целой недели.
После траура – игра в дурака; после Кронье – Буллер! Когда весть о заточении Кронье распространилась среди буров под Ледисмитом, они отступили от реки Тугела по горным перевалам Дракенсбергов гор, чтобы поспешить Кронье на помощь. К сожалению, они опоздали.
Их уход, однако, стал для командующего Буллера неясным, как и внутренняя связь событий на реках Тугела и Моддер. Тем не менее, он заметил, что слабые отряды буров, оставленные для наблюдения, уже не ведут серьезных боев, и он послал генерала Дандональда на разведку в Ледисмит, где бригада Уайта была близка к голодной смерти.
Дандональд скакал и скакал. И поскольку буров он не обнаружил, он скакал дальше, пока не решил, что обнаружил противника недалеко от Ледисмит. Он уже собирался открыть огонь, когда выяснилось, что перед ним стоят английские аванпосты из отряда, посланного Уайтом на разведку.
Он въехал в Ледисмит и сказал Буллеру, который ждал у реки Тугела и явно готовился к новым ударам, что берег чист и он может прийти прямо сейчас. И вот великий полководец Буллер в сопровождении Уоррена совершил свое славное вступление в Ледисмит, за который до этого велись тяжелые бои. И это вступление, несомненно, останется самым прекрасным, если не единственным, лучом надежды во всех смутных воспоминаниях, которые может вызвать у него эта кампания.
В Европе в те дни мало кто был склонен в должной мере оценить неотразимый юмор этой трагикомедии, разыгравшейся 28 февраля. Ведь еще 27 февраля лорд Робертс, ссылаясь на годовщину Маюбы, сообщил о том, что Кронье сложил оружие.
И тяжелая, глубокая скорбь, охватившая весь цивилизованный мир при этом известии, не давала повода для иных чувств. Никогда еще не было так ясно выражено, как по эту и по ту сторону океана, что победа англичан над бурами воспринималась всем человечеством как победа низкого и подлого над великим, добрым и благородным; никогда еще богатые и бедные, высокие и низкие не чувствовали так ясно, как тогда, что дело буров – это дело всего человечества!
Кронье был центром и целью этих настроений; нет ни одной приличной газеты в мире, которая 27 или 28 февраля не выразила бы ему искреннего восхищения. Во Франции ему была подарена почетная шпага; то же самое произошло в Германии с майором Альбрехтом, разделившим судьбу Кронье. В США многочисленные собрания и общества, в том числе тридцать членов Конгресса, поздравили его с подвигом.
В Англии все было иначе. Там пресса с презрением отзывалась о храбром противнике, прежде всего газета «Таймс», которая обвиняла Кронье в том, что лорд Робертс слишком хорошо с ним обращался. Газета, видимо, успокоилась, узнав, что Кронье и его отважная группа должны быть отправлены подобно преступникам в ссылку на остров Святой Елены.
Весь Лондон пришел в ликий восторг, который выразился самым отвратительным образом. Пьяные разбойники бродили по улицам, выкрикивая: «Месть за Маюбу!». На всех углах улиц красовались купюры с надписями: «Месть за Маюбу!». Где бы ни был замечен немец, голландец или француз, толпа кричала: «Месть за Маюбу!»
В Глазго 400 пьяных рабочих с верфей Клайдс устроили шествие у здания университета со свистками и жестяными котелками, требуя выдать профессора Тилле и бросить его в воду в наказание за то, что он посмел осудить войну против буров.
Но самые большие прыжки от радости совершила биржа. Посетители безумно танцевали и прыгали, махали ногами в воздухе, как в канкане, подбрасывали в воздух шляпы и кричали: «Месть за Маюбу!». Аплодисментам в адрес лорда Робертса не было конца. Под влиянием самых диких слухов цены взлетели как бешеные, как будто биржа считала своим долгом чести доказать всему миру, насколько вся эта грабительская война была предприятием биржи и ее начальников.
Было подсчитано, что теперь золотые прииски на берегу Витватерсранд должны будут нести часть расходов на содержание полиции, но в остальном весь бизнес будет приносить прекрасную прибыль.
Больше никакой динамитной монополии, конфискация всех складских помещений, понижение заработной платы путем «Единообразного коммерческого управления» по образцу Кимберли и т. д. Подсчитано, что добыча золота в Трансваале составит около четверти всей мировой добычи золота, и они ликовали, предвкушая радость, которую должно доставить Англии то, что половина всей мировой добычи золота теперь «контролируется» Англией!
Расчеты, однако, оказались совсем не такими, как ожидалось в то время. Война также стала очень неудачным коммерческим предприятием. Англия уже заняла на войну около 3 млрд. марок; к концу 1900 финансового года война обошлась в четыре раза дороже, чем Крымская война.