– У нас не было даже слова «отдел». – Нола широко улыбнулась. – Но будет! Слушай, давай попробуем, а? Ну пожалуйста! – Она невесомо провела второй ладонью по его волосам, и Ларри пожалел, что не знает, как такое ощущалось бы в реальности. – Пойдем отсюда. Будет весело, честное слово! Уж точно веселее, чем здесь. Хочешь уйти?
Он знал, какой правильный ответ. И, зная это, с мучительным удовольствием дал неправильный.
– Да, – через силу сказал он, потому что, когда ошибся четыре раза, поздно исправляться на пятый. – Хочу.
Болезнь проникла слишком глубоко. Запретное слово далось проще простого, а диковатая улыбка Нолы едва не заставила его сделать нечто возмутительное: улыбнуться в ответ.
Хранилище начало таять. Слава протестующе вскрикнул, но было поздно: они снова сидели под деревом, и вокруг была глухая ночь.
– Главное – воображение и радость, – прошептала Нола, ероша траву обеими руками. – Так мама и заставляла оживать рисунки – надо как следует представить их живыми, а потом вложить в них радость. Я выбрала воспоминание, теперь нужно его оживить. Так, чтобы мне… Вот!
Она сорвала какой-то мелкий цветок и сунула его Ларри под нос.
– Это фиалка. Вкусно пахнет, да? И красивая. Смотри и нюхай! Слава, а ты слушай птиц. Мы ведь счастливы, да? Хоть немного? – частила Нола, прижав обе руки к земле. – Лично я спасла брата, ну и пусть он странноватый, но в целом тот же! – Она ткнула в Славу, прежде чем тот успел возразить. – Теперь ты! Что сегодня было хорошего? Это сложный вопрос, подумай как следует!
Даже Ларри понял, что она шутит, но Слава глубоко задумался.
– Я наконец понял, как эффективнее всего размахнуться теневым дротиком, – выдал он, смущенно глядя на Ларри. – Вот когда вы дрались.
– А я победил в неравном бою, – сказал Ларри, который начал сильно сомневаться, что эта затея сработает. – Это было… мм… Приятно. – Никакие кары небесные не обрушились на него за это слово, поэтому он продолжил: – И цветок довольно неплохо пахнет.
– Хм. Ну, будем работать с тем, что есть, – пробормотала Нола. – Давайте сюда руки.
Они снова сцепились пальцами, и Нола зажмурилась изо всех сил. Ларри как раз собирался сказать: «Ничего не получится», когда из ее ладони в его руку вдруг перетекло тепло: Ларри даже не знал, какие холодные были у него пальцы, пока они не согрелись. Он прикрыл глаза, вздрогнув от ощущения: тепло окутало его полностью, под веками заплясали золотые искры.
Ларри распахнул глаза и удивленно охнул. Краски были сияющие и яркие, и, прямо как в его хранилище, все казалось слегка неплотным. Они стояли перед домом Нолы – таким, каким он был когда-то давно. Рисунки на стенах были свежими, вытоптанное пространство перед домом занимали цветы и грядки, а пышный куст у забора был усыпан белыми цветами точно как вчера, когда Ларри видел его последний раз. В загончике толкались куры, их кормила женщина с рыжими волосами, забранными в сложную переплетенную прическу. Между грядками носился маленький мальчик, в котором Ларри без труда опознал Славу, а на крыльце сидел мощный бородатый мужчина и учил рыжую девочку постарше вязать какие-то узлы на веревках.
Все здесь было наполнено каким-то удивительным чувством: очевидно, именно так и ощущается счастье. Ускользающая жаркая эмоция, которая заставляет мышцы лица складываться в нелепую улыбку, а сердце словно бы разбухать в груди.
– Это мой отец, – прошептала Нола где-то рядом.
Ларри обернулся и увидел, что она стоит рядом: ненастоящая, золотистая и чуть прозрачная. Слава завороженно шел к рыжей женщине, болтавшей с курами.
– Он тоже был охотником, – тихо сказала Нола. – Учил не убивать без нужды и использовать все части туши, чтобы ничего не пропадало. Думал, Слава его дело продолжит, но я… Я очень его любила, потому и…
– Где он теперь? – спросил Ларри.
Как ни странно, чувствовал он себя сносно: еще недавно он пришел бы в ужас от перспективы оказаться в месте, сотканном из радости и любви, но, видимо, даже к такому можно привыкнуть.
– Его задрал медведь. Как раз через пару недель после этого. – Нола вяло обвела рукой свой двор. – За год до того, как вы явились. Вот это было последнее счастливое лето.
Углы ее губ опустились вниз, и сценка начала таять, но Нола кое-как улыбнулась, и изображение выровнялось.
– Все нормально, – бодро сказала она. – Это счастливое воспоминание, тут все хорошо, да? Как мне… Ну… Подпитаться?
– Если ваша магия работает, как наша, то просто вобрать в себя ощущения того момента. Полагаю, это он и делает.
Ларри указал на Славу, который, потеряв надежду привлечь внимание женщины, бродил между грядками вслед за своим близнецом из прошлого, будто пытался вспомнить, как ощущалась такая прогулка. Нола подошла ближе к бородатому мужчине и заглянула ему в лицо. Тот ее даже не заметил, и Ларри вдруг подумал, что это еще грустнее, чем его безобидное хранилище давно изученной печали.
– Ты говорил, потеря не имеет срока давности, – пробормотала Нола, и Ларри искренне удивился, что она, оказывается, запоминала его слова. – Но любовь тоже не имеет. То, что было хорошим, остается хорошим навсегда. У нас стараются просто забывать, когда счастье идет не так, как хотелось, но я не хочу забывать. Не хочу.
По ее бестелесной щеке скатилась капля, и от удара о землю вспыхнула серебристым. Нола вытерла подбородок и несмело улыбнулась – так, будто ей стало легче. Девочка на крыльце продолжала увлеченно смотреть, как ее отец вяжет узлы. Ее лицо было безмятежным, а волосы – идеально ровными и длинными.
А потом она вдруг подняла глаза, взглянула прямо на Нолу и улыбнулась ей в ответ. Нола дернулась так, что едва не упала с крыльца.
– Я захотела, чтобы она на меня глянула, и она… Ты видел?! Значит, я могу влиять на это место! Погоди, у меня идея!
Нола взбудораженно закрутилась на месте, потом бросилась в дом, чем-то загромыхала и крикнула из окна:
– Хочу тебе подарить кое-что!
Это было очень неожиданно. Ларри вспомнил, что подарками золотые волшебники называли собственное имущество, безвозмездно переданное другому лицу. Цель этого действия от него ускользала, поэтому он вытаращил глаза, когда Нола спрыгнула с крыльца, держа в руках пустой глиняный горшок. На ходу она пристально глянула на Славу – и женщина, кормившая кур, повернулась к нему. Слава завопил и бросился к матери.
– Вот. – Нола, довольно сияя, сунула горшок Ларри в руки.
Тот зашипел – горшок был теплым, сотканным из чистой магии, как и все это место. А вот лапоть внезапно оживился – заворочался за пазухой, выпрыгнул из-под воротника и приземлился в горшке. Нола засмеялась и, бережно выловив лапоть, отдала его Ларри.
– Прости, дружок, это не для тебя место. – Нола погладила лапоть по соломе.
– А для чего? – насторожился Ларри.
– Для растения в горшке! – торжественным шепотом объявила Нола. – Вот, смотри!
Она села на землю, деловито набила горшок землей с грядки, отломила ветку от цветущего куста и сунула в середину.
– Хочу, чтобы ты выросла! Прямо сейчас! – важно сказала она.
Ларри не успел даже открыть рот, чтобы сказать, как сильно это противоречит законам роста деревьев, когда земля в горшке зашевелилась, словно ветка пустила корни. Коротенькие отростки потянулись во все стороны, разветвились и рванули вверх. Появились почки, потом листья, цветы, красные ягоды, листья пожухли и отвалились, потом опять выросли, а куст все рос и рос. Нола крякнула от тяжести и поставила горшок на землю.
– Не расти больше, перестань! – взмолилась она, и куст послушно замер в том виде, в каком был: с редкими белыми цветами и по-летнему пышными разлапистыми листьями. Нола серьезно посмотрела на Ларри с земли. – Вот. Не уверена, что ты сможешь оторвать его от земли, да и вынести отсюда, думаю, ничего нельзя, но это тебе.
Ларри сел. Все здесь было ненастоящим, он даже землю под собой как следует не чувствовал, но куст выглядел поразительно живым: неуклюжий, буйный, торчащий во все стороны из старого закопченного горшка. Ларри осторожно провел рукой по растрепанным веткам. Листья нежно коснулись его ладони в ответ, и Ларри почувствовал что-то похожее на счастье, только на этот раз не снаружи, а внутри.
– Зачем он мне? – с трудом изображая равнодушие, спросил он.
– Просто так. Каждому нужно немного радости, что бы вы там ни говорили. – Нола неловко улыбнулась. – Ты… немного хороший, не сочти за оскорбление. Если бы только не был… Ну, вот этим вот!
– Что бы тогда было? – спросил Ларри, разом охрипнув.
– Тут ведь не считается, это место ненастоящее, да? – пробормотала Нола. Получилось тоже как-то сдавленно. – Можно делать все, что захочется. Я просто… Не знаю, что там дальше будет, но вот.
Она подалась ближе и коснулась губами его щеки. Ощущение было сильным, как от удара, только с обратным значением.
– Извини, что поцеловала тебя тогда, – шепотом сказала Нола, не отрываясь. – То было для дела, но это – по-настоящему. Не грусти больше, ладно?
– А что это вы тут делаете? – спросил Слава, нависнув над ними.
Ларри приоткрыл пересохший рот и не издал ни звука. Он был не уверен, что знает ответ.
– Тут хорошо, но, кажется, надо идти дальше, – весело сказала Нола, обводя взглядом двор. – Слава, не реви. Мы всегда сможем сюда вернуться, это место никуда не денется. Верно?
Она посмотрела прямо на Ларри, и тот едва наскреб в себе силы кивнуть. У него горела щека там, где Нола ее касалась, хотя такого ведь не могло быть, это место даже не было настоящим!
– А можно мы тут еще побудем? – тихо спросил Слава, вытирая нос.
– Вряд ли, – мягко сказала Нола. – Я чувствую, как мое тело где-то снаружи сидит на холодной земле и у него затекли колени.
Она глубоко вздохнула и закрыла глаза. Двор вокруг них начал растворяться, а Ларри так и сидел на земле, обхватив горшок обеими руками. Тот постепенно терял плотность, но в эти несколько секунд Ларри понял, каково получить то, что тебе нравится.