И сейчас, стоя в хранилище, Ларри мягко потянул попугая к себе. Мальчик увидел, что его игрушка теперь у Ларри, и зарыдал пуще прежнего: безнадежно, с хрипом, прижав руки к лицу.
Попугай оказался потрепанный, ткань на швах истерлась до дыр. У этого несуразного создания с глазами из блестящих камешков был такой же гребень, как у его будущей теневой копии. Толстенькие крылья смешно торчали в стороны, лапы болтались в воздухе.
Монструм создается в день совершеннолетия: вся личная Тень, какую ты накопил, принимает форму чего-то, имеющего для тебя значение, даже если ты уже и сам не помнишь какое. Похожим образом Слава, очевидно, выбрал себе прозвище Медведь.
Ларри сглотнул. Так вот почему его монструм стал попугаем – это было единственное, что он успел в своей жизни полюбить и потерять, а, как известно, ничто не создает такую густую Тень, как потеря любви.
– Эй, – выдавил Ларри и опустился на одно колено, положив игрушку на пол.
Мальчик сжался, когда Ларри отвел его руки от лица. Он знал, что игрушку сейчас заберут навсегда.
– Я… – начал Ларри и осекся. У него язык не поворачивался говорить такие слова, и все же он себя заставил. – Я твой друг. Слышишь? Я друг.
Мальчик недоверчиво, устало глянул на него. Он уже выучил, что никаких друзей не бывает.
– Вот, держи. – Ларри поднял игрушку и сунул ему в руки. – Ее никто больше не отнимет. Она твоя.
Это выглядело как хитрый прием, чтобы потом отнять еще больше, и мальчик испуганно шагнул назад.
– Ты ни в чем не виноват. – Ларри осторожно потрепал его по встрепанным кудрям. – Ты не сделал ничего плохого. Прости, что я тебя тут оставил. Мы уходим, я тебя забираю, слышишь?
Мальчик, настороженно глядя ему в лицо, сжал игрушку крепче. Она на секунду вспыхнула серебристым, а потом он обхватил ее и замер, уткнувшись в старую ткань.
– Идем отсюда, – шепотом сказал Ларри и обнял его поверх тряпичного попугая.
Игрушки, конечно, были строго запрещены, но мальчик как-то умудрился скрывать свою очень долго, прежде чем воспитатель обнаружил их в кладовке спящими в обнимку. Ларри с внезапной гордостью подумал, что этот ребенок был совсем не дурак. Неудивительно, что из него вырос отличный гардиан.
Ларри крепче прижал к себе мальчика и последний раз глянул, как дети толпятся между кроватей, а Ястреб равнодушно нависает над всеми. А потом закрыл глаза и почувствовал, как все это оплывает, растворяется, словно туман. Еще несколько секунд, когда все остальное уже исчезло, мальчик казался совершенно настоящим, он сонно положил голову Ларри на плечо, все так же отчаянно стискивая игрушку. Потом исчез и он – и Ларри понял, что стоит на одном колене все в том же холодном помещении.
Вот только оно больше не было темным. Монструм завис в воздухе, хлопая крыльями, и тьма, из которой он состоял, стала чернее, – но в ней трепетали серебристые сполохи, похожие на молнии: короткие, острые вспышки света.
– Это… Это что? – пролепетал Ларри.
– Сам не з-знаю, но ощущается потр-рясающе!
Ларри потер рукой грудь. Он чувствовал что-то душераздирающее, ужасное и хорошее разом, похожее на то, что описывали любовнобольные во время арестов. Желание жить, огромную печаль, головокружительную радость, – и если это и есть любовь, то теперь он понял, зачем к больным применяли камелию: такое не забудешь и не вылечишь. Ларри тихо рассмеялся. Кажется, все вокруг ошибались. Золотые волшебники хотели беззаботной любви, теневые ценили только потерю, придающую сил, но, кажется, любовь – это и то и другое разом. Счастье и отчаяние, кажется, совсем не мешают друг другу, а серебристые сполохи – это то, что получается, если золото и Тень не побоятся встретиться в одной точке.
– Не больно? – спросил Ларри, когда монструм спикировал ему на плечо.
– Нет! Хочу так все вр-ремя! – взбудораженно прощелкал попугай. – Сер-ребристая магия – пр-риятно! Хочу ещ-ще!
– Хватит с тебя, – фыркнул Ларри, потрепав его по спине.
Мир оказался сложнее, чем он думал раньше, но это было совсем не страшно, потому что прямо перед тем, как хранилище рухнуло, он вспомнил кое-что еще: откуда взялась драгоценная игрушка.
Получается, растение в горшке не было первым подарком, какой он получил в своей жизни. Какая-то женщина тайком подошла к нему на учебной прогулке, дождавшись, когда рядом никого не будет. Сунула в руки тряпичную птицу, внимательно посмотрела и ушла. Он почти не разглядел ее лица, но помнил, с каким видом она дала ему игрушку: неловко, будто не могла решить, стоит ли.
И теперь у Ларри застучало сердце даже от такой мелочи: блеклого воспоминания о ее лице. Он ведь надеялся, что женщина придет снова, но она никогда больше не пришла. Как он мог все это забыть? А вдруг у него есть мать? А вдруг его все же кто-то любил до того, как отдать в приют? Ларри закрутился на месте, не в силах стоять неподвижно. Может быть, она была любовнобольной, может быть, ее заставили его отдать и она ни в чем не виновата! Она ведь пришла, принесла игрушку и… Попугай успокаивающе похлопал его по голове. Он горел таким серебром, что слепило глаза.
Ларри огляделся. Во все стороны уходили ряды пустых полок, и он внезапно понял, что бывал в этом помещении раньше. Да это же теневой склад, где он расследовал свое последнее дело в роли гардиана! Во время прыжка через Тень он успел подумать только о том, как хочет оказаться в безопасности, и она, уловив его желание, перенесла в пустынное место, наполненное ею самой.
Он сразу понял, отчего тут теперь так пусто: когда склад теневых предметов грабят, предметы сразу отправляют на другой склад. Не всех преступников задержали, и у кого-то остались секреты доступа. Теперь это длинное, пропитанное Тенью за столько лет употребления здание будет стоять заброшенным и медленно терять холод. Пора уходить – кто знает, что случилось в мире золотых волшебников, пока он тут сидел?
Ларри подобрал с земли лапоть и кувшин, на дне которого глухо перекатилась бусина, и бодро вышел со склада: голова высоко поднята, сияющий серебром монструм на плече. Работа гардиана – служить и защищать, и именно этим он собирался заняться.
Снаружи едва-едва занимался рассвет – он ведь переместился с востока на запад, солнце здесь встает позже. Получается, он видел рассвет целых два раза за утро, и это внезапно развеселило его. Сдаваться рано, когда вокруг такая красота дважды в день.
Это пустынное место среди скал Ларри помнил отлично, сам же и осматривал тут следы несколько дней назад. Тогда он заметил и скалы, и чахлые кусты, и море, рокочущее далеко внизу, но почему-то совершенно не заметил, как это красиво. Бесконечное море пахло солью, его неспокойная поверхность сминалась под ветром, поднималась и опускалась, как дышащая грудь. Ларри постоял, жадно хватая ртом воздух, и помчался к другому концу плато – взглянуть, что видно оттуда.
Та часть крутыми уступами шла вниз – спуститься пешком тут было невозможно, да и зачем, когда можешь превратиться и лететь? Внизу тянулась каменистая долина. Природа тут была бедная и скупая, не то что в богатеньких краях золотых волшебников, но сердце у Ларри вдруг заколотилось чаще. Кажется, это чувство называли нежностью, и оно тоже оказалось золотым и теневым одновременно: яркая, непрошеная привязанность к родному убогому острову.
До того как Магус научил всех использовать Тень, тут, говорят, был край бедных рыбаков – плодородной почвы на острове днем с огнем не сыскать, так что ели в основном водоросли и рыбу, а остальное выменивали на большой земле. И сейчас, с трудом различая внизу домики, которые сливались со скалами, потому что были из того же камня, Ларри подумал, что рыбаки по-прежнему не используют Тень больше необходимого.
Не все стали солдатами, не все захватывали новые земли. Пожалуй, эти работяги даже не обрадуются, если им предложат поселиться в изобильных краях. Они, конечно, не признаются, но те, кто помнит времена, когда можно было любить, наверняка в глубине души все еще любили свой остров. На эту болезнь проверяли всех, но вдруг самую малость можно скрыть? Вдруг есть те, кто годами обманывает систему?
На острове же полно любовнобольных: их постоянно ловят, применяют к ним камелию, и все равно не удается извести их полностью – откуда-то берутся новые. Они прячутся, растят своих детей, они хитрые, как настоящие Ястребы, и все они где-то здесь.
– Я вернусь, – прошептал Ларри и, нагнувшись, сжал в кулаке пригоршню мелких камешков. – Обещаю, что вернусь.
Он снял с плеча монструма и прижал к себе – так же как мальчик обнимал попугая.
– Верни меня к ней, – прошептал Ларри. – Пожалуйста. Ты ведь как-то попал сюда вслед за мной, ты умеешь скользить через Тень незамеченным, из нее и сделан. Прикрой меня, ладно?
В ответ попугай нежно постучал его клювом в грудь.
– Если б ты всегда так вежливо пр-росил, я был бы самой эффективной птицей на свете, – заявил он.
А потом обнял Ларри крыльями, и вокруг потемнело. В последний момент Ларри успел увидеть, как ветер покачивает мелкое деревце, как-то уцелевшее среди скал, – и провалился в Тень.
Собственной Тени в нем оставалось так мало, что перемещение ощущалось как удар камнем в живот. Когда его выбросило на другой стороне, он приложился лбом обо что-то твердое и взвыл. Голова и так за одни сутки много вытерпела, вот это было уже лишнее.
Над ним раздался многоголосый испуганный возглас. Ларри отжался от пола и вскочил, чтобы вовремя ударить в ответ. К счастью, бить не пришлось: Нола, Слава, Нил и Райлан сами отпрянули от него, как от дикого зверя. Даже угрюмый Райлан выглядел так, будто увидел чудовище. Ларри потрогал лицо, нащупал маску и отстегнул.
– Я это, я, – выдохнул он на случай, если они вопили просто оттого, что перед ними из ниоткуда рухнул кто-то в ястребиной униформе.
Впрочем, эта новость хорошего настроения им не прибавила, разве что страх слегка притупился. Бросив короткий взгляд по сторонам, Ларри понял: они в доме Нолы, и тут почему-то темно, хотя виделись они не больше часа назад.