— Да какая разница…
Я подхватила рюкзак и спрыгнула с платформы. У нас впереди было два таких же дня. А потом все может стать еще хуже.
— Ты когда-нибудь был в Нассау?
— Один раз.
И он перешел на легкий бег.
— Ну и как там?
Вообще-то нам не стоило говорить — даже шепотом. Но меня терзало любопытство, а еще болтовня отвлекала от саднящей боли.
Невидимка пожал плечами:
— Да как везде. Как у вас, к примеру, только хуже.
Желание продолжить расспросы сразу же улетучилось. Мы бежали и бежали вперед, и тут я поняла, что у меня на руке его часы — не успела отдать. И хотя особой уверенности не было, мне показалось, что мы бежим почти час. Глаза словно песком засыпало, голова болела. Но выхода нет — надо уйти как можно дальше, пока силы не оставят окончательно. Где-то через час я споткнулась.
— Мы уже далеко, — пробормотала я. — Мне надо поспать.
Мы стояли в туннеле, но каком-то совершенно нехоженом. И Уродами в нем не пахло. Я доковыляла до каменного выступа, достаточно широкого, чтобы на нем улечься, и свернулась калачиком. Дома, на набитом тряпками тюфяке, спать куда как удобнее — настоящее уютное гнездышко. Но сейчас я могла уснуть где угодно. Даже на холодном камне.
— Часы давай, — протянул он руку.
Я сняла их с запястья и отдала. Голова кружилась от усталости и бессонницы. Да уж, мне не до размышлений — усну как убитая.
— Извини, совсем забыла про них…
Завернувшись в одеяло, я положила голову на локоть, прижала колени к животу и закрыла глаза. И плевать, если Невидимка решит меня разглядывать. Сон накатил, как высокая черная волна.
Приснился мне давешний мелкий со слепыми белыми глазами и изможденным лицом. Шея у него была перекручена, голова болталась под странным углом. Он, пошатываясь, подбирался ко мне, ощупывал воздух впереди вытянутыми руками. «А ведь я тебе верил…» Белые тонкие пальцы светились, как полированная кость, и шевелились, шевелились, пытаясь что-то отыскать.
«Они убили тебя».
«Это ты убила меня!» Он подобрался близко, очень близко, а я не могла пошевелиться и все смотрела, смотрела в эти странные белые глаза.
«А сейчас ты уже не сможешь меня убить. Мертвых нельзя убить…»
Меня растолкал Невидимка. Интересно, сколько я проспала? Казалось, и минуты не прошло, но вряд ли, он не стал бы меня будить, если бы не подошло мое время вставать на часы. Я глубоко вздохнула и поняла, что дрожу — брр, холод-то какой, даже одеяло не спасает… А может, это все сон — меня от страха аж пот прошиб, мокрая рубашка липла к спине. Я возилась со снарягой, а руки дрожали.
— Ты во сне вскрикивала и скулила. Хочешь поговорить об этом?
Я прикрыла глаза. Вот тебе и раз. Стыдобища… Пищала во сне, как младенец. Правильно он меня в нашу первую встречу салагой обозвал. Но лучше сказать все как есть — пусть Невидимка не думает, что мне снилась ерунда вроде Уродов. Или что мы слишком далеко от анклава ушли, и теперь у меня поджилки трясутся.
— Мне приснился тот мелкий.
Невидимка кивнул:
— Понятно. Сейчас как себя чувствуешь?
— Нормально. Наверное.
Я сделала небольшой глоток воды, чтобы унять дрожь, и поднялась на ноги.
— Еще восемь часов ходу?
— Надо постараться.
Вообще-то я всегда считала себя крепкой и сильной. Думала, что не уступлю другим Охотникам, даже ветеранам. Но в тот день я чуть не померла. Передышки мы делали совсем короткие — Уроды чуяли запах моей крови. Они шли за нами по туннелям, и их становилось все больше. Я держалась на одной силе воли, заставляя себя переставлять ноги. А под конец я даже и о ногах думать не могла — пустая голова звенела от усталости.
Я бежала, повинуясь ритму колотящегося сердца. Ноги наливались тяжестью, я то и дело спотыкалась о камни и рытвины. Невидимка темпа не сбавлял. Уж не знаю, что он там себе думал. Может, считал, что я крепкая и выдержу. А может, собирался бросить меня, если я упаду и не встану. Проверять не хотелось. Я выдержу. Выдержу. Не отстану.
Наконец мы остановились. Восемь часов миновали — время отдыхать. Невидимка отыскал пустую железную коробку-укрытие — прямо как та, в которой мы нашли мелкого. Но, в отличие от того ящика, наш не перевернулся — он стоял заброшенный на полосах железа.
Мы по очереди справили нужду чуть в стороне, а потом совместными усилиями сумели раздвинуть двери и пролезть внутрь. Створки тут же схлопнулись обратно — это создавало иллюзию безопасности. Хотя почему иллюзию — хоть какая-то защита от Уродов. Те не умели действовать сообща. Наверняка кто-нибудь один попытается влезть через дверь, а когда не получится, они примутся искать другие пути и поднимут шум.
Кстати, в этом ящике, помимо стульев, имелись еще и привинченные к полу скамейки. Я осмотрела убежище на предмет возможной опасности, но ничего такого не обнаружила. Только паутину и пыль. Рука саднила до невозможности, боль грызла мышцы уже у самого плеча. Сбрасывая сумку, я поморщилась.
— Давай-ка я осмотрю рану, — сказал Невидимка.
Я сползла по стене и нервно кивнула:
— Ну давай.
Он снял самодельные бинты. Я вывернула шею — мне тоже хотелось увидеть, как там и что. Вниз от плеча шли четыре параллельные красные царапины, разбухшие и кровоточащие. Я выругалась — в рану попала инфекция. Еще недалеко зашла, но все-таки. Если такое запустить, я лишусь руки. А потом и жизни. В анклаве бы с этим разобрались без проблем, но здесь… Меня пробрала дрожь.
Словно не замечая грозящей опасности, напарник фыркнул:
— Смотри-ка, первые боевые шрамы. Ну что, салага, как себя чувствуешь?
— Болит как не знаю что.
— Это понятно. Мне тоже так повезло — прямо в первый же раз, когда вышел на патрулирование. Не успел увернуться — и Урод меня задел когтями.
Он задрал рубашку и показал шрам через все ребра.
— Ты ходил в патруль с тем парнем, который потом погиб?
Вопрос, конечно, дурацкий, но как-то мне ничего другого в голову не пришло.
Невидимка помотал головой:
— У меня два напарника было. Первая была очень уважаемой Охотницей. Я столькому от нее научился… Но потом ей пришлось уйти на покой. Она уже умерла. От старости.
— Когда?
— Год назад.
— Понятно. И тогда они приставили к тебе новенького. А он оказался не таким резвым, как считала Шелк.
— Угу.
— Выходит, ты уже два года как Охотник.
Значит, он примерно на два года старше меня. Два года боевого опыта — огромный срок.
— Ну да, правильно.
«Хм, похоже, он разговорился. Надо этим воспользоваться…»
— А сколько ты прожил вот так… ну… сам по себе?
— В смысле? Не в поселении, а так, как дикий мальчик?
Я не очень-то поняла, что он имел в виду, но нам пришлось учить его вести себя цивилизованно — что правда, то правда.
— Ну да.
— Года четыре.
Тоже странно. Что-то не верится — особенно после того, как я на здешнюю туннельную жизнь насмотрелась. Но надо бы его расспросить поподробнее — пусть расскажет, как у него получилось выжить. Это будет полезная информация — вдруг пригодится. Но он отвернулся, давая понять, что разговор окончен.
Невидимка порылся в сумке и вытащил оттуда маленькую банку. Непохожую на ту жестянку, что едва не стоила нам нагоняя от Хранителя слов, — эта была серебристая и потертая. Он снял крышку, и в ноздри ударил непривычный запах, не то чтобы неприятный, просто какой-то очень лекарственный. Невидимка запустил в банку пальцы и намазал мне рану. В ней защипало, причем сильно.
— Это чего такое?
Надеюсь, в этот раз я не наступила ему на больную мозоль.
— Мазь целебная. Мне Строитель дал. Она хорошо обеззараживает раны. Но я понятия не имею, что там намешано. — Он улыбнулся. — Может, даже плесень…
А вот это интересно! В смысле, то, что у него есть мазь для обеззараживания ран, сделанная из плесени, — это как раз нормально. Но вот что кто-то из Строителей с ним настолько сдружился, что даже снадобье какое-то особое смешал — хм, вот это любопытно.
— А кто дал?
— Девушка одна. Ее Флажок зовут.
Я знала, кто это. Наперсток рассказывала про эту девушку — незадолго до моего имянаречения. Я тогда еще квартировала вместе с мелкими, а Камень с Наперстком уже переехали в собственное жилье и все такое, и потому рассказы Наперстка вызывали у меня жуткую ревность. А Наперсток, видно, с девушкой сдружилась и болтала без умолку: «Представляешь, Флажок научила меня шить кожаную сумку!» — сообщала она мне у общего костра. Подумаешь, отфыркивалась я, сумка кожаная! Да кому нужна эта дурацкая сумка! Я вообще скоро стану не кем-нибудь, а Охотницей! Это я себе повторяла каждую ночь после того, как мне приходилось плестись к другим мелким, а Камень и Наперсток направлялись в собственное жилище.
— А она может и для меня такую мазь приготовить?
Щипать перестало, и самочувствие мое значительно улучшилось. Снадобье действовало: я прямо чувствовала, как оно очищает рану — кожа стягивалась. Эдак через несколько дней кровоточащие раны зарубцуются, и у меня на руке останутся аккуратные шрамы.
— Почему бы и нет? Я вас познакомлю.
По голосу чувствовалось, что Флажок ему нравится, — в отличие от остальных. Я нахмурилась. Хм. Сначала Наперсток, теперь и Невидимка. Стоит познакомиться с этой девушкой — надо же выяснить, с чего от нее все без ума? Ну и мазь заодно попросить смешать. Навряд ли это мое последнее ранение — много вылазок впереди. Конечно, если мы выживем в этой…
Я оторвала еще один лоскут от рубашки. Протянула Невидимке ткань, и мы соприкоснулись пальцами. Он очень аккуратно принялся перевязывать мне руку. Прядь волос выбилась из хвоста, и Невидимка отвел ее в сторону — чтобы в узлы на бинтах не попало. Меня охватило странное чувство — что-то подсказывало, что надо отодвинуться от него, причем немедленно. Но, с другой стороны, он же мне помогал. И я сидела и смотрела, и не двигалась с места, хотя и уговаривала себя отвернуться и не смотреть. Невидимка убрал мазь в сумку.