— Нет. Не верю.
Он замер и долго стоял спиной ко мне. А потом повернулся и спросил:
— Почему?
А я посмотрела ему в глаза и поняла — он-то сразу заметил. А я не хотела замечать. Предпочитала об этом не думать. Пока он первый не заговорил.
— Порезы неправильные.
Если уж самоубиваться, то одним длинным движением. Не останавливая лезвие. А порезы на запястьях Флажок были другими — словно кинжалом с усилием пилили. И оружие застревало в ране. Кто-то ее убил. А она сопротивлялась. Но кто, кто? Если они и нашли ее тайник, то почему не изгнали?
А может, все гораздо сложнее. Может, старейшины прослышали о готовящемся мятеже. В таком случае, Флажок убили, чтобы подать подполью тихий, но очень понятный сигнал. «Будете мутить воду дальше, кончите, как она». А открыто они об этом говорить не желали — тогда ведь придется признать, что часть граждан ставит под сомнение их право руководить анклавом. Если открыто признать недовольство, его и станут проявлять открыто. Что ж, старейшинам не откажешь в хитрости…
— Они сдали все личные вещи Флажок в архив, — тихо проговорил Невидимка. — А саму ее скормили Уродам.
Меня передернуло.
— Мне очень жаль.
— Ну и что нам теперь делать?
— А что, мы можем что-то сделать?
В ответ он просто развернулся и пошел к баррикаде. Я побежала следом — а вдруг что-нибудь выкинет? Как мне тогда быть? Начну громко протестовать — кончу, как Флажок. Да и он со мной заодно погибнет.
А через несколько недель они, как и обещали, выдали мне награду — за вклад в культуру. Я еще не отошла после смерти Флажок, и мне было не до торжественных мероприятий, но отказываться никак нельзя. Так что они устроили праздник, а Хранитель слов и вовсе усадил меня на почетное место рядом с собой.
Когда все подошли и расселись, он поднялся:
— Мы собрались здесь в честь Двойки. Эта Охотница, рискуя жизнью, принесла в анклав целую сумку артефактов. И она даже не попыталась что-то присвоить себе! Не искала никакой личной выгоды! Как и положено, она прежде всего думала о благе анклава.
Хранитель пустился в долгие разговоры о том, что нужно всегда ставить интересы группы выше личных. Упомянул, что благодаря мне мы завязали торговлю с другим поселением и у нас в руках оказалось огромное множество артефактов — а скоро окажется еще больше.
Я чувствовала себя не в своей тарелке — ведь меня хвалили за то, что вышло по чистой случайности. Так что я стояла, потупившись, и надеялась, что меня не убьют за то, что пришлось так долго слушать разглагольствования Хранителя слов. Но нет, все сидели и выглядели радостно — а как же, сегодня же выходной сделали. Когда Хранитель завершил речь, он вскинул руки в пафосном жесте:
— Так давайте же праздновать!
Толпа взревела от восторга. На весь анклав разнеслись завывания труб и гром барабанов. Факелы дымили, люди кружились и подпрыгивали в танце, под ногами крутились мелкие. Жареное мясо и грибы распространяли фантастические ароматы. Даже рыбу подавали! Сегодня никто не ограничивал нас в еде, и я брала блюдо за блюдом, и вскоре наелась до отвала. Моей тарелкой тут же завладели мелкие и уволокли ее — вылизывать, а потом мыть, чтобы кто-то не настолько знаменитый смог ею воспользоваться.
Я отошла в сторонку и принялась наблюдать за вечеринкой. И тут за мной пришел Охотник. Поглядев на него, я поняла — а ведь у него опыта побольше, чем даже у Невидимки. Мелкой я часто приходила на площадку и смотрела, как он тренируется. И он улыбался мне. Как же его звать? Шелк, конечно, нас познакомила, но в тот первый день я так нервничала, что половину имен перезабыла.
«Кран. Точно, его Краном зовут». Надо же, вспомнила. Но лучше поздно, чем никогда.
— Пойдем, — сказал он. — А то все веселье пропустишь.
— Что за веселье?
— А мы тут показательные выступления устраиваем.
Настроение у меня было не ахти, но от этих слов я встряхнулась. Как я могла забыть? На праздниках Охотники обычно сходились в дружеских поединках — ну, чтобы народ развлечь. Граждане часто заключали пари — кто выиграет, кто проиграет. Я встала с серьезным видом — хотя готова была прыгать от восторга.
И спросила у Хранителя слов — тот сидел рядом и наблюдал за танцующими:
— Сэр, можно, я пойду?
— Конечно. Удачи в бою, Охотница.
Охотница! Как же мне нравится, когда меня так называют! Хоть бы почаще такое слышать! Я зашагала, стараясь не отставать от Крана. Он отвел меня в тренировочный зал, где все уже стояли и ждали, а Шелк отдавала распоряжения: кто с кем будет драться на поединке.
— Победителя отбирают методом исключения, — прошептал старший Охотник. — Победивший в раунде переходит к следующему — пока не останутся только двое.
Это-то я хорошо помнила. Шелк посмотрела на меня, помолчала и сказала:
— Двойка, твой первый противник — Шестеренка.
Ну и имечко… Я оценила противницу — высокая. Такая дотянется докуда угодно — не то что я. Припечатанная такой кличкой хмуро оглядела меня, взвешивая свои и мои шансы.
— Да не Шестеренка, а Шпилька! — пробормотала Охотница.
Но Шелк даже не повернулась в ее сторону. Начальница уже перешла к следующему поединщику. Разбив нас на пары, она отошла и вернулась с коробкой.
— Старший из двоих определит порядок, в котором вы будете выходить на бой.
Шпилька вытянула наш жребий. Естественно, она считалась старшей, а я младшей — несмотря на то, что вернулась с опасного задания и принесла кучу артефактов. Она высоко подняла щепку — смотри, мол. На щепке четко виднелась цифра — 5. Ну и хорошо, не самые первые, но и не последние — не будет времени перенервничать.
Шпилька бесшумно подошла:
— Да не волнуйся ты так. Скоро все закончится.
В голосе звучало искреннее участие. Со мной давно так никто не разговаривал.
— И смотрите — деритесь позрелищней! Чтоб людям было интересно! Все, пошли, пошли, выходим!
В толпе я вышла на тренировочную арену и заняла свое место в строю. Люди со всего анклава толпились вокруг. Мелкой я тоже ходила на такие представления — проталкивалась вперед и садилась, чтобы никто не жаловался, что я вид загораживаю. Надо же, сколько раз я была зрителем, а теперь — теперь вот сама выступаю. Кстати, в поединках в целях безопасности не дозволяли использовать оружие.
На пары нас разбили безо всякого учета уровня мастерства. Я смотрела, как тоненькая Охотница сражается со старшим — дралась она хорошо, но у ветерана больше опыта. В следующем заходе двое долго кружили друг вокруг друга — но у того, что постарше, захват оказался мощнее, да и реакция получше. Тому, что поменьше, не помешало бы двигаться быстрее — но опыта не хватило, и он проиграл.
Так что выступление первых двух пар быстро завершилось. Еще бы, с такими неравными силами. Другой исход поединка посчитали бы игрой в поддавки, а Охотники никогда до такого не опускаются. В следующих двух заходах сражались ветераны — и вот они дрались свирепо и одновременно красиво. Я даже прыгала, вставала на цыпочки и орала, поддерживая выступающих, — как и толпа вокруг меня.
А потом пришел наш черед.
Сердце мое бешено заколотилось. Я вышла в центр площадки, встала напротив Шпильки. Та выглядела по-боевому собранной. По сигналу Шелк мы повернулись друг к другу и поклонились.
— Начинайте!
Мы принялись кружить друг вокруг друга. Шпилька осторожничала — хотела, чтобы я напала первой. Что ж, такое лестно видеть. Сообразив, что первой я атаковать не собираюсь, бросилась на меня. Я увернулась от удара ногой, ушла в финт, притворяясь, что потеряла равновесие, — а вдруг она поведется и, атакуя, потеряет контроль. Ничего подобного — Шпилька засмеялась и помотала головой: не на ту, мол, напала.
Она успешно отбила оба удара кулаками и пошла в контратаку — поддала ногой, целясь в колено. А я перехватила и зажала ее руку, а потом перекинула резким броском. «Ага! Не ожидала такого?» Шпилька грохнулась на спину, но утянула меня за собой — я повалилась сверху. Мне удалось перекатиться на бок, и я вскочила, чувствуя, как на плече набухает синяк. Вокруг орали и вопили, подбадривая нас, но я прищурилась, не отрывая взгляда от противницы.
Удар — отбив, удар — отбив. Двигалась я быстро — но недостаточно быстро. Кулак противницы попал в цель и чуть не перекинул меня — в живот словно десятифунтовый камень влетел. Я перегнулась пополам, она прыгнула на меня, но я вцепилась ей в лодыжку и дернула на себя. И тут же сиганула на грудь и прижала горло локтем. Не до боли — просто чтобы не трепыхалась. И держала так, пока она трижды не постучала по земле.
Шелк подхватила меня за руку — и вскинула ее вверх. «Не может быть! Я выиграла!» Я все светилась от гордости и счастья. Кругом восторженно орали, и мне было плевать на свежие ссадины и синяки. А потом Шпилька пожала мне руку и похлопала по плечу. И я пошла к победителям.
Другие поединки тоже были ничего, но меня переполняло самодовольство и я наблюдала за ними весьма невнимательно. И, как выяснилось, зря. Могла бы увидеть кое-что полезное.
Во втором раунде меня просто в ноль раскатал парень, который приходил за мной. Кран бросился в атаку, и никакие приемчики меня не спасли. Он поднял меня и держал, а я дергалась, пытаясь завалить его, но он держал крепко. Я чувствовала, как под его пальцами вспухают синяки. А потом швырнул на землю и прижал лицом к полу — я даже двинуться не успела. И думала, что все, конец моей спине — еле сумела трижды постучать по песку.
Потом мы пожали друг другу руки, и я похромала к проигравшим. Но даже это не сумело испортить мне настроение. В первом-то раунде я выиграла! Кстати, похоже, никто из новичков не вышел во второй круг. Никто, кроме меня.
Поединки продолжались, люди выкрикивали ставки и заключали пари. С удивлением я наблюдала, как Невидимка выигрывает раунд за раундом и рвется к победе. Он-то дрался красиво — не то что остальные Охотники. Только это была смертоносная красота. А еще в нем плескалось свирепое нетерпение. Иногда у него такое зверское выражение лица было после боя, что зрители пятились. Даже победители отходили в сторонку, когда он возвращался в их ряды.