Оглядевшись, поняла, что стою в темной комнате — правда, проем двери просматривался прекрасно. Хм, здесь даже темнота не такая темная, как там, внизу. Что ж, похоже, на Поверхности не так уж и плохо. Есть свои плюсы. Я осторожно обошла мусор — на полу лежали пыльные кучи битого стекла и сгнившие или развалившиеся на части штуки. Но несколько вещей я опознала: столовые приборы, бутылки, тарелки и чашки — разноцветные, с рисунком. Хранитель слов на месте бы скончался, увидев такие богатства.
Покопавшись и пошебуршав, я все же сумела отодвинуть все засовы, открыла дверь и впустила Невидимку. Он быстро просочился, задвинул все запоры обратно и только тогда огляделся.
— Это кладовка. Наверное, это был магазин.
— Магазин?
— Ну, место такое. Для торговли.
А что, неплохая идея. В анклаве у нас был магазин — его время от времени устраивали в общем зале. Там все собирались, рассматривали, у кого какие вещи есть на обмен — ну и потом менялись. Но если, к примеру, жить в разных зданиях — тогда обязательно нужно где-то собираться, чтобы торговать.
— Пошли посмотрим, что тут есть.
Я направилась по темному коридору в большую комнату. Металлические полки — удобная штука, кстати, нам в последние годы удалось раздобыть парочку — стояли пустыми. Только несколько жестянок поблескивали — непривычные, непонятные. Под ногами хрустело битое стекло. Другая дверь вела в сортир — только не вонючий, как тот, в туннелях. Невидимка покрутил какой-то вентиль — но ничего не произошло.
— Здесь текла вода, — объяснил он. — Мы пили ее с отцом. А потом он заболел.
— Из-за того, что воду пил?
— Наверное. Я был мелкий. И он мне не все рассказывал.
— У меня есть немного воды, чтобы помыться. Отвернись.
Он не стал спрашивать, почему. И отвернулся. А я вытащила из-под рубашки кожаную сбрую.
— Шнурок дал. Здесь есть фляги с водой. Мясо мы съели, а вода осталась.
— Но почему? Он же рисковал!
— Знаю.
— Эх, жаль, что его уже не поблагодарить…
— Он это сделал для нас обоих. Давай-ка осмотримся…
Мы нашли еще одну дверь в коридоре. Я ее сначала не заметила — с непривычки. От туннелей отходили только другие туннели, не двери. А Невидимка заметил и открыл. За дверью обнаружилась ведущая вверх лестница.
— Я так и знал — у этого здания есть еще один этаж… — пробормотал он и резво побежал по ступенькам.
Лезть за ним мне совсем не хотелось. Но оставаться в коридоре одной хотелось еще меньше. По привычке я считала ступени — хотя могла их прекрасно разглядеть.
Ступени привели нас в место, которое я бы назвала личным жилищем. Правда, невероятно роскошным. Только старейшины могли себе позволить подобное — причем не такое просторное, это уж точно. Комната протянулась аж на шестнадцать футов, и в ширину примерно так же. Еще я увидела какие-то штуки — видимо, мебель. Названия пришлось спрашивать у Невидимки.
Пока я заливалась краской стыда и смущения, он улыбался и показывал пальцем:
— Это диван. Кресло. А это стол.
Я плюхнулась на диван, и он оказался удивительно мягким. Куда там до него набитому тряпками тюфяку! Я откинулась на спинку и прикрыла глаза. От дивана шел затхлый, неприятный запах, но ничего, переживем. Невидимка шебуршился рядом — наверное, осматривался.
— А тут есть еще одна комната, — сообщил он. — Так что у нас у каждого может быть свое жилье!
— Чур, диван мой!
Он сел рядом:
— Так ты хотела меня расспросить.
Вот это да! Неужели я наконец-то смогу поспрашивать про все-все-все?
— Ты же родился на Поверхности… А сколько здесь прожил?
— Лет восемь или девять. А потом отец умер, и жизнь стала очень опасной. Меня загнали в туннели, и я там… потерялся.
Глаза его потемнели, и Невидимка погрузился в воспоминания — причем не очень приятные. Такие, которые приходится гнать из памяти. Я помнила, как он выглядел, когда его нашли Охотники — существо, едва напоминающее человека. Любой бы превратился в такое, проживи он несколько лет во тьме. Я снова подивилась, как же он сумел выжить.
— Но если ты не хотел вступать в банду, почему остался с нами?
— Старейшины не оставили мне другого выбора, — отозвался он. — Ну, теоретически, да, выбор был. Когда Охотники меня изловили, мне сказали: дерись за нас или умри.
— Отлично, — пробормотала я.
Неудивительно, что он нас ненавидел. Мы же захватили его в плен.
— Но теперь я вырос и хорошо дерусь. Теперь, когда мы встретимся с бандитами, все будет иначе.
— А что в них плохого? В смысле, что в них лучше, а что хуже — по сравнению с анклавом?
Разочарование все еще давало себя знать.
Он приобернулся, а руку положил мне под голову:
— Ты же помнишь правила? Ну, те, в которые ты так верила? Что их придумали для нашего же блага, что старейшины действуют в общих интересах?
Я кивнула, хотя очень хотелось скривиться, как от боли.
— Ну так и чего?
— У банд никаких правил нет. Вообще нет. И это… мерзко, Двойка. У отца было оружие, и они обходили нас стороной. Но когда отец умер, все изменилось. Они хотели заполучить меня во что бы то ни стало. А они не всегда заботятся о своих мелких. Иногда…
И он пристально поглядел мне в глаза, словно пытаясь сказать: пожалуйста, не заставляй меня договаривать.
Меня аж встряхнуло от отвращения:
— Ой…
В анклаве случалось такое. Старейшины время от времени обнаруживали, что Производители занимаются такими извращениями. Таких не просто изгоняли — им специально наносили раны, чтобы Уроды побыстрее напали на след.
— Вот почему я не хотел проходить инициацию.
Я бы сама на его месте сопротивлялась сколько могла.
— Расскажи мне об этих бандах все, что знаешь. Я должна знать, с кем нам предстоит сражаться.
— Они захотят размножиться с тобой, — проговорил он, отводя глаза. — А выдвинуться в них можно, только убивая. Беспрерывно убивая — пока никого сильнее тебя не останется.
— Совсем не похоже на анклав. Там считается, что чем ты старше, тем мудрее.
Он рассмеялся:
— Нет, конечно! В банде мы бы сошли за старейшин! Там долго не живут.
— Но умирают не от старости и болезней? Правильно я думаю?
— Правильно. Бандиты убивают, если хотят что-то отобрать. Или если ты просто стоишь у них на пути.
— Хм. С такими потерями они должны беспрерывно размножаться…
Невидимка откинул мне волосы со щеки. И легонько задел скулу. Пальцы его были горячими, и во мне все вздрогнуло, отзываясь на прикосновение. Я склонила голову — так, чтобы лечь затылком на его ладонь. Он водил большим пальцем по коже, и я вся ежилась от удовольствия. Он осторожно вытащил ладонь, и я обнаружила, что не помню, о чем мы разговаривали только что.
— Ну да. Они считают, что девушки только на это и годятся. И никаких правил насчет этого тоже не существует. У женщин нет никаких прав. И власти тоже нет.
И тут меня продрал жуткий холод: так вот о чем он толковал, когда сказал, что здесь нас поджидают опасности — но не такие, как в туннелях… На Поверхности быть женщиной значило нечто совсем другое! Шрамы на руке никого не остановят. Зато умение управляться с оружием — да.
— Похоже, с меня на сегодня хватит вопросов и ответов, — тихо проговорила я, стараясь не встречаться с ним глазами.
— Ты уже знаешь самое главное.
— Подожди. Я хочу задать еще один вопрос.
— Давай.
— Как ты получил свое имя?
Меня всегда разбирало любопытство — и правда, как?
Он молчал, и я решила, что ответа не будет. Потому что по правилам анклава такие вопросы считались слишком личными. Если я не присутствовала при имянаречении, не приносила подарков, нужно ждать, пока он сам первый не расскажет. Но правила больше не действовали.
Он полез в сумку и вытащил обрывок бумаги. Я взяла его, подняла к свету — несильному, но вполне достаточному, чтобы разобрать буквы. Настолько старые, что многие уже стерлись:
«Кр…ск… — нев…д…мка» [3].
Кровь капнула на второе слово. Я пощупала бумагу — шелковистую и очень гладкую, совсем не такую, как в анклаве. А еще она светилась в темноте. Я бы сейчас вытащила свою карту, но Невидимка присутствовал на моем имянаречении. Он все видел. И знал. Теперь и я все знаю — и это большая честь. Я с уважением протянула талисман обратно.
— Я оторвал это от старой банки, — пробормотал он. — Большой такой, не утащишь. Так что я просто бумажку оторвал.
— А что здесь написано?
Он разгладил полоску пальцами — от них по краям остались темные следы. Видно, Невидимка не раз теребил бумажку после имянаречения.
— Думаю, вот что: «Краска-невидимка».
Ух ты! Как интересно! Вроде как она есть, эта краска, а вроде как ее и нет. Но она есть, и когда понадобится, себя проявит. Невидимка. Подходящее имя для человека, который не бросил напарника в трудную минуту, хотя до этого не выказывал преданности и верности. Для человека, который готов последовать за тобой повсюду, даже на Поверхность.
— Тебе подходит.
Тут я осеклась, не зная, задавать следующий вопрос или нет. Возможно, он и сам не помнит. А может, просто не захочет сказать.
— А как тебя звал твой Производитель?
— Ты же сама говорила — теперь я Невидимка. И я не очень-то хочу вспоминать все по новой.
Понятно. То, старое имя ему дал мертвый человек. Покойник. Зачем такое повторять? Не надо. Когда он обнял меня, я не стала сопротивляться. Он немного помедлил, словно ждал, как я себя поведу, а потом положил голову мне на плечо. Его окутывала невидимым плащом печаль. И память о потерях, которую я никогда не смогу с ним разделить.
Мы стали совсем близки. Но это особая близость. Такая… сокровенная. Не такая, как с Наперстком и Камнем. Сейчас во мне все напряглось, до мурашек по коже, и нежность, немного беспокойная, разливалась по телу… А еще я чувствовала, что нужна ему. Он ничего не говорил, но я все равно чувствовала. И я повернулась и прижалась щекой к его щеке, и вспомнила, как мы целовались.