— На вкус не ахти, но думаю, она чистая.
Он взял бутылку, но кинул на меня странный взгляд. Видно, не привык делиться. Если ему чего-то хотелось, он это просто забирал. Но сейчас приходилось действовать по-другому. И он должен был к этому приноровиться.
Я прищурилась и процедила:
— Ты, наверное, уже понял — все. Ты больше не вожак. И никогда им не будешь. А идешь с нами только потому, что Невидимка решил, что твои клинки нам помогут — путешествие опасное. Не знаю, наверное, он прав. Но если ты попытаешься причинить вред кому-то из нас, в особенности Теган, — это последнее, что ты успеешь сделать в этой жизни.
Бледные волчьи глаза сузились, исполосованные шрамами щеки втянулись, на лице выступила злая гримаса:
— Ты чо, угрожаешь мне?
— Не-а, не угрожает, — сказал подошедший сзади Невидимка. — Просто правду говорит.
Теган зарычала:
— Такие, как он, не меняются! Давайте его убьем и дело с концом!
— Хватит уже с нас смертей, — тихо отозвался Невидимка и положил руку ей на плечо. — Но не бойся. Я за ним буду присматривать. Лично. Он не посмеет тебя тронуть.
Вообще, должна признаться, в сердце у меня все-таки росло недовольство тем, что в нашей компании прибавилось спутников. Я тосковала по временам, когда нас было всего двое: Невидимка и я против враждебного мира. И тем не менее умом я понимала: одни не справимся, нужна помощь. Ведь непонятно, как далеко придется идти. Мы не нашли в библиотеке карт, чтобы проложить маршрут. Да, Невидимке что-то такое рассказывал отец, и мы надеялись, что сможем выйти из руин, если будем упорно идти и идти. Но я сомневалась, что это вообще возможно.
Вокруг лежал мертвый мир. Да, идея была такая, что мы вот пойдем-пойдем и отыщем живых людей, которые живут в целых домах, и у них там горит огонь в очаге и полно еды, — но я полагала, что с таким же успехом можно надеяться встретить бледных крылатых красавцев из моих фантазий. И думать, что вот сейчас они спустятся со звезд и заберут нас собой. Мечтать не вредно, как говорится. С другой стороны, это не повод сдаваться. Я выбрала веру — и верю в слова отца Невидимки. Возможно, сказки еще обернутся былью.
— На, поешь кукурузы со сливками, — и я передала Теган здоровенную банку.
Она принюхалась — прямо как Ловчий. Кстати, скажи ей это, она точно взбесится. Теган наверняка не захочет иметь ничего общего со своим мучителем.
— Хм, на вкус оно лучше, чем на вид…
Если вода стухла, я скоро это почувствую. Желудок заболит, сыпь появится — все это симптомы грязной болезни. Но пока ничего такого не наблюдается. Я, конечно, очень бы хотела вымыться с мылом, как прежде, но приходится довольствоваться спешной помывкой в пруду. По большому счету не такая уж и серьезная это проблема.
Закинув за спину сумку, я отыскала темный уголок и свернулась под одеялом. Теган легла с другой стороны — она до сих пор тащила мою дубину, кстати. И не снимала руки с рукоятки даже во сне. Невидимка залег между нами и Ловчим. Его, похоже, ничто не беспокоило.
Пока мы спали, ничего плохого не случилось. Я проснулась первой — меня разбудила Теган, она попискивала во сне. Я положила руку ей на плечо, она подскочила — и тут же, с размаху, врезала мне кулаком по лицу, не разобравшись, кто перед ней. Я потерла щеки и улыбнулась:
— М-да, не буду тебя больше будить…
— Ох, прости…
— Кошмар приснился?
Она впилась нехорошим взглядом в Ловчего:
— Угу.
— Про него?
— Ну… Нет. Но про то, что его Волки со мной делали.
— Ты же говорила, что он первым пользовался всеми женщинами.
— Нет. Если кто-то притаскивал женщину, она принадлежала ему. Да, у него было право забрать себе добычу, но он им редко пользовался. Щедрый был…
Ее аж трясло от ненависти.
— Он только ради тебя сделал исключение.
— И ты винишь его в том, что тебе он не помог.
— Да! Конечно! Он же командовал — а они его слушались! Если б он велел прекратить и оставить меня в покое — они б меня больше не трогали!
— А на что ты годишься? Ты умеешь драться? — послышался голос Ловчего.
Он лежал сразу за Невидимкой. Я не заметила, как он проснулся, хотя Теган говорила громко, от таких криков сложно не продрать глаза.
— Охотиться умеешь? Одежду шить? Что-нибудь вообще полезное делать?
Теган смерила его злым взглядом и прошипела:
— Нет!
— Ну вот видишь. Ты годишься только на то, чтобы размножаться. А моя задача — держать стаю сплоченной. Чтобы детеныши охотились вместе и не разбегались, — заявил Ловчий.
Он сел и провел ладонью по светлым волосам. Они у него были прямо как у Перл — казались еще светлее на солнце и сейчас торчали вихрами.
— И я сумел это сделать. Лучше, чем прежние вожаки.
— Ага, а потом бросил их умирать. Потому что струсил возвращаться в одиночку.
Ловчий кинулся на нее, но Невидимка цапнул его за плечо и чувствительно встряхнул:
— Заткнитесь, оба.
Я прислушалась — неужели кто-то идет по нашему следу?.. Но услышала лишь стон ветра в опустевших комнатах. Вскочив, я скатала одеяло и подхватила сумку.
— Значит, так, — строго сказала я. — Вы оба должны позабыть, что между вами случилось раньше.
Теган аж лицом почернела, но я вскинула руку:
— Иначе мы никуда не дойдем. Вы думаете, мне легко? Я вообще могла бы лежать в тепле и безопасности на собственном мягком тюфячке и ни о чем таком не беспокоиться. Просто выполнять приказы и жрать от пуза. Но я здесь, на Поверхности, и мы идем, день за днем, и я не знаю, что ждет меня завтра, найду ли я пищу и воду и место для ночлега или проснусь с чьим-нибудь ножом у горла. Мне — нелегко. И чем дальше мы будем уходить от знакомых мест, тем тяжелее нам будет. Мы не знаем, что нас там ждет. Вообще ничего не знаем! Так что либо вы все начинаете с начала, либо… либо не начинаете. Но я больше такой ругани не потерплю. Если бы я не оставила позади то, что потеряла, я бы сошла с ума. Так что предлагаю вам двоим сделать над собой усилие и последовать моему примеру.
Меня все это не на шутку разозлило.
Потом я отвернулась и расстегнула рубашку. Вытащила из рукава руку и осмотрела укус. Надо было бы заняться раной еще вчера, но сил не хватило. Кожа вокруг раны стала красно-фиолетовой, разодранные края раздулись и саднили. М-да, непонятно, чем это все может обернуться… Я промыла рану водой, обтерла и полезла в сумку за мазью. Пахла она так же ужасно, как и когда Флажок вручила мне банку. Брр, какая липкая. И противная… я наложила ее на рану, и кожа отозвалась огненной болью. Я зашипела, глаза непроизвольно наполнились слезами, и вдруг ни с того ни с сего на меня накатила жгучая тоска по дому.
Уроды вполне могли уничтожить анклав Колледж — ведь старейшины наплевали на наши предупреждения. И я никогда не узнаю, что сталось с Камнем и с Наперстком, и боль тревоги за них грызла меня не меньше, чем боль от раны. Перевязывать ее я не стала — еще чего. Просто натянула сверху рукав. Болело долго, я даже припомнила врачебные изыскания Пилы, нашего лекаря. Но, как говорила Шелк, «то, что тебя не убивает, делает тебя сильнее». У Хранителя слов была книжка с подобными фразами, принадлежащими какому-то мудрому человеку. Имя я, правда, забыла.
Вздохнув, я поела еще кукурузы и вскрыла другую банку. Оттуда пахнуло мясом, ну, таким, нарубленным. И чем-то еще. Про себя я подумала: «А, была не была!» Поела и оттуда. Потом попила воды и пустила бутылку по кругу. Остальные паковались. Я вышла из кухни и зашагала к выходу.
Темнота мягко накрыла и обняла меня. Целебный, прохладный ветер с запахом дождя нежно тронул кожу. Хотелось бы надеяться, что дождь пойдет не сразу… Мне не очень понравилась наша первая ночь на Поверхности: вода хлестала, струи впивались в кожу тысячью крохотных иголок. Тело до сих пор горело, лицо болело, и не только из-за того, что Теган врезала мне по скуле. Кстати, синяк появится, как пить дать. Хороший у нее удар, точный.
Ловчий догнал меня на ступенях. В тени он казался не таким страшным на лицо, темнота скрывала шрамы и жутковатую раскраску. Я заметила, что цвет не смылся, несмотря на умывание и все такое. Интересно, что это за краска такая…
— Я сделаю это, если она это сделает, — хмуро сообщил он.
— Что?
— Начну все сначала. Когда я был с Волками, я делал то, что должен был делать. Теперь все поменялось. И я понимаю это. Я понимаю, что я — больше не вожак.
Я подумала над его словами. В чем-то мы с ним похожи. Он может подстраиваться под обстоятельства ради того, чтобы выжить. Это не то же самое, что грубая сила, но тоже сила.
— На самом деле никто из нас не вожак. Мы должны держаться друг друга.
Он задал следующий вопрос — похоже, предыдущую тему он посчитал исчерпанной.
— А что значат твои шрамы?
Сначала я удивилась: откуда он про них знает? Потом поняла: ну да, он же смотрел, как я рану обрабатываю.
— Они означают, что раньше я была Охотницей.
Он недоуменно воззрился на меня, и я пояснила:
— Помнишь, я сказала, что если вырасту сильной и храброй, то буду сражаться с Уродами, защищая анклав?
Он кивнул.
— Вот это я и имела в виду.
— То есть это знак того, что ты защищаешь людей, — медленно проговорил он. — У Невидимки точно такие же.
— Ну, у него теперь шрамов прибавилось…
Я это произнесла безо всякого намека на обвинение. В конце концов, я же первая потребовала, чтобы он оставил прошлое позади и начал все сначала.
— Это точно…
И тут я неожиданно для себя спросила:
— А что значат твои шрамы? И краска?
— Это не краска, — ответил он. — Это чернила.
— Прям как в книгах? — Я нахмурилась, пытаясь понять, что к чему.
— Ну типа да. Мы наносим их иглами по краю шрама. Это означает, кто старше, кто младше.
Значит, я правильно догадалась.
— Больно делать такое?
— Да. А твои было делать больно?
Я не собиралась ему рассказывать, как орала, когда их прижигали раскаленным добела ножом. И потому ограничилась кратким: