Правила есть правила.
Он постоял в дверях, внимательно нас разглядывая. По лицу не понять было, что он думает. В дом с тихим стоном влетал ветер. Невидимка развернулся и вышел наружу.
Теган вымылась, и мы согрели воды для следующего желающего привести себя в порядок. Ловчий пошел мыться, а Теган заняла его место у огня и помогла мне переворачивать палочки с насаженным мясом. Когда все вымылись, подоспело мясо: Ловчий нарезал его на кусочки, и оно изжарилось быстрее, чем целая тушка. Обжигая пальцы, я стащила с палочки мясо и долго дула на него — не хватало еще и язык с губами ошпарить. Оно, конечно, было очень горячим. А еще жестковатым и немного с душком — зато сочным и вкусным. Мы не ели досыта, пока шли, — так, таскали из реки рыбу понемногу.
Мы съели все, что поймали мужчины. Может, следовало что-то отложить про запас, но мы слишком оголодали, и нам было не до предусмотрительности. А потом Теган пошла на кухню — посмотреть, что там и как. Я направилась следом — мне тоже было любопытно.
— Ух ты! Да здесь, оказывается, полно еды!
Я заглянула ей через плечо: точно такие же консервы, как мы видели в развалинах. Она вытаскивала банки одну за другой, а я читала названия: овощная смесь, тунец, какой-то «Спам»[6], горох, и опять кукуруза со сливками. Банки вполне можно было унести с собой — не как те, что я нашла в школе. А если разделить по рюкзакам, весу особо не прибавится.
Стоял поздний вечер — я это поняла по тому, как косо падали солнечные лучи, пробиваясь сквозь грязные стекла. Голова налилась усталой тяжестью, но спать нельзя. Надо дождаться темноты. А потом, утром, я встречусь лицом к лицу с заклятым врагом. С солнцем.
Чтобы занять время, Невидимка почитал из «Фотогена и Никтерис». Мы почти дошли до конца истории, и мне хотелось узнать, чем она окончится — сбегут ли они от ведьмы, или она догонит их и убьет. Конечно, я бы никогда в этом не призналась вслух, но вообще-то мне казалось, что эта история чем-то похожа на мою собственную. Как и Никтерис, я выросла в темноте и боялась света. И почему-то верила, что если у нее все получится, то и со мной все будет хорошо.
А когда стало темно, я устала настолько, что даже перестала беспокоиться о своей дальнейшей судьбе и просто уснула.
А когда мы проснулись, мир изменился.
Снег
Кругом раскинулось необъятное белое одеяло. Оно легло на мир ночью. Казалось, мы одни в этом белом молчащем мире, и только цепочки крохотных звериных следов свидетельствовали об обратном. Над головами висело тяжелое серое небо, и даже солнце выглядело тусклым, хотя и пускало по белому покрову блестящие искры. Я отворила дверь и зачерпнула этой белой штуки горстью — и тут же изумленно просыпала. Рука застыла от холода, и я ее долго отогревала. Другие смерили меня удивленными взглядами, и я сообразила, что, похоже, одна не знаю, что это такое.
— А что это? — со вздохом поинтересовалась я.
М-да, в этот раз не получится притвориться — настолько явно обнаружилось мое невежество. Впрочем, они, наверное, с этим свыклись.
— Это снег, — ответила Теган. — Дождь замерзает, и получается снег.
— Если пойдем и дальше на север — погибнем, — твердо сказал Ловчий. — Нам повезло, что мы нашли этот дом — у нас теперь есть крыша над головой. К тому же тут есть вода и еда, а кругом полно дичины. Нужно переждать снежную бурю здесь.
— У нас еще есть время до наступления настоящей зимы, — заметил Невидимка.
— Зима…
Еще одно новое слово. Холодное, ледяное слово. Я посмотрела на Невидимку — пустое, ничего не выражающее лицо. Хочет он идти дальше, не хочет — по нему не скажешь. В последнее время я его не узнавала. Он слишком изменился после смерти Перл.
— И река рядом — можно еще и рыбачить, — сказала я и подумала — а вдруг все рыбы замерзнут насмерть с приходом холодов?
Может, снег выпал — и все, прощай рыбка…
— А ты что думаешь? — спросил Невидимка у Теган.
— Не очень-то хочется идти по колено в снегу.
Я поглядела вокруг — похоже, мы здесь надолго, и надо будет обустроиться. Мебели нет, тюфяков тоже. Ни сидений, ни ящиков. Мы кое-что нашли, но это придется пустить на дрова. А когда мы покидаем в огонь и это…
— А чем мы будем топить, когда кончатся обломки мебели?
Ловчий сходил на кухню и вернулся со штукой, которая выглядела весьма подходящей для рубки… не только дров. Меня аж передернуло, когда я увидела, как он ею помахивает.
— Так я еще нарублю!
— Вот и займись этим. Пока снега еще больше не нападало, — заметил Невидимка.
Их глаза встретились — и я почувствовала, какое напряженное между ними воцарилось молчание. После безмолвного поединка Ловчий пожал плечами:
— Ну и ладно. Я скоро вернусь.
К моему удивлению, Теган вдруг встала и сказала:
— Я с тобой. Помогу донести дрова до дома.
Наверное, она хотела доказать, что чего-то стоит. Себе, никому другому. Она даже оружие не взяла — из гордости. Да и какая польза от дубины, если придется драться с Ловчим. Она все равно не отобьется — этому учиться надо. Она очень хорошо понимала, что должна показать: «я его не боюсь». И завоевать уважение остальных.
Они ушли. Поднялся холодный ветер. Я и так и сяк попыталась расклинить дверь — раз уж мы остаемся здесь надолго. К этой мысли еще следовало привыкнуть. Как давно мы выбрались на поверхность? Давно, очень давно. Я даже счет дням потеряла. И надо же — мы до сих пор живы…
— И сколько это все будет на нас падать и лежать на земле? — поинтересовалась я у Невидимки.
Тот стоял и смотрел на снег.
— Обычно пару месяцев.
Я поежилась:
— Хорошо, что мы успели выйти из руин.
— Скоро там не останется живых, — тихо сказал он.
— А под землей?
Он пожал плечами:
— Уроды справились с Нассау, в Колледже не пожелали готовиться к нападению, так что их тоже не ждет ничего хорошего.
Он сказал это резко, зло — и его слова прозвучали очень обидно. Мне показалось, что он именно этого и хотел — обидеть меня.
— Ты чего на меня злишься?
Смысл притворяться, что я этого не вижу? Он ведь злится. Я-то надеялась, что печаль — или что там его мучает — пройдет со временем. И терпеливо ждала. Но, похоже, не дождалась.
— Я не злюсь.
Я чуть не обозвала его лжецом, но вовремя сдержалась.
— Тогда на кого ты злишься?
— На себя.
— Винишь себя в смерти Перл? — задала я наводящий вопрос.
— Она прекрасно жила сама по себе после смерти отца. И тут появился я. И в тот же день она погибла.
Я бы, конечно, хотела сказать, что мы здесь ни при чем — но это было бы ложью. И тут абсолютно ничего не значили мои симпатии — или, как в данном случае, антипатии. Я ее почти не знала, да и Невидимка, если честно, тоже был с ней едва знаком. Он ее помнил мелкой, с тех времен, когда был мелким сам.
— А какой прок в том, чтобы продолжать себя винить?
— Никакого. Но перестать я не могу.
— Я чем-нибудь могу помочь?
Он смотрел на меня так долго и так пристально, что мне стало не по себе. А потом спросил:
— Мы все еще напарники? Шелк так решила, но ты-то как думаешь? Ты бы выбрала в напарники меня сейчас, после всего, что случилось?
И, как и раньше, во мне шевельнулось смутное подозрение, что под напарником он имеет в виду нечто другое.
— Я никому не доверяю так, как тебе.
Лицо его сделалось бесстрастным и непроницаемым, и я поняла, что он ожидал какого-то другого ответа. Еще я чувствовала, что где-то как-то неправильно поступила. Но ведь он ничего не объяснял! Он принялся ворошить угли в очаге, и невысказанный вопрос повис в воздухе. И висел, такой неприятный и тяжелый, пока те двое не вернулись обратно.
Ждать теплой погоды было нелегко. Мы распределили обязанности, дни шли, мы рубили дрова, охотились, готовили еду и понемногу обустраивали наше убежище. В спальне нашлись сундуки, а в сундуках материя — мы ее пустили на тюфяки. Я разложила их у огня — прям как дома. Пустяк вроде, а приятно.
Теган день ото дня становилась сильнее. Работать по дому у нее получалось лучше, чем идти. А я — я скучала по привычным делам. По патрулированию. Но в такой холод какое патрулирование. Все хищные и опасные существа либо замерзли насмерть, либо потеряли наш след среди снегов.
Дичи стало меньше, и мы перешли на консервы. «Спам» оказался шматом скользкого мяса. Я поморщилась, глядя на это, но мы его нарезали, и обнаружилось, что мясо хорошо пахнет. И на вкус тоже ничего. Я подумала, что оно сохранилось таким свежим благодаря желе в банке.
Невидимка все больше уходил в себя — прям как в анклаве, когда мы только познакомились. Даже книжку нам читать перестал. А я стеснялась попросить, хоть и хотела знать, чем все кончилось. Ну раз уж человеку не хочется — что тут поделаешь… Я несколько раз брала ее в руки и трогала страницы. Надо же, какая старинная вещь…
Чтобы убить время, я взяла у Теган азбуку — ту самую, точно такую, как у ее мамы, — и принялась учить Ловчего чтению. Весьма способный, он через несколько дней уже знал наизусть алфавит, а потом быстро выучился читать. Засыпая, я то и дело слышала, как он бормочет:
— А — аист…
Сидя рядом с Ловчим, я часто ловила на себе взгляд Невидимки, но не решалась посмотреть ему в глаза. Если ему не хватает мужества высказаться откровенно, я ничем помочь не могу. Так что они с Теган ходили рубить дрова, пока я занималась с Ловчим.
Наконец, пришел момент, когда я честно призналась:
— Ну все. Больше я ничему тебя научить не смогу.
Невидимка, конечно, смог бы, но он не высказывал желания уделить часть своего времени занятиям с Ловчим. Тот закрыл книгу, убрал ее в сумку и встал:
— Я бы хотел отблагодарить тебя. Услуга за услугу.
— Как?
— Пойдем со мной.
Он повел меня в спальню — там было совершенно пусто. Мы сожгли и выкинули все, что осталось от прежних обитателей дома. Поэтому мы очутились в большой и просторной комнате — правда, холодной, не то что та, с очагом.