Когда глаза мои наконец открылись, оказалось, что я лежу совсем не там, где уснула. Костра нет. Невидимки тоже. Ни Ловчего не видно, ни Теган. Все белое и черное, прям как на картинках на желтой бумаге — ну, той, что попалась нам в библиотеке.
А надо мной стояла Шелк. Стояла и ждала, когда я проснусь.
— Ты не умерла, — сказала она.
Она прекрасно читала у меня по лицу — всегда. Я вымученно улыбнулась: а хорошо, что мы наконец увиделись. Наверное, я рехнулась от боли. Ну и что. Шелк выглядела как всегда: невысокая, но уверенная и властная.
— А я — умерла, — продолжила она.
От таких слов мне стало физически больно. Неужели это правда? Неужели все жители анклава погибли? Если это так, мое одиночество стало окончательным. Я подумала о Наперстке, о Камне, о Девочке 26. Вспомнила про Шнурка, и мне мучительно захотелось узнать, исполнил ли он задуманное. Я старалась не забыть никого: лица, смешные движения, кривые улыбки.
— И Норные тоже все погибли? — прошептала я.
— Этого я не знаю. Но ты последняя из нас, Двойка. Только ты сможешь рассказать, что мы были.
— А как же Невидимка?
Она покачала головой:
— Он никогда не был таким, как мы. Он какое-то гибридное существо. Ему в собственной коже неудобно, а ведь сколько я его учила…
— Он просто еще не нашел свое место в жизни.
Она пропустила это мимо ушей — лицо оставалось спокойным и мрачным.
— Я пришла попрощаться. И сказать: не дай огню погаснуть.
— В смысле?
И снова услышала шепот Шелк: «Не дай огню погаснуть». Я открыла глаза и попыталась ухватить ее за руку: «Не уходи, я столько еще хочу узнать…» — но вместо этого я вцепилась в Невидимку. Я даже растерялась — две реальности наложились друг на друга, и я не понимала, где нахожусь, в черно-белой или в яркой, залитой дневным светом. Потом сон слетел с меня, оставив лишь горький привкус и боль в сердце.
«Я — последняя из Охотников».
— Анклава больше нет, — прошептала я, едва сдерживая слезы.
— Ты сомлела. Ненадолго, правда, — заметил Ловчий и опустился рядом со мной на колени. — Но с тобой будет все хорошо. Ты, голубка, у нас выносливая.
— Отойди от нее!!! — вдруг вызверился Невидимка. — И немедленно прекрати называть ее этим словом!
Я чувствовала, как его тело напряглось: он держал меня в объятиях, будто укачивая. Наверное, он испугался, когда я потеряла сознание. М-да, как стыдно быть слабой, фу…
Но Ловчий и не думал отступаться: шрамы на его лице пришли в движение, рот оскалился:
— Двойка сама решит, как ее можно звать, а как нет!
Так. Это что же, наши парни решили подраться? Прямо сейчас, удобнее времени не нашли? А мне тошно и плохо, и только ссоры не хватало. Я оттолкнула Невидимку и попыталась сесть. В животе стрельнуло болью, я чуть не заорала. Они всполошились — ну и отлично, по крайней мере, им стало не до драки.
Я решила не говорить им — никому из них не говорить, — что во сне ко мне приходила Шелк. К тому же они наверняка не поверят.
— Как Теган? — строго спросила я.
— Ты ненадолго потеряла сознание, — ответил Невидимка. — Теган все так же, без изменений.
Я облегченно вздохнула. И медленно, осторожно улеглась на землю. В животе словно костер развели, но ничего. Выдержу. Мне все равно ничего другого не остается.
— А давай ты еще хворосту для костра наберешь? — попросила я Ловчего. — А то нам много понадобится…
Невидимка понял намек:
— А я пойду пару птиц поймаю нам на ужин.
Камнем он бил без промаха, это точно. Один бросок — и бац, птица уже лежит оглушенная, а Невидимка тут как тут — р-раз, и шею ей сворачивает. День выдался тяжелым, мне даже есть не хотелось, настолько сон одолевал, но не оставлять же Теган без присмотра. Защитить от серьезной опасности я не смогу, конечно, — в таком-то состоянии, но ведь она вообще без сознания…
Пока они не ушли, я дотянулась и положила кинжалы поближе — пусть будут под рукой. Подняться на ноги, скорее всего, не смогу, даже под угрозой гибели. А вот подсечь сухожилия под коленом — это пожалуйста. Враг рухнет на землю, и тут-то я до него и доберусь. Я внимательно оглядывала окрестности через дымчатые стекла очков — из-за них мир виделся каким-то странным, подернутым зеленой дымкой.
Когда Ловчий вернулся, я едва держалась — голова кружилась, забытье грозило поглотить меня. Он нагнулся над костром, а я вдруг вцепилась обеими руками ему в запястья:
— Не дай огню погаснуть. Обещай мне, что он не погаснет.
— Я присмотрю за костром, не проблема.
— Нет! Обещай мне, что огонь не погаснет!
Лицо у него стало такое, что я поняла — Ловчий думает, я слегка рехнулась. Но он лишь сказал:
— Клянусь. Я принесу еще хвороста. И буду носить и носить, столько, сколько нужно.
Вот и славно. Тьма накрыла меня, глубокая, как река в объятиях ночи.
Когда я проснулась, уже стемнело. Теган беспокойно металась во сне, у нее все-таки началась лихорадка, да и я себя чувствовала неважно. В воздухе плыл аромат жареного мяса. Ух ты, а вот это приятно…
— Ну, как себя чувствуешь? Получше? — спросил Невидимка. — На, держи.
И он протянул мне бутылку с водой. В ней едва плескалось на донышке. На небе высыпали звезды, взошла луна, и стало прохладнее. У костра, правда, не замерзнешь. Я немного отпила — надо же и другим оставить. Непонятно, далеко ли мы ушли от реки и когда и где найдем чистую воду.
— Есть хочешь?
Ловчий отрезал кусок мяса и поднял его на острие кинжала — чтоб остыло. Куска мне хватило на один укус. Я б еще от одного такого не отказалась, но посмотрела на жаркое и поняла — и так на всех еле хватит.
— Теган очнулась?
Невидимка покачал головой:
— Нет. Она так и не пришла в себя. Все маму зовет.
— Нам надо идти дальше, — проговорил Ловчий и принялся забрасывать костер влажной землей.
— Нет! — Я аж подскочила.
Меня повело, боль снова напомнила о себе. И как напомнила… Я схватилась за бок, к горлу подступила рвота. Только бы не вырвало, мне нельзя оставаться без еды…
— Ты хочешь, чтобы мы здесь заночевали? — тихо спросил Невидимка.
Да не только заночевали! Я не могла им объяснить — моя уверенность вообще была необъяснима. Но Шелк что-то пыталась до меня донести. Что-то важное. Что-то по поводу огня. Мы должны оставаться на месте и не гасить костер. Я точно знала: если мы потушим костер и убредем дальше, мы умрем. И никто никогда про нас не узнает. Никто и никогда не узнает, что мы вообще жили на свете.
Но я не могла облечь все это в убедительные слова, и потому просто сказала:
— Ну, да. Может, она к утру поправится.
Но она не поправилась.
К утру Теган металась в жару, да таком, что мог сравниться с огнем костра, который мы, кстати, старательно поддерживали. Я обмыла ее остатками воды и попыталась влить немного жидкости в рот. Она стонала, плакала и бредила. По щекам текли слезы, текли и текли, пока Теган не выплакала их досуха.
Я увидела лицо Ловчего и поняла, что он хочет сказать. «Мы можем избавить ее от ненужных мучений. Прекратим ее страдания и двинемся дальше — пока все мы не ослабли, как она». Если бы я слушала то, что говорил мне мой Охотницкий внутренний голос, я бы с ним согласилась. Но теперь во мне было много голосов.
— Дадим ей шанс, — тихо сказала я. — Подождем до ночи. А вы пойдите и поищите воду. И хвороста.
Брови Ловчего поползли вверх:
— Я от тебя только и слышу, что про этот огонь. Ты на нем прямо помешалась!
Да, помешалась. «Не дай огню погаснуть», — сказала Шелк. Я видела в этих словах обещание — вы выживете, если костер будет гореть. И я не подведу наставницу.
— Я пойду на охоту, — заявил Невидимка. — И в этот раз принесу больше мяса.
— Спасибо.
Впрочем, гораздо больше меня беспокоил не ужин. Гораздо больше меня беспокоило отсутствие достаточного запаса воды и хвороста. Вот без этого мы точно не выживем.
Они ушли, а я принялась шептать Теган на ухо. Всякие словечки, которые мне давным-давно когда-то нашептывали Производители. И те, что я вычитала в азбуке:
— А — это аист…
Она плакала во сне. И вдруг начинала улыбаться. А однажды открыла глаза и попыталась сесть, но смотрела куда-то сквозь меня. Я отвела мокрые от пота волосы с ее лба и испугалась: а вдруг она умрет, а я так и не успею сказать ей, какая она хорошая? Как она важна для нас для всех…
— Не умирай, — попросила я. — Ты моя единственная подруга.
Она была не такой, как все. Ничего не требовала. И с ней мне было легко — мы обходились безо всяких двусмысленных ситуаций. Я могла с ней поговорить — и все, разговор с ней был просто разговором. И Невидимке не на что обижаться — разве что я скажу про него что-то неприятное. Ну и что, с другой стороны, пусть слышит, мне не жалко…
Я стала лучше понимать, почему Невидимка так горевал по Флажок и Перл. Мне-то раньше никогда не случалось потерять друга — вот так, прямо на глазах. Я и тел-то их не видела. Я просто думала, что Наперсток и Камень погибли. Вместе со всем анклавом. Невидимка правильно сказал: когда друг умирает у тебя на глазах, это тяжело. Теперь я его хорошо понимала. И жалела, что ничего не исправишь уже. Если б можно было повернуть время вспять и снова оказаться в том месте и в то мгновение! Я бы попыталась утешить Невидимку, поговорить с ним. Но тогда и там я не знала, что он нуждается в утешении.
— Не уходи, — прошептала Теган.
— Я никуда не собираюсь уходить. Я буду сидеть с тобой столько, сколько нужно.
— Не уходи, мама. Не люблю, когда ты уходишь…
Она вцепилась мне в руку — хотя какое вцепилась, пальчики и так были слабые, а сейчас и вовсе обмякли, но видела не меня, а кого-то другого. Я представила себе ее маму, как она выбиралась из укрытия на поиски еды, а Теган оставалась совсем одна. В анклаве я никогда не чувствовала себя одинокой.
А еще я поняла: сила — она тоже разная бывает. Сила не всегда в умении драться на ножах. Или в готовности вступить в бой. Иногда сила проявляет себя в выносливости, черпается как из глубокого колодца со спокойной водой. Сострадание и умение прощать — это тоже признаки силы, а не слабости.