Ребята все не возвращались, а Теган притихла. Но притихла не по-хорошему, не умиротворенно, как бывает, когда спадает температура. Нет, она просто истратила все жизненные силы и теперь лежала и тихо умирала.
Первым пришел Невидимка. Он принес несколько птиц и кролика. И воды — он поставил ее кипятиться в котелке, который мы захватили с нашей зимней квартиры.
— Я нашел пруд. Мелкий и грязный, но ничего, сойдет…
Да уж, в такой ситуации не попривередничаешь. Огонь очистит воду, заберет из нее все плохое. Правда, потом вода долго остывала. Губы Теган высохли и растрескались. Я влила немного ей в рот, она проглотила. Но надеяться на лучшее не приходилось. Вода — не лекарство. Я осмотрела рану и увидела, что нога распухла. «О нет, только не это».
Невидимка тоже стал мрачнее тучи, но ничего не сказал, а пошел ощипывать птиц и свежевать кролика — это нужно сделать подальше от стоянки, чтобы хищники не набежали на запах свежей крови, пока мы будем спать.
Вернулся Ловчий с целой охапкой дров. Наверное, он уходил далеко, раз столько собрал.
Он подтвердил мои догадки:
— Я тут походил посмотрел вокруг. Вроде все спокойно.
— Ну и отлично.
Да уж, мы вполне могли обойтись без встречи с Уродами.
Он сел рядом со мной и потрогал лоб:
— Да у тебя жар, голубка. Ты сама-то пила?
— Я должна была напоить Теган.
— Зачем? — искренне удивился он. — Она же все равно не поправится. Взяла и бы выпила.
Невидимка протянул мне бутылку с теплой водой. Я сделала несколько медленных глотков — оказывается, горло-то у меня пересохло. И мне было жарко — теперь, когда Ловчий сказал, я это почувствовала. Наверное, у меня тоже температура поднимается.
— Она мой друг, — наконец собралась я с силами для ответа. — А мне надоело отступать и бросать друзей.
Ловчий покачал головой:
— Ты бы ее не бросила. Просто смирилась с неизбежным.
Невидимка криво усмехнулся:
— Да. Это точно.
— А что такого? Идти она не может. И я ее больше не понесу.
— Я понесу, — отрезал Невидимка и пошел готовить ужин.
Я знала: Ловчий будет настаивать на уходе. Сразу после того, как мы поедим. Но я абсолютно точно знала — уходить нельзя! Ни в коем случае! Нам нужно оставаться здесь, именно в этом месте. Нельзя гасить костер. Нельзя дать огню потухнуть. Возможно, это все из-за жара. Может, никого я не видела, и Шелк ко мне не приходила.
Но я не хотела в это верить. Иначе мне придется признать, что Теган умирает. Что мы не можем ее спасти. Что ничего хорошего нас не ждет. Там, впереди, лишь сплошные кишащие Уродами развалины, вымершие земли и безмолвное отчаяние. Я даже не успела осознать это, как у меня из глаз хлынули слезы.
— Да что ж такое! Почему весь мир — как бритва старейшины в анклаве? — вскрикнула я. — Нам режут руки, мы истекаем кровью — и что?! Да ничего! Никому не нужны наши шрамы!
Я сжала кулаки. «Охотницы так себя не ведут». Мне стало стыдно за недостойное поведение. Но в этот раз меня отчитал мой собственный голос — а не голос Шелк. Она ушла из моей головы — похоже, ночью Шелк действительно со мной попрощалась. А я — не Охотница. Не настоящая, во всяком случае. Меня изгнали. А потом мое племя и вовсе погибло. Так что теперь я просто девушка с шестью шрамами. Как я раньше и подумала.
«Я сделала то, о чем ты просила. Это нечестно. Я же не дала огню погаснуть».
Невидимка попросил Ловчего приглядеть за жарящимся мясом и впервые за не знаю сколько времени уселся рядом со мной. Он обнял меня и прислонился — головой к голове, прямо как в туннелях, когда вокруг стояла темнота, а у нас никого, кроме нас самих, не было. Слезы закапали чаще — я не сумела их сдержать.
— Ничего, выберемся как-нибудь, — уверенно пообещал он.
Я тоже так говорила — давным-давно, когда мы отправились в безнадежное и смертельно опасное путешествие в Нассау.
— Выберемся? — грустно спросила я, глядя на Теган. — Но как?
И тут чужой, незнакомый голос позвал из темноты:
— Хтой там? Эй! Дым вижу ваш! Если вы друзья, пожалста, откликнитесь! А если нет, я дальше поеду, штоп вы меня не поймали! Ась?
В темное небо уходил дымный столб, — костер дымил из-за непросохшей древесины. Я прошептала: «Спасибо тебе, Шелк».
Спасение
Я подхватилась и с трудом поднялась на ноги — в боку стрельнуло болью, и я закусила губу, чтобы не застонать. И посмотрела вверх, потому что голос совершенно точно донесся сверху. Сначала я ничего не видела и засомневалась: наверное, все это лихорадка, мне мерещится… Но тень сгустилась в силуэт мужчины — высокий такой. Какой-то человек стоял там и смотрел на меня. В одной руке он держал лампу — такую, как мы с Невидимкой отыскали на складе артефактов под землей. Как давно это было…
Человек навел на нас фонарь и выжидательно уставился. Потом заговорил, и в голосе его прозвучало удивление:
— Гля, малолетки, все как один! Куда поперлись, дерг вас за ухо! Опасно здеся, говорю! Ась?
Меня разбирал смех, но я сдержалась. «Малолетки». Для нашего мира мы не малолетки, это точно…
— Да мы заблудились. А еще у нас подружку ранили!
Он осторожно двинулся вперед, чтобы разглядеть нас получше, и увидел Теган:
— Ну чо, поехали тогда. Нечего здеся сидеть-та…
Цепляясь за корни и камни, я вылезла наверх. Склон оказался крутым, да еще и нависал над лощиной — мы за это ее и выбрали для ночлега. Человек протянул мне руку — помочь. Теперь я ясно видела, что он покрупнее, чем Невидимка. А еще он был… старый. Но не такой старый, как Белая Стена. Как-то по-другому возраст на нем сказался, я такого прежде не видела. Плечи широкие, на голове что-то такое надето — но седых волос не скрывает. Я смотрела на него в немом изумлении.
— Далеко от тракта-то забрели, дерг вас за ухо! Из Эпплтона, небось? Ась?
Меня одолела какая-то странная немота — видно, от потрясения, а то бы я, конечно, ответила и все объяснила. Но я стояла, пошатываясь и придерживая рукой бок, а в другой сжимала кинжал — мало ли что чужаку в голову взбредет. Ловчий выбрался следом и тоже застыл, вытаращившись на пришельца. Но потом отошел немного и сумел выдавить:
— Мы… мы из города вообще-то.
Человек удивился:
— Ась? Смеёсси, мало́й! В городах никто не живет же ж!..
Наш спаситель произнес это с такой же уверенностью, с какой я некогда внимала речам старейшин. Но его представления о жизни оказались такими же ложными, как и мои. Его народ просто не знал о существовании моего. Впрочем, сейчас было не до споров — да и убеждать его в правоте Ловчего не имело смысла.
— Теган плохо, очень плохо, — наконец сумела выговорить я. — Ей ногу распороли.
— Немаки, небось, на вас набежали, ась? А ить и не странно, здеся-то они как есть бродют! Я ить никуда не ездю без старой доброй Подружки…
И он поднял длинную черную штуку, в которой я опознала оружие — даже до того, как он туда-сюда что-то на ней дернул и она клацнула.
— Меня Карлом зовут, а прозвище у меня Недогонишь.
— Чего так? — поинтересовался Ловчий.
— А как торговать еду, мы кажный раз со смертью наперегонки бежим. Но пока ить не догнала меня, за двадцать-то лет…
Не может быть. Это невозможно. Такого не бывает! Да под землей, в анклавах, люди столько не жили! А тут человек говорит, что двадцать лет только торговлей занимается?!
— А сколько тебе лет? — осторожно поинтересовалась я.
Я знала — это грубый вопрос. Но мне непременно нужно было получить на него ответ. Потому что самое существование этого седого дядьки разбивало вдребезги мою картину мира. И теперь ее нужно собирать заново.
— Сорок два мне, а что?
Вот оно что. Значит, это правда. Этот человек и впрямь живет там, где все у всех хорошо, там, где люди не скукоживаются и не умирают молодыми. И мне страшно захотелось взглянуть на это чудесное место. Возможно, мне еще не поздно мечтать о долголетии — несмотря на то, что я столько прожила под землей. Может, ни для кого из нас еще не поздно. И я ухватилась за эту мысль и исполнилась ликования. Надежда! У нас появилась надежда!
— Я просто поверить в это не могу… — ошарашенно прошептал Ловчий.
Но старик его не услышал:
— А ну давайте-ка сюдой вашу подружку-то ить вытащим, ась? Мулы у меня застоялись, в дорогу пора…
— Я ее сейчас подниму! — отозвался снизу Невидимка.
Ловчий спустился, чтобы помочь. А я ждала наверху — после крутого подъема сил ни на что не осталось. Прижженный железом бок давал о себе знать острой болью. Но я не хотела показаться слабой. Может, Шелк послала нам этого дядьку. А может, она тут и ни при чем. Ребята собрали вещи, затушили огонь и выбрались из лощины. Старик увидел, в каком состоянии Теган, и отшатнулся:
— У ней лихорадка! — заявил он и попятился. — Чума у ей, што ли?
Я замотала головой — и только потом поняла, что костер-то затушили, и он меня, наверное, не видит.
— Да нет же, клянусь. Она ранена. Давай я тебе покажу.
И я подняла ногу Теган, чтобы он мог рассмотреть прижженную рану. И оценить, как раздуло бедро из-за инфекции.
— Я гляжу, первую помощь вы ей оказали. Молодца, малы́е… Но нога скверно-то смотрится, я вам скажу… А до Спасения — как есть день пути. Ну ладно, пойдем грузиться, неча тута стоять!
И он повел нас за собой — к дороге. Я немного отстала: идти было трудно, в боку то и дело простреливало болью. Мы все шли и шли, и наконец дошли до повозки. И хорошо, что дошли, я еле плелась и задыхалась от усилий. Я такие повозки уже видала — только поменьше, проржавленные. И крашенные красным. А эта оказалась прямо огромной, а еще к ней спереди привязали двух животных. Мулы, да, мулы, старик так их назвал. Их совершенно не встревожило наше приближение.
— Я тут загрузился на продажу, так что втискивайтесь тудой, игде место отыщете! А хто-то пусть рядом со мной садится, спереди!
— Я сяду! — вызвался Ловчий и вспрыгнул на передок.
Старик сказал истинную правду — нам пришлось именно что втискиваться между тюками. Я полезла первая, сжав зубы и подавляя стон, а потом помогла Невидимке устроить поудобнее Теган. Сзади высилась целая гора мешков и ящиков. К счастью, какие-то удалось сдвинуть в сторону, ну и края у них были не такими уж острыми и твердыми.