И все-таки в то время мы хоть и дрожали вместе со всеми, разумом все равно понимали, что нас происходящее вряд ли коснется. Андрей был всего лишь молодым, тогда еще неизвестным журналистом, популярность он приобрел уже позже, во время войны, когда писал очерки с фронта. Я тем более была простым врачом, не так давно закончившим учиться и поступившим на работу в психиатрическое отделение. К тому же мы оба знали, хоть никогда это и не обсуждали, что арестовывают в основном военных – ходили ужасные слухи о заговоре в армии, к которой мы не имели никакого отношения.
Сейчас – другое дело. Возвращаясь от главврача, я со странным злым весельем думала: Андрей, наверное, радуется, что вовремя со мной развелся. Теперь он известный журналист, писатель – вот недавно я опять видела его рассказ в «Литературной газете». Жена-еврейка, да еще и врач – это последнее, что ему сейчас нужно.
Второе марта было понедельником, поэтому я решила приехать на день раньше, чтобы не идти на конференцию прямо с поезда. Так что первого числа я вышла из вагона и сразу отправилась к телефонной будке. Найти номер в гостинице всегда было сложно, и главврач резонно сказал мне, что у меня московская прописка, а значит, есть и законная жилплощадь, и платить за мое проживание нет никакой надобности.
Он, конечно, был прав, и я понимала, что мои объяснения насчет бывшего мужа и унизительности проживания в одной квартире с его любовницей не покажутся ему убедительным аргументом. Другие по десять человек в одной комнате живут, а я, видите ли, не могу потерпеть три дня в трехкомнатной квартире. Поэтому спорить я не стала, а позвонила своей бывшей коллеге и подруге Наташе, которая согласилась приютить меня на время конференции.
Однако когда я, сойдя с поезда, набрала ее номер, ответила не она, а ее соседка. Оказалось, у Наташи заболел отец, и она срочно сорвалась среди ночи и уехала в Харьков. Оставить мне ключ от комнаты она, конечно, даже не вспомнила.
Я не могла ее за это винить, жизнь и здоровье близких – это самое важное на свете. Но вот что было теперь делать мне? Не ночевать же на вокзале?
И вот тут я по-настоящему разозлилась. В конце концов, я действительно имею законное право жить в квартире Андрея. Развелись мы достаточно давно, чтобы я могла спокойно встретиться с его любовницей и даже вести себя так, чтобы это она конфузилась в моем присутствии. Психиатр я или нет?
И хотя внутренний голос говорил мне, что это самообман и вся психология мигом вылетит у меня из головы, когда я увижу другую женщину в моей квартире и с моим мужем, все равно я решительно набрала свой домашний номер.
Гудки шли довольно долго, и я уже было подумала, что никого нет, когда в трубке наконец раздался сонный голос Андрея:
– Никитин.
Я взглянула на часы. Ну конечно – воскресное утро, время еще раннее, а он любитель поспать. Что ж, так тебе и надо!
– Алло? – недовольно сказал голос в трубке.
Я постаралась говорить как можно спокойнее, без малейшего волнения:
– Здравствуй, Андрей.
– Таня?! – тут же проснулся он.
– А что ты так удивляешься? Я вроде бы не умерла, а только уехала в Горький. Хотя понимаю – для московского журналиста это практически одно и то же.
– Просто я не ожидал, что ты позвонишь! – К своему удивлению, я поняла, что его голос звучит до странности радостно. Хотя в следующем вопросе мелькнуло некоторое беспокойство: – Что-то случилось?
– Нет. Но я приехала в Москву на конференцию, и поскольку мне не сняли гостиницу, вынуждена буду переночевать три ночи в нашей квартире. Я там прописана, ты не забыл?
– Не забыл, конечно. Ты где? На Курском вокзале?
– Да.
– Я сейчас за тобой приеду.
– Зачем? – изумилась я. Он такую заботливость не проявлял, даже когда мы были женаты. – Сама доберусь.
– С двумя пересадками? Не выдумывай! Выходи к Земляному Валу, я скоро буду.
И как обычно, бросил трубку – он всегда так делал, поэтому последнее слово обычно оставалось за ним.
Можно было, конечно, поступить по-своему, поехать на трамвае, но это было бы глупостью и ребячеством, не говоря уж о том, что ключей у меня не было и все равно пришлось бы ждать его у дверей.
Приехал он быстро – судя по неправильно застегнутой рубашке и взлохмаченным волосам, я действительно подняла его прямо с постели, и он сразу побежал заводить машину, не успев даже толком одеться.
– Здравствуй, Таня.
Смотреть, как он колеблется, не зная, как меня приветствовать, было немного смешно и очень грустно. Я с серьезным видом подала ему руку для рукопожатия, а сама едва сдержала вздох. За два года я привыкла к мысли, что мы разведены, и это навсегда, но вот появился Андрей – все такой же обаятельный, с такой же обезоруживающей улыбкой, и даже седина на висках ему очень идет… И мне вдруг стало так обидно, что я в глубине души, оказывается, продолжаю его любить, а он… он улыбается, как будто и не виноват ни в чем, и пожимает мне руку, словно мы лучшие друзья.
– Не обязательно было меня встречать. – Я вручила ему чемодан и села в машину, не дожидаясь, пока он откроет передо мной дверцу.
Он убрал чемодан в багажник и сел за руль.
– Как твои дела? Нравится в Горьком?
– Нормально, – сухо сказала я. – А у тебя?
– Мою новую книгу очерков выдвинули на Сталинскую премию, – похвастался он.
– Поздравляю. Надеюсь, дашь почитать?
– Конечно. – Он бросил на меня довольный взгляд и вдруг сказал: – Кстати, я ведь сам хотел тебе позвонить, но не решился говорить по телефону, мало ли что. Два дня назад ко мне вдруг зашла Фаина Георгиевна.
– Зачем? – изумилась я.
– Передала для тебя какую-то папку, просила сохранить. Сказала, что там ничего опасного, можешь прочитать, если хочешь.
– Почему тебе?.. – Я осеклась. Ну конечно, она, наверное, и не знает, что мы развелись. Я с тех пор дважды приезжала в Москву, оба раза бывала у нее, но ничего не говорила о своих личных делах. – Почему ты не сказал, что мы в разводе?
Он вновь бросил на меня быстрый взгляд.
– Решил оказать ей услугу. Она как-то нервничала. И мне было любопытно, что там.
– И что? – спросила я, догадываясь, что он сразу же сунул нос в эту папку.
– Представь себе – переписка Ахматовой! Я помню, ты хотела ее прочитать – так считай, это судьба. Ты позвонила мне, а у меня как раз эти письма!
– Ты их прочитал?
– Не все еще. Но обязательно дочитаю. Особенно письма Гумилева. – Он неожиданно сделался непривычно задумчивым. – Есть в них что-то особенное… какая-то внутренняя сила. И очень сильные чувства. Читал и с трудом верил в то, что ты рассказывала – про Модильяни, измены, развод…
На сей раз осекся он, видимо сообразив, с кем разговаривает. Беседовать с бывшей женой об изменах и разводах – не слишком хорошая идея. К счастью, мы были уже около дома, поэтому неловкая пауза была тут же заполнена бытовой суетой. Мы вышли из машины и под любопытствующими взглядами старушек на лавочке соседнего дома вошли в подъезд.
В квартире я тут же огляделась, но, к своему изумлению, не заметила никаких признаков проживающей там женщины. Ни пальто, ни шляпки, ни женских туфель и сапожек. Всюду были вещи одного только Андрея.
– А где же твоя подделка под Серову?
Вопрос вырвался у меня непроизвольно, и я тут же о нем пожалела, уж очень он звучал… лично, явственно показывая, что мне не все равно.
Но Андрей, кажется, не заметил моей растерянности и коротко сказал:
– Мы расстались.
– Давно?
– Год назад.
Сказать по правде, я была в смятении. Расстались, и давно. С одной стороны, я это предсказывала, когда заставляла себя абстрагироваться от личных чувств и рассуждать только как психиатр. Я хорошо знала, почему Андрей выбрал именно эту женщину, не зря же я называла ее «подделкой под Серову».
Он слишком хотел быть как Симонов, слишком тянулся за ним, поэтому неосознанно подражал ему во многих вещах. В том числе его, как и многих, восхищала романтическая история о поэте и его музе-артистке. Когда-то он даже был романтически влюблен в саму Серову, но потом нашел ей подходящую замену – молодую актрису, которую многие называли «новой Серовой».
Конечно, с самого начала было ясно, что подобные игры подсознания – не самая подходящая основа для серьезных отношений. И конечно, я с самого начала знала, что если бы я сама не подала на развод, со временем Андрей разочаровался бы в своей «музе» и вернулся бы к семейному очагу. Тем более что новой Серовой из этой ловкой девицы не получилось.
Вот только мне это было не нужно. Я в такие игры не играю, всех этих уходов-возвращений не понимаю, а главное – меня его измена ударила в самое сердце. Притворяться и ждать я не могла и не хотела.
Впрочем, сейчас это все уже в прошлом, и меня не должно волновать, когда Андрей расстался со своей пассией и сколько у него было романов после нее.
– Надеюсь, у тебя есть хоть что-нибудь на завтрак? – Я наконец нашла что сказать и поспешно скрылась в ванной, чтобы помыть руки и заставить себя успокоиться. – И чем ты вообще питаешься? Женщины в доме нет, а готовить ты не умеешь.
– Я научился жарить яичницу. А вообще ты права, обычно я ужинаю в ЦДЛ или в Доме журналиста.
– Понятно. – Я вышла в прихожую уже с самым спокойным видом, на какой была способна. – Тогда на правах радушного хозяина пожарь, пожалуйста, яичницу, пока я принимаю душ с дороги. А я, так и быть, приготовлю тебе ужин по старой памяти. И принеси папку с письмами Ахматовой, я действительно давно хотела их изучить.
Архив Ахматовой оказался не таким большим, как можно было бы ожидать. Всего несколько небольших пачек писем и какие-то черновики, в общем-то тоже немногочисленные. С другой стороны – раз Фаина Георгиевна сказала, что ничего компрометирующего в папке нет, значит, этот архив точно не полный. Интересно, остальное Ахматова сожгла или просто спрятала в более надежном месте?