свою комнату и наелся как человек, не ужинавший накануне и боявшийся, что он не будет иметь времени отобедать. Ровно в двенадцать часов он вышел из гостиницы и прямо отправился в Валь де Грас. Первую часть его способа составляла возможность прийти гораздо ранее обыкновенного, вследствие основательного рассуждения, что его враги, привыкшие видеть его там к четырем часам, не вздумают в этот день ждать его тремя или четырьмя часами ранее, то есть к полудню или к часу.
А от часа до четырех, он знал, у него будет время приискать себе убежище, откуда он может наблюдать за всей площадью и где никто не подумает отыскивать его. Добравшись до обыкновенного места своих прогулок, тогда совершенно пустого, по крайней мере по наружности, Поанти тотчас обратил внимание на маленький домик, где, как он слышал накануне, жила Дениза, которую прокурорский клерк Пасро так неистово ревновал. Это был домик узкий, окно которого выходило на улицу; окно это в ту минуту было плотно заперто деревянными ставнями. В нескольких шагах от него была дверь, пробитая в стене и ведущая сначала в сад, а из сада в дом. Поанти прямо подошел к этой двери, приподнял железный молоток, имевший форму запятой, постучался и ждал. Он ждал не долго. Под легкими шагами захрустел жесткий снег, покрывавший аллею, был отодвинут запор, и дверь отворилась.
Барон вовсе не ожидал явления, поразившего его глаза. Он слышал, что в этом домике жила молодая девушка, и узнал по легкости шагов, послышавшихся после его стука молотком, что приближалась женщина, а женщина женщине и девушка девушке рознь. Та, которая находилась пред ним, была такая хорошенькая, какой он еще не видывал. Это происходило от двух причин. Во-первых, Дениза — это была она — действительно могла назваться хорошенькой. Пикантная брюнетка с большими, бархатными черными глазами, с белыми зубами, с красными губами, с лукавым носиком, с кокетливой улыбкой, с волосами иссиня-черными, тонкими и шелковистыми, как крыло молодого ворона, с гибким и полным станом — словом, существо, блистающее здоровьем, молодостью, свежестью и пленительной грацией. В эту же минуту ее природная красота увеличилась во сто раз одушевлявшим ее выражением. Это было удивление, доходившее до остолбенения, почти до испуга, вместе с этим радость задушевная, глубокая, которую она старалась скрыть в самой глубине души и которая обнаруживалась в ее взгляде, в ее осанке, в пылком румянце, который вдруг покрыл ее лоб и ее щеки, в сильных движениях груди. Очевидно, что если Поанти не ожидал очутиться лицом к лицу с такой хорошенькой девушкой, то и Дениза со своей стороны не ожидала увидеть барона. Под влиянием чувства, овладевшего и тем и другим, они оставались довольно долго в замешательстве и переглядывались, не говоря ни слова. Барон заговорил первый.
— В этом доме живет вальдеграсский садовник? — спросил он.
— Да, — ответила Дениза.
— Я пришел с тем, чтобы видеться с ним и попросить об услуге.
— Услуги? Отец мой может оказать вам услугу?
— Да, услугу, которая будет стоить ему очень мало, а для меня довольно важна, потому что дело идет о моей жизни.
— О вашей жизни?
— Да! Если он откажет мне, то, вероятно, часа через три я умру от ружейной пули, которая будет пущена мне в спину.
— Ах? Святая Дева! Что вы это говорите! — вскричала Дениза, румянец которой исчез, и она побледнела от страха. — Я уверена, что отец мой вам не откажет.
— Позвольте же мне увидеться с ним как можно скорее, а в особенности запереть за собою дверь, потому что с этой площади может полететь в меня пуля.
— Ах, Боже мой! — сказала Дениза. — Войдите, войдите скорее!
Забыв все перед этой опасностью, она схватила за руку Поанти, остановившегося на пороге, втащила его в сад и захлопнула дверь.
— Благодарю, дитя мое, — сказал барон. — Вы добры, благодарю.
Дениза вся вспыхнула от взгляда молодого человека.
— Я забыла, — сказала она, сконфузившись больше прежнего, — отца моего нет дома сегодня.
— Черт побери! — сказал Поанти.
— Как быть? — прошептала Дениза.
— Я знаю только один способ, — сказал барон, который, в особенности с тех пор, как увидел Денизу, твердо решил не сходить с этого места, добиться чего хотел.
— Какой же это способ?
— Отпереть дверь и оставить меня на улице ждать возвращения вашего отца.
— Но ведь вы, кажется, сказали, что вас хотели убить?
— Это правда.
— Что с того места в вас может попасть выстрел?
— Вероятно.
— О, когда так, — решительно сказала Дениза, — ваше средство не годится никуда.
— Можно найти другое, — робко сказал Поанти.
— Какое же это?
— Не знаю, понравится ли оно вам.
— Скажите.
— Позволить мне сообщить вам то, что я хотел сообщить вашему отцу, и попросить у вас той услуги, которой я хотел просить у него.
— Почему же и нет? — сказала Дениза. — Притом мой отец непременно пересказал бы мне все, что сказали бы ему, и ничего не сделал бы без моего совета. Отец мой делает все, что я хочу, и только это.
— То есть вы здесь госпожа.
— Да, во всем.
Дениза колебалась с минуту, потом прибавила вполголоса, как бы говоря сама с собой:
— Кроме, однако, одного, в чем он черезвычайно упрям!..
— Что же это такое? — с любопытством спросил Поанти.
— Это вас не касается, — ответила Дениза.
Поанти понял, что он был нескромен, и вернулся к прежнему.
— Итак, вы соглашаетесь меня выслушать? — сказал он.
— Это необходимо, потому что это единственное средство спасти вам жизнь.
— Но с другой стороны стены, — сказал Поанти, бросив взгляд на стену, около которой они остановились, — нас могут услышать, для меня очень важно, чтобы моим врагам не было известно мое присутствие здесь.
— Вы правы, — сказала Дениза. — Притом очень холодно. Войдемте в дом.
Этого только и желал молодой человек. Дениза шла впереди него, отворила дверь, впустила его и вошла вместе с ним. Поанти одним взглядом осмотрел топографию дома. Комната, в которой он находился, выходила в сад и освещалась только одним окном. Напротив этого окна была дверь, ведущая в другую комнату, которая, как он понял по расположению места, выходила на площадь. Эта-то вторая комната и интересовала его. Дениза, войдя, указала ему на стул у камина, потом сама села пред окном и для вида взяла в руки шитье. Но прежде чем наклонила свою хорошенькую головку к работе, она сказала молодому человеку тоном так мало взволнованным, какой только могла принять:
— Говорите теперь, если хотите.
— Начну с самого трудного, — сказал Поанти, — если вы согласитесь на это, остальное сделается само собою.
— Посмотрим.
— У вас есть возле этой комнаты другая, выходящая на площадь?
— Есть.
— В ней окно с наружными ставнями и крепкими железными засовами?
— Да, — ответила опять Дениза, опустив голову к работе, чтобы не обнаружить краски при воспоминании, вызванном вопросами молодого человека.
Из этого самого окна целую неделю она тайно следила за всеми его движениями, когда он прогуливался на площади, и как ни старалась прятаться за ставнями, все-таки дрожала, чтобы ее не приметили. Пылкие взгляды Поанти, когда он очутился напротив нее на пороге двери, его минутное замешательство, не укрывшееся от нее, все доказывало ей и приводило ее в восторг, что, хотя она хорошо пряталась, он все-таки видел ее. И так как хорошенькая и кокетливая девушка знала, что она ничего не потеряет, если ее увидеть вблизи, и заранее простила молодому красавцу странность и смелость его поступка, потому что если в первую минуту она приняла всерьез причину, на которую сослался Поанти, чтобы оправдать этот поступок, если, слыша об убийцах, преследовавших его, она сначала испугалась, размышление и сознание своей красоты побудили ее вернуться к другим мыслям. В ее глазах теперь вся эта история была выдумана Поанти и была ловкой проделкой, не имевшей другой цели, как добраться до нее.
«Должен же он был решиться на это, — думала она, извиняя его от всего сердца, — или таким способом, или другим. Не я, конечно, могла идти к нему, а он не мог, со своей стороны, всю жизнь прохаживаться под моим окном и не стараться говорить со мною». Теперь, когда он находится возле нее и, верно, будет говорить, она и горела нетерпением, и боялась выслушать его. Всякая девушка испытала это в тот день, когда выслушивала первое признание в любви.
— Ну, — продолжал Поанти, — услуга, которой я жду от вас, состоит в том, чтобы позволить мне каждый день проводить два часа за ставнями этого окна.
Дениза ожидала совсем другого. Она собрала все свои силы, чтобы вынести удар, а удар нанесен не был. Но она надеялась, что он только отложен.
— Как это можно! — сказала она с чувством испуганной стыдливости. — Эта комната моя спальня.
— Когда так, я понимаю всю силу вашей совестливости, — сказал Поанти, — и вижу, что для того, чтобы победить ее, я должен обнаружить вам часть тайны, которую мне следовало бы сохранить, но которую необходимость принуждает меня обнаружить, то есть настоящую причину моего присутствия на площади, находящейся пред вашим окном, куда я прихожу каждый день целую неделю и куда буду принужден приходить каждый день, рискуя моей жизнью, неизвестно еще сколько времени.
— Если это тайна, — пролепетала Дениза, — тогда говорить не надо.
— Вы должны это знать.
«Настала минута!» — подумала Дениза, сердце которой сильно билось.
Она старалась преодолеть волнение, которое сжимало ей горло и душило ее.
— Скажите же, — прошептала она едва внятным голосом.
Поанти с минуту колебался. Неужели доверить женщине то, что он отказался доверить накануне герцогу Монморанси и графу де Морэ, двум самым благородным и честным вельможам Франции? Но для самого успеха предприятия, за которое, не зная его, он взялся, это признание было необходимо. Притом Дениза была такая хорошенькая, а ее физиономия дышала таким чистосердечием и такой честностью.
— То, что я вам сообщу, принадлежит не мне и касается интересов очень серьезных. Сообщая это вам, я доверяю вам более чем мою жизнь, мою честь как дворянина и солдата. Если вследствие какой-нибудь неосторожности, какого-нибудь слова, сказанного некстати, вы обнаружите малейшую часть моей тайны, вы будете причиною моей смерти, потому что я не переживу моего бесславия и, клянусь именем моего отца, сам воткну в свое тело мою собственную шпагу.