— Исполнены приказания, доставленные вам? — спросил кардинал, прерывая раболепные поклоны губернатора.
— Исполнены.
— Готова зала пыток?
— Все готово, как ваше преосвященство приказали.
— Ведите меня прямо в эту залу.
Губернатор скоро привел кардинала в большое помещение, имевшее в номенклатуре различных комнат, составлявших тюрьму, страшное название «комната пыток». Вдоль стен симметрично были расположены все принадлежности страшного способа вырывать у несчастных признание в их действительных или мнимых преступлениях и имена их сообщников.
Когда кардинал вошел в эту комнату, он удостоверился, что действительно его приказания, присланные с Лафейма, были исполнены. В этой комнате находились протоколист, доктор и два палача, с руками, обнаженными по локоть, и готовые исполнять свою страшную обязанность.
— Надеюсь, что этих приготовлений будет достаточно, чтобы заставить ее говорить, — сказал кардинал.
— Ваше преосвященство желает сделать только вид? — спросил губернатор.
— Да, — ответил кардинал.
— Вы слышите?
Палачи сделали утвердительный знак.
— Велите привести эту девушку, — сказал Ришелье.
Губернатор пошел к двери и отдал приказ тюремщику.
Через несколько минут привели Денизу. За два дня, которые молодая девушка провела в тюрьме, с нею произошла страшная перемена. Эти два дня прошли для нее как два года продолжительных и сильных страданий. Прекрасный румянец юности и здоровья исчез. Матовая и почти болезненная бледность заступила его место. Глаза были обведены синими кругами. Они лишились своего огня. Легко было видеть под этими признаками сильного отчаяния, что несчастная девушка не переставала плакать и не спала ни одного часа. Ришелье, как ни был жесток, был тронут при виде перемен, произошедших в такое непродолжительное время в такой впечатлительной и деликатной натуре.
Дениза остановилась у дверей. Она дрожала уже прежде, чем вошла, но когда, подняв глаза, узнала кардинала по его длинной красной мании, она чуть было не лишилась чувств. Однако она еще не заметила того, что находилось в этой зале; она не знала, где она и чего от нее хотят.
— Подойдите, — сказал ей Ришелье. — Объясните ей, чего от нее хотят и что ее ожидает, если она не захочет повиноваться, — обратился он к губернатору.
— Послушайте, — сказал тогда губернатор Денизе примирительным тоном, — кардинал очень милостив, он не желает вам зла, и от вас зависит сейчас быть выпущенной на свободу.
Он остановился, как бы ожидая знака, какого-нибудь движения, но Дениза не шевелилась.
— От вас требуют очень немногого, — продолжал он, — согласитесь отвечать на вопросы, которые вам сделают.
— Какие вопросы? — спросила Дениза невнятным голосом.
— Во-первых, признайтесь, что вы знаете барона де Поанти, — сказал Ришелье.
Молодая девушка сделала усилие и твердо отвечала:
— Я его не знаю.
— Вы лжете, — сказал Ришелье.
— Берегитесь, — вмешался губернатор, — если вы откажетесь отвечать или ваши ответы покажутся его преосвященству неправдивыми, вот что с вами случится. Знаете ли вы, где находитесь в эту минуту?
— Нет, — отвечала Дениза.
— Вы находитесь в зале пыток.
Дениза задрожала.
— Вы соглашаетесь говорить? — спросил Ришелье сухим и надменным голосом.
— Нет, — ответила она, — потому что я не знаю, чего вы хотите от меня.
— Я хочу знать, какие отношения существуют между герцогиней де Шеврез и бароном де Поанти, вызванным ею из Дофинэ.
— Я этого не знаю, — отвечала Дениза.
— Я хочу узнать число и имя сообщников этого Поанти.
— Я этого не знаю.
— Я хочу, наконец, узнать, в каком месте живет этот Поанти.
Дениза, зубы которой стучали, а все члены подергивались нервной дрожью, пронзительно вскрикнула:
— Я не знаю ничего, ничего, ничего! Я ничего не могу сказать!
— Заставьте ее говорить, — холодно сказал кардинал.
Оба палача подошли к молодой девушке, схватили ее и положили на застенок. Она не сопротивлялась, словно она была мертва. Но как только положили ее на орудие пытки, она вскочила, потом повалилась, судорожно изгибаясь в припадке страшной истерики. Доктор сделал к ней шаг, смотрел на нее несколько минут, потом обернулся к Ришелье:
— Если вашему преосвященству не угодно лишить жизни эту девушку, — сказал он, — то нельзя заходить далее, не убив ее. Она находится в эту минуту в припадке страшной падучей болезни; малейшее новое нервное потрясение неизбежно причинит или смерть, или помешательство.
— Стало быть, вы думаете, что пытка не принудит ее говорить?
— Теперь ничто не может ее принудить. Боль, которая пробудит ее из этого состояния, убьет ее.
Ришелье потупил голову. Невозможность остановила его.
— Окажите ей помощь, которую требует ее состояние, — сказал он глухим голосом.
Он сделал знак губернатору следовать за ним и вышел из этой залы, где уничтожилась всякая надежда узнать местопребывание Поанти. Когда кардинал вышел на двор, в ворота вбежал человек с поспешностью, походившей на неистовство. Лафейма, стоявший возле кареты кардинала, вскрикнул от удивления. Он узнал прибежавшего. Тот также его узнал.
— Господин де Лафейма! — вскричал он.
— Прокурорский клерк! — сказал Лафейма и обратился к кардиналу: — Это тот негодяй, который был первой причиной смерти моих трех товарищей, убитых бароном де Поанти за Сен-Жерменскими воротами.
— Да, — сказал Пасро голосом, изменившимся от радости и жажды мщения, — я теперь знаю, где найти и взять того, кто их убил.
— Вы знаете, где нам найти де Поанти? — спросил Ришелье.
— Знаю, ваше преосвященство.
— Какое приятное известие! — вскричал Лафейма.
— Вы не ошибаетесь? Вы знаете его убежище?
— Знаю, ваше преосвященство. Вы изволили угадать: дом на улице Этюв служит ему убежищем.
— И вы нашли этот дом?
— Нашел.
— И придумали, как застать врасплох барона де Поанти?
— Придумал самое верное средство и ручаюсь за успех, если ваше преосвященство сдержит обещание и позволит самому управлять этим предприятием.
— Управляйте. Вам нужна помощь?
— Да, потому что нужно караулить весь фасад дома, пока в него войдут.
— Сколько вам нужно человек?
— Двадцать, под командою решительного офицера.
— Вы получите все это.
— Благодарю.
— Когда намерены вы действовать?
— Сегодня вечером, как только наступит ночь.
— Хорошо. Повидайтесь с Кавоа; он получит приказания от меня.
Кардинал обернулся к губернатору, присутствовавшему издали при этой сцене.
— Господин губернатор, — сказал он, — велите приготовить к сегодняшнему вечеру самую надежную тюрьму.
Губернатор поклонился, Ришелье сел в карету и, обрадованный возможностью захватить наконец в свои руки искусного врага, уже раз ускользнувшего от него, велел везти себя в Лувр.
Подкрепив с таким жаром просьбу Анны Австрийской удалиться в Валь де Грас, кардинал хотел теперь употребить все свое иезуитское красноречие, чтобы заставить короля, не объясняя ему настоящей причины этой перемены, тотчас вызвать оттуда королеву.
X
Тут рассказывается, как опасно срывать паутину и как достойного Пасро потащили к Сене, где он подвергался большой опасности утонуть
Пасро сказал правду. Негодяй нашел убежище Поанти. Утром на другой день после праздника кардинала он заперся в нанятой им комнате на улице Этюв. Читатели помнят, под каким впечатлением Пасро решался несколько дней тому назад нанять эту комнату. Мы сказали, что она находилась на втором этаже и имела два окна на улицу. Пасро поместился у одного из этих окон, спрятался за занавесью и начал осматривать всех проходивших по улице. Это было не легко. Для того чтобы заняться таким трудным делом, надо было подчиняться могущественной страсти, которая заставляет забывать самые необходимые потребности. Когда настала ночь, Пасро с самого утра не трогался с места, не ел, не пил. Он не чувствовал ни голода, ни жажды, ни усталости, но также мог себе сказать, что каждого человека, прошедшего в этот день по улице Этюв, он видел. Он мог сам удостовериться, что между ними не находился барон де Поанти. Когда настала ночь, темнота сделалась так велика, что Пасро вздумал сойти к порогу двери чулочника и, разговаривая со своим новым хозяином, продолжал шпионство. Отходя от окна, он нечаянно взглянул на дом, находившийся напротив, потому что до сих пор постоянно смотрел только на улицу. Вдруг в доме, стоявшем по другую сторону улицы, он приметил феномен, удививший его своею странностью. На крыше замелькала струя света, потом мелькнула какая-то тень, похожая на человеческую фигуру. Потом огонь погас, и все погрузилось во тьму. Заинтересованный Пасро вдруг передумал спускаться на лестницу. Он вышел из своей комнаты, не зажигая свечи, которая могла его выдать, но на площадке высек огонь и со свечою отправился на чердак. Там он задул свечу и высунул в окно голову. Тонкая струя света в доме, который казался сначала ему необитаемым, сменилась ярким пламенем, поднимавшимся к нему. Пламя это, правда, светило не долее секунды, но одной этой секунды было достаточно. Пристальный взгляд Пасро очень ясно различил на этот раз голову человека. В ту же минуту внезапный свет мелькнул с правой стороны Пасро. Клерк с живостью обернулся и увидел пламя в здании отеля Шеврез. Нельзя было сомневаться, это был обмен сигналами.
Кто мог подавать эти сигналы? С одной стороны Поанти, а с другой какой-нибудь агент герцогини де Шеврез. Все, что Пасро знал о сношениях Поанти с герцогиней, служило неопровержимым доказательством, что не могло быть иначе. Это также внушило ему уверенность, что этот пустой дом был убежищем Поанти. Наполненное желчью сердце прокурорского клерка при этой мысли наполнилось радостью. Но радость эта, однако, не заставила его потерять нить мыслей. Пасро имел по природе терпение, хладнокровие и холодный разум дикаря, подстерегающего свою добычу. Долго ждал Пасро, не появятся ли еще сигналы, но все было покрыто темнотой. Наконец он оставил свой пост. Он знал довольно. Он знал более, чем смел надеяться узнать когда-нибудь. Теперь ему было известно убежище его врага. Это было главное. Ему хотелось бы, однако, еще узнать, что значили эти сигналы. Но он сознался, что это почти невозможно, и хотел было тотчас бежать в Люксембург, потребовать от кардинала подкрепления и захватить Поанти в его убежище. Но его остановило простое размышление: торопливость могла все погубить. Пока он побежит в Люксембург и воротится оттуда, Поанти может уйти. Пасро решил подождать, чтобы действовать вернее. Ему нужно было иметь достаточное количество людей, чтобы стеречь дом со всех сторон. Ночь принудила его отложить до другого дня все дальнейшие действия, и Пасро тут только вспомнил, что он не спал прошлую ночь и ничего не ел в этот день. Нен