Анна Австрийская. Первая любовь королевы — страница 61 из 76

ависть страсть экономная, она заменяет все.

Прежде чем Пасро вернулся в свою новую квартиру насладиться сном, потребность в котором он начал чувствовать теперь, когда ненависть его несколько удовлетворилась надеждой удовлетворить себя, он отправился в таверну и поужинал сытно как человек, совершенно довольный своим делом.

Но ему оставалось еще хорошенько узнать место, которое он должен был атаковать. Думая, что этот дом необитаем, он совсем его не рассматривал. Теперь он должен был изучить его со всех сторон, узнать все выходы, так чтобы заранее составить план атаки, который внушил бы ему уверенность, что Поанти не выйдет из этого дома, не будучи взят.

Для того чтобы сделать теперь же все, что темная ночь позволяла ему сделать, Пасро вышел на улицу. Там он измерил длину и высоту стены, замыкавшей двор с улицы. Высота позволяла перелезать через стену. На другой день Пасро встал с рассветом и, спрятавшись за занавесью, как накануне, принялся рассматривать дом напротив. Ничего нового не привлекло его внимания. Он уже все видел и приметил. Его занимало более всего со вчерашнего дня желание узнать, нет ли в этом доме другого выхода, кроме того, который вел на улицу. Куча нечистот, наваленных пред этой дверью, заставила Пасро призадуматься.

«Если эта дверь не отворяется, где же он проходит?» — спрашивал он себя.

Этот пункт следовало разъяснить. Пасро вышел на улицу и, намереваясь обойти вокруг всего дома, остановился на минуту пред дверью. У него потемнело в глазах. Ему не нужно было искать другого выхода. Поанти, наверно, входил в эту дверь. Пасро нашел доказательство, написанное как в книге на самой паутине, между тем как поверхность двери была покрыта паутиной, отверстие замка было чисто; очевидно, в него вкладывали ключ. Вдоль двери, в том месте, где она должна была отворяться, паутина была порвана.

Мы знаем, как Поанти заботился оставить все в прежнем виде, но, несмотря на все его предосторожности, он не мог не попортить паутины; это, конечно, могло его погубить. Но странное дело, именно это его спасло. Как только стало очевидно, что он входил и выходил в эту дверь, всякая таинственность исчезала, и Пасро, убежденный заранее осмотром в доме, что не должно было существовать другого выхода, весьма естественно должен был прекратить новые поиски. А если бы, напротив, он не приметил ничего необыкновенного у двери на улицу, он продолжал бы отыскивать, и может быть, нашел что-нибудь такое, что заставило бы его караулить тайные выходы из Августинского монастыря. Но это обстоятельство, спасая Поанти, должно было погубить самого Пасро.

Через час после своего открытия прокурорский клерк был в Люксембурге, откуда по приказанию кардинала его послали в Шатлэ. Мы видели, как Ришелье, обрадовавшись, что может наконец захватить Поанти, согласился на все требования Пасро. Поанти и его товарищи, благополучно возвратившиеся из вальдеграсской экспедиции, не подозревали об опасности, угрожавшей им. По обязанности, предписанной им, дни проходили для них в бездействии. Они днем пили, ели, играли и спали. День этот походил на все другие. Поанти, капитан маленького отряда, был такой же солдат, как и его товарищи, и охотно участвовал в их играх. Только в одном оставался он начальником: каждый вечер заботился удостовериться, не виднеется ли условленного сигнала в отеле де Шеврез.

В назначенный час один из его товарищей отправился на обсерваторию, где по приказанию Поанти он должен был ждать появления сигнала, а потом, после довольно продолжительного времени, для того, чтобы удостовериться, что сигнала не будет, возвращаться с этим известием к капитану. Не прошло и десяти минут после ухода часового, как он опрометью прибежал с своего поста.

— Что там такое? — спросил Поанти, удивившись его скорому возвращению.

— Капитан, — отвечал часовой, — около нас происходят странные вещи; я желал бы, чтоб вы посмотрели сами.

— Объяснись, — сказал Поанти.

Весь отряд составил круг и прислушивался. Часовой рассказал в нескольких словах, что, взобравшись на обсерваторию, он приметил под собой, на дворе дома, отряд солдат, пробиравшийся туда потихоньку. Он сначала догадался об их присутствии по шуму их шагов, но через минуту один из солдат зажег фонарь, и часовой увидел ясно весь отряд.

— Надо посмотреть, — сказал Поанти и сам отправился на обсерваторию.

При первом взгляде, брошенном вниз, Поанти увидел при свете фонаря двадцать человек, в которых легко узнал гвардейцев его преосвященства. В эту минуту они осматривали двор. Офицер расставлял своих солдат с очевидным намерением сделать с этой стороны побег невозможным.

«Нас продали, — подумал Поанти. — Кто же?» Потом он подумал весьма основательно, что, не зная тайн герцогини де Шеврез, никогда не будет в состоянии угадать этого. Не стараясь узнавать, через кого кардинал узнал тайну их убежища, он спросил себя, до чего была доведена эта измена и просто ли знал кардинал, что он выбрал себе квартиру и дом на улице Этюв, или ему также были известны средства пробраться сквозь стены до их убежища и существование выхода в улицу Арси. Это было самое важное. Но то, что молодой человек приметил в эту минуту на дворе, остановило его размышления. При движении, сделанном одним офицером, когда он обернулся, чтобы поговорить с одним из солдат, свет от фонаря прямо упал на дверь, выходившую на улицу. Дверь эта была полуоткрыта, и в отверстии стоял человек, жадно смотревший на двор. Поанти узнал его. Это был Пасро. Молодой человек видел довольно, на размышления не хватало времени; он должен был действовать.

«А я спрашивал себя, кто нас продал», — подумал он.

Намерение его было принято, и план составлен. Он спустился в залу, в которой находились его товарищи.

— Ступай подать сигнал и жди ответа с той стороны, с которой он бывает обыкновенно, — сказал Поанти тому, кто пришел предупредить его о присутствии гвардейцев на дворе.

Тот, не отвечая, отправился к своему посту.

— Теперь все вы слушайте меня, — сказал Поанти. — Вот в чем дело: нас атакуют с улицы Этюв. Если бы мы могли бояться только этого, мы могли бы оставаться спокойны и оставить гвардейцев кардинала позабавиться несколько минут, но очень может быть, что в то же время нас осаждает другой отряд с улицы Арси. Ни те, ни другие не могут пробраться сюда, но они могут взять нас голодом. Уберемся отсюда и возвратимся, когда они устанут и соскучатся отыскивать наше убежище, которого не найдут.

Часовой вернулся.

— Ну что? — спросил его Поанти.

— Капитан, сигнал подан.

— Отвечали?

— Да.

— Хорошо. Подражайте мне все.

Поанти надел сверх платья костюм нищего, тот самый, в котором он сошелся со своими товарищами на Новом мосту. Все сделали то же.

— Готовы вы? — спросил молодой человек.

— Готовы, капитан, — отвечали девять человек в один голос.

— Пойдемте.

Поанти положил руку на пружину, закрывавшую отверстие залы.

— Мне не нужно говорить вам, — сказал он, обращаясь ко всем, — что, если проход с улицы Арси стерегут, это не должно помешать нам пройти; тем хуже для тех, кто будет находиться на нашей дороге.

Молчание, встретившее это предложение, было так же красноречиво, как самые красноречивые слова. Поанти закрыл отверстие, и все пустились по черному лабиринту, который составляли развалины старого монастыря. Они уже привыкли к этой извилистой и мрачной дороге. Ничто не останавливало их. Когда они дошли, здравы и невредимы, до середины улицы Арси, Поанти разделил свой отряд на две партии. С собою он взял четырех человек, дал инструкцию тому, кого сделал начальником второго отряда, и все поспешили, одни в одну сторону, другие в другую. Маленький отряд, которым начальствовал Поанти, обошел дома, среди которых находился старый монастырь, и добрался до правой стороны улицы Этюв.

— Помните, что я сказал вашим товарищам? — спросил он своих четверых.

— Помним, капитан, — ответили они.

— Если человек, которого я хочу захватить, все еще стоит там, где я его видел, в дверях, сунув голову во двор, чтобы видеть происходящее там, и оставаясь на улице, чтобы лучше убежать при первом появлении опасности, я прыгну к нему на шею сзади и так сожму его, чтобы он не мог вскрикнуть; один из вас должен схватить его за плечи, другой за руки, а третий набросить на него плащ, и мы унесем его бегом.

— А если его нет там, капитан?

— Если его нет там, это значит, что наши товарищи пришли с другой стороны прежде нас и сделали это. Нам останется тогда только присоединиться к ним.

В двадцати шагах от двери Поанти приметил Пасро в том самом положении, в каком он его оставил. Осторожный негодяй не осмелился отважиться идти далее. Пятеро подчиненных Поанти входили уже на улицу Этюв с другой стороны. Поанти сделал знак своим товарищам идти как можно тише, чтобы не привлечь внимания Пасро, которому стоило только сделать скачок вперед, чтобы обезопасить себя от всякого преследования защитой солдат, стоявших на дворе. Но негодяй так далеко был от ожидания нападения сзади со стороны Поанти, что все предосторожности были напрасны. Когда Поанти со своими четырьмя товарищами оказался недалеко от двери, Пасро обернулся на шум их шагов, но присутствие нищих на парижских улицах было не редкостью. Не занимаясь теми, кого он увидел, Пасро принял свою прежнюю позу. Поанти не ждал долее. Он измерил расстояние, отделявшее его от Пасро, бросился, схватил Пасро обеими руками за шею и стиснул, как в тисках. Тот не успел ни вскрикнуть, ни защититься. Окруженный десятью нищими, он был спеленут, как мумия. Десять сильных рук понесли его, и весь отряд направился быстрыми шагами к Сене.

XI

Пасро, видя, что он не может более лгать, решается сказать правду и доводит любовь к ближнему до того, что соединяет Денизу с Поанти, который вознаграждает его за это, отправив в дальнее путешествие


Когда Пасро развязали и открыли ему голову и он мог осмотреться кругом, он увидал себя под аркой моста. У ног его текла Сена, возле него стояла толпа нищих, физиономии которых в полутемноте бледных лучей луны казались страшно свирепыми.