Анна Болейн. Страсть короля — страница 62 из 109

– Я говорила вам, что она откажется, – устало произнесла Анна, когда король вернулся от королевы в ужасном настроении.

– Она пожалеет об этом, – горячился Генрих. – Я отправлю к ней депутацию членов Тайного совета, пусть призовут ее к благоразумию.

Однако Екатерина отказалась быть разумной. Она твердила, что не подчинится никакому другому решению, кроме принятого Римом. Анне хотелось хорошенько встряхнуть эту несносную женщину.

– Так не может продолжаться! – вспылила она. – Она постоянно вам перечит.

– Согласен, но император – это сила. Шапуи наблюдает за каждым моим шагом. Я не должен спровоцировать войну.

– Император занят битвой с турками на Востоке, – заметила Анна. – Ему не до того, чтобы идти войной на Англию.

– Мне это известно, но будьте уверены, он проявляет пристальный интерес к происходящему здесь. И я не могу угадать, что он предпримет, если Екатерина попросит его вмешаться. Не забывайте, его владения обширны. Подумайте, какую армию он может собрать. Но вы правы, дорогая, эта ситуация не может тянуться и дальше.


В то лето они попеременно проводили время то в Виндзоре, то в Хэмптон-Корте, каждый день охотились, ловили рыбу в Темзе и наслаждались хорошей погодой. Екатерина и Мария приехали вместе с ними в Виндзор, но, к радости Анны, не покидали апартаментов королевы. После того как Екатерина незадолго до отъезда из Гринвича перед всем двором назвала ее бесстыжим созданием, Анна не могла ручаться за свою сдержанность.

В конце июня Генриху исполнилось сорок. Какой-то юношеский задор еще сохранялся в нем, хотя за последнее время король раздался вширь, а волосы под беретом стали редеть. Зрелость шла ему. Высокий, элегантный, мускулистый и грациозный, он до сих пор привлекал к себе взгляды. Некоторые считали его совершенным образцом мужской красоты, но не Анна. Она не была очарована великолепием короля – слишком долго длилось ее знакомство с человеком, который скрывался под впечатляющей наружностью.

Достигнув сорокалетия, Генрих стал задумываться о том, как летит время. В его возрасте достойному мужу полагалось иметь сына, который уже был бы способен орудовать мечом на поле брани. Король часто говорил о своем желании отправиться в новый Крестовый поход против турок, но не мог этого осуществить, пока не обеспечит себя преемником. Желание иметь наследника являлось постоянной темой разговоров и предметом размышлений, мысль эта стала настолько неотвязной, что Анна начала опасаться, а не поздно ли ей вообще вынашивать детей. Ей уже исполнилось тридцать. Вот еще предмет для беспокойства!

– С меня хватит, – проворчал Генрих однажды вечером в июле, когда ввел Анну в приемный зал в Виндзоре и увидел уже сидевшую там Екатерину. – Я уеду от нее, так будет лучше.

Приняв участие в обычном фарсе – реверансе перед королевой – и пройдя к своему месту подальше от центра главного стола, Анна выбросила из головы слова Генриха как очередные пустые угрозы, полагая, что тут нечему радоваться. Однако король доказал ошибочность ее мнения.

– Упрямство Екатерины превратило мои угрызения совести в посмешище. Благодаря ей о моем Великом деле болтают по всему христианскому миру, – ворчал он позже. – Она покрыла меня позором, принесла мне бесчестье. Честное слово, я больше не стану терпеть ее непослушание. Когда мы через два дня переедем в Вудсток, я оставлю эту женщину здесь.

– Вы действительно оставите ее навсегда? – Анна не могла поверить своему счастью.

– Да, дорогая. Мне уже давно нужно было это сделать.

Наконец-то! Наконец-то!

– Вы предупредите ее заранее?

Генрих покачал головой:

– Я не могу вынести еще одну стычку. Когда мы уедем, я пошлю гонца, который передаст ей: мне угодно, чтобы она покинула замок в течение месяца и отправилась в дом, который сама для себя выберет. Она все поймет.

Да, она поймет, однако Анна не могла удержаться от мысли, что это был несколько трусливый способ осуществить задуманное расставание с супругой. Окажись Анна на месте Генриха, она сказала бы Екатерине пару ласковых на прощание! Но король всегда боялся своей испанки и ее могущественных родичей.


Ранним утром прекрасного летнего дня Генрих и Анна верхом покинули Виндзор, оставив Екатерину в неведении, какой судьбоносный шаг предпринял Генрих.

Два дня спустя перед ним, нервно переминаясь с ноги на ногу, стоял гонец и отчитывался: когда он передал королеве известие, что король ее покинул, королева попросила передать его величеству прощальные слова. Гонец откашлялся:

– Ваша милость, она сказала: «Куда бы я ни уехала, я остаюсь его женой и буду возносить за него свои молитвы».

Генрих взбесился:

– Отправляйтесь назад! Скажите королеве, что мне не нужны ее прощальные напутствия! Своим упрямством она причинила мне проблем без счета. Я знаю, она сильно полагается на императора, но пусть поймет, что Господь Всемогущий пока еще сильнее. Пусть прекратит донимать меня и займется своими делами. Я больше не хочу получать от нее никаких посланий.

Гонец удалился, заметно дрожа.

Но дело было сделано, и оптимизм Анны дал новые побеги. Екатерина убрана с дороги – какое долгожданное облегчение! – и настало время обустроить по-настоящему королевский двор. Она попросила Эдварда Фокса быть при ней алмонером – подателем милостыни и назначила людей на другие посты. Генрих продолжал осыпать ее подарками. Часто у дверей покоев Анны с новыми приношениями появлялся добродушный сэр Уильям Бреретон, джентльмен из личных покоев короля, все еще красивый в свои пятьдесят с хвостиком; послы, прибывавшие ко двору, тоже не оставляли ее без даров. Весь мир сознавал: месяца через три-четыре она станет королевой.


– Вы бы лучше поостереглись, племянница, – ворчал дядя Норфолк, сидя рядом с Анной, пока та смотрела игру в теннис. – Вы стали слишком высокомерны.

– Думаю, вам самим лучше последить за собой! – огрызнулась Анна.

– Именно это я и делаю. Я вижу, как вы обращаетесь с его милостью; слышу, как вы с ним разговариваете. Вам кажется, что вы можете управлять им, но не забывайте, что он король. Глупо смотреть на него как на простого мужчину. Продолжайте в том же духе – и станете причиной краха всей вашей семьи.

– Не будьте смешным, дядя, – отмахнулась Анна. – Его милость меня любит. Он ни на что не жалуется.

– Он пожаловался мне. На то, что вы ему сказали.

– А мне и словом не обмолвился, – заметила уязвленная Анна.

– Он боится вас. И непременно настанет день, когда он возненавидит за это самого себя. Так что будьте осторожны. Умерьте вашу заносчивость, добавив к ней немного уважения.

– Кто бы говорил! – бросила она в ответ.


Сэр Генри Гилдфорд, ревизор королевского двора, вел бесконечную беседу со своими приятелями в почти пустых личных покоях суверена, когда Анна, лелея в душе возмущение против Норфлока и Генриха, явилась туда, чтобы учинить королю допрос по поводу его жалоб. Сэр Генри уже давно выказывал дружелюбие к ней и был любим Генрихом, поэтому Анна удивилась, услышав, как он говорит Норрису, что очень сожалеет, но не может одобрить развод без санкции папы и восхищается стойкостью, с какой держится королева. Норрис, заметив Анну, предупреждающе кивнул сэру Генри, который резко обернулся.

– Миледи Анна, – сказал он, кланяясь.

Она была не в настроении прощать обиды. Подобные разговоры имели подрывной характер, и их следовало прекратить.

– Весьма прискорбно слышать столь нелояльные мнения, высказываемые в личных покоях его милости, – резким тоном произнесла она. – Если я попрошу короля, он уволит вас с вашей должности.

– Вам не стоит медлить с этим, – зло ответил сэр Генри. – Мне не нравится то, что творится в королевстве. Когда его милость вернется, я выражу ему свое возмущение.

– Что тут происходит? – вмешался знакомый высокий голос, и появился Генрих, вспотевший, в теннисном костюме и короткой бархатной куртке, с ракеткой в руке.

– Сэр Генри подает в отставку, – пояснила Анна.

– Нет! – возразил Генрих. – Я не позволяю. Пойдемте поговорим, Гилдфорд. – И он повел ревизора в комнату, служившую ему кабинетом.

Анна смотрела им вслед. Сквозь закрытую дверь она услышала, как Генрих сказал что-то в том духе, мол, не стоит обращать внимания на женскую болтовню. Анна едва не начала извергать из себя огонь.

Она повернулась к Норрису и попыталась заполнить наступившую тишину, хотя чувствовала, что голос вот-вот сорвется:

– Я слышала, король сделал вас управляющим Северным Уэльсом и богатым человеком. Говорят, вы состоятельнее многих аристократов. Поздравляю!

– Вы несчастливы, – понизив голос, произнес Норрис. – Стоит ли все оно того, леди Анна?

Теперь она уже давилась слезами: любимый человек выражал ей сочувствие – это уже было слишком.

– Молю Бога, чтобы стоило, – сказала Анна, понимая, что разговор опасно балансирует на грани интимности. – Мне нужно идти. Я увижусь с королем в другое время.


В те дни ей не нравилось выходить за пределы дворца. Людская ненависть была очевидна и доходила до неприличия. Слыша, как из толпы ей вслед летят оскорбления, Анна пугалась не меньше, чем злилась. Во время любых прогулок ее обязательно сопровождал эскорт, состоявший из королевской стражи. Не играло ей на руку и то, что епископ Фишер и прочие друзья королевы, хотя постепенно и сокращавшиеся численно, постоянно писали памфлеты и неумолчно выражали протесты против развода.

Незадолго до начала новой сессии парламента Анна передала Фишеру короткое послание с предупреждением, чтобы тот не появлялся на заседаниях, если не хочет повторно перенести недуг, поразивший его в феврале. Только когда гонец ушел, она поняла: фраза, которая по замыслу должна прозвучать сарказмом, на самом деле навлекала на нее подозрения. Но было слишком поздно возвращать гонца. О Боже, пусть думают, что хотят!

Теперь Анна редко заглядывала в Дарем-Хаус, но там оставались кое-какие вещи, и в ноябре она отправилась туда отобрать те, что пригодятся, когда она станет королевой. Увы, подобная перспектива продолжала казаться довольно отдаленной. Анна побуждала Генриха заставить парламент обратиться с просьбой к архиепископу Уорхэму, чтобы тот объявил его брак недействительным, но король не проявлял охоты. Уорхэм уже был пожилым человеком и хотел на закате дней пожить спокойно. Генрих полагал, что старик долго не протянет, и не желал оказывать на него давление, но Анна, вздыхая, думала: «Почему бы этому трясущемуся старому дураку не написать заявление о расторжении брака или не отчалить потихоньку к своему Создателю?»