Она была рада получить от леди Лайл, жены коменданта Кале, пару ржанок к столу, певчую коноплянку в клетке и милую маленькую собачку. Разумеется, у леди Лайл имелись дочери, которых она надеялась пристроить ко двору, а потому желала снискать к себе расположение, но так как доброжелателей у Анны было крайне мало, этот жест внимания согрел ей сердце. Собачка оказалась презабавная. Она глядела на хозяйку задушевным вопрошающим взглядом, и Анна тут же придумала ей имя.
– Я назову тебя Маленькая Почему, ведь ты все время смотришь на меня, будто спрашиваешь почему!
Порадовало Анну и решение Генриха наказать Екатерину за отказ давать клятву верности: ее отправили под домашний арест в замок Кимболтон, который находился еще дальше от Лондона, чем Бакден. Потом король разослал по всей стране герольдов, чтобы предупредить своих подданных: любой, кто станет злословить о его любимой супруге и законных наследниках, будет обвинен в государственной измене. Наказание – смерть.
На второй неделе июля Джордж, теперь лорд-смотритель Пяти портов, отправился с посольством во Францию. Анну он оставил в подавленном состоянии. Ей не хотелось, чтобы брат уезжал накануне рождения ее долгожданного сына. Она нуждалась в Джордже: он всегда разгонял ее страхи или хотя бы просто выслушивал. Мария уехала домой в Хивер, впрочем, от нее было мало проку, да и какая она утешительница? Даже выходки Маленькой Почему или покорная преданность грейхаунда Уриана перестали развлекать Анну.
Неделей позже Генрих обрушил на супругу новость, что его дочь отказалась давать клятву. Когда он ушел, рыча сквозь зубы, что заставит ее заплатить за неповиновение, Анна взяла перо и написала леди Шелтон: «Поколотите ее хорошенько, потому что эта девица – проклятый бастард». Мария получит по заслугам, даже если Генрих этого не одобрит.
Вскоре вернулся Джордж.
– Решено, что в этом году я во Францию не поеду, – сообщил Генрих Анне. – Екатерина и Мария обозлены на вас и могут в мое отсутствие устроить какие-нибудь неприятности.
– Слава Богу! – воскликнула Анна. – Я чувствую себя намного спокойнее, когда вы рядом.
Генрих погладил ее по щеке:
– Осталось уже недолго, дорогая. Доктора говорят, обычно второй раз роды проходят легче.
Они и прошли легче: все заняло не больше двух часов. Ребенок появился раньше, чем рассчитывала Анна. Она еще даже не успела отправиться в уединение. Но страдания оказались напрасными.
Когда повитуха завернула крошечного младенца в пеленку и накрыла его мертвое личико, Анна откинулась на подушку, сотрясаясь от рыданий.
– Почему? Почему? – сквозь слезы вопрошала она. – Почему у других женщин есть сыновья, а у меня нет?
Фрейлины пытались утешить ее, но, когда услышали, что идет Генрих, в страхе отпрянули, восклицая:
– Король! Король!
Анна вся сжалась на смятой постели. Она знала, что наверняка выглядит ужасно: лицо влажно от слез, тело взмокло от родовых потуг – ее еще не вымыли, – и на ней окровавленная сорочка. Она накрылась простыней и покрывалом. Маленькая Почему вскочила на постель и свернулась калачиком рядом, будто чувствуя, в каком отчаянии пребывает хозяйка.
Генрих смотрел на жену обиженно и укоризненно. Взгляд его не оставлял сомнений в том, кого он считает виновником неудачи.
– Мне так жаль! – всхлипнула Анна. – Он родился слишком рано.
– Где он? – требовательно спросил Генрих.
– Здесь, ваша милость. – Акушерка нервно передала королю сверток с мертвым тельцем. Генрих откинул покров с личика.
– О Боже, мой сын, мой маленький мальчик, – бормотал он, убитый горем, и по лицу его струились слезы. – Заберите. – Король сунул сверток обратно в руки повитухе, с усилием возобладал над своими эмоциями и обвел взглядом всех, кто стоял в комнате. – Вы никому об этом не скажете. Если спросят, вы должны отвечать, что у королевы произошел выкидыш. Не говорите, что это был мальчик. Все всё поняли?
Было ясно, что Генрих не хотел выглядеть глупцом в глазах всего христианского мира.
Женщины нервно закивали, выражая согласие.
– Я оставлю вас отдыхать, – сказал король супруге. – Дамы, позаботьтесь о королеве.
Анна лежала и тихо плакала. Все должно было сложиться иначе. Напрасны ее мечты о власти и правлении добродетельных женщин. Все это одни иллюзии, исполнение которых зависит от воли мужчин. Потому что, когда доходит до дела, оказывается, власть женщины обеспечивается только телом – лишь оно позволяет ей удержаться наверху.
Оправилась Анна быстро. В конце июля она уже могла сопровождать Генриха в ежегодном летнем охотничьем туре по королевству. Но дух ее был надломлен: после того как она потеряла сына, король оставался с ней холоден. Ну почему, почему, ведь она тоже оплакивала ребенка? И конечно, переживала, какие последствия эта трагедия будет иметь для нее самой.
Если до родов Анна находилась в подавленном состоянии, то теперь впала в отчаяние. Казалось невозможным подняться надо всеми невзгодами и снова стать той изысканной, остроумной женщиной, в которую когда-то влюбился Генрих. Но тем не менее она должна была снова завоевать его. Он тоже перенес горькое разочарование, но под внешней отстраненностью сердце его продолжало биться любовью к ней. Она должна в это верить.
Особой охоты к любовным утехам Анна не ощущала, однако Генрих вернулся в ее постель. Правда, в его поведении ощущалась натужность, будто он занимался любовью из чувства долга. Анна охотно уступала, зная, что единственный способ удержать при себе короля – это зачать сына. Она себя не обманывала: для них обоих время, проведенное в постели, было безрадостным.
А вскоре Анне открылась и истинная причина. Очевидно, при дворе не было особой тайны в том, что король ей изменяет – и притом с ее собственной фрейлиной! Семнадцатилетней Джоан Эшли, милой девушкой, которую Анна считала скромницей, но более подходящим словом для нее оказалось «проныра». Сама Анна мало доверяла королю, да и хватало тех, кто бросал прозрачные намеки. Один раз она даже застала Джейн Рочфорд за сплетнями об этом деле и была встречена смущенной тишиной. Судя по всему, история тянулась уже довольно долгое время.
Анну поглотил гнев. Когда Генрих в следующий раз пришел к ней обедать, она отпустила слуг и встала спиной к двери.
– Почему вы тратите свое семя на эту дрянную телку Джоан Эшли? – с вызовом спросила она. – Вы МОЙ муж и по возрасту годитесь ей в деды!
– Не забывайтесь, Анна, – ледяным голосом ответил Генрих. – Я ваш король, и у вас есть основательные причины быть довольной тем, что я для вас сделал и чего не стал бы делать теперь, если бы пришлось начать все сначала.
– Это презабавно! Вы совершаете измены и при этом имеете нахальство упрекать меня!
– Посторонитесь! – покраснев от гнева, приказал Генрих. – Пообедаю в другом месте, где мне точно будут рады.
– Идите к своей шлюхе! – прошипела Анна, уступая дорогу.
Когда Генрих ушел, а она, тихо всхлипывая, села на пол. Как случилось, что все пошло прахом? Почему Господь отказывает ей в благословении иметь сына? И куда подевался обожающий слуга, который так страстно за ней ухаживал? Как мог он превратиться в этого жестокого и равнодушного мужчину?
Три дня Анна не виделась с Генрихом. Очень хотелось кому-нибудь довериться, поделиться своим горем. Джордж был в Дувре – председательствовал в комендантском суде; а Мария оставалась в Хивере. Лучше бы она вернулась. Конечно, Мария не Джордж, но в сердце своем она хранила верность сестре.
В тот вечер намечался пир в честь прибывших французских послов. Анна заняла свое место в приемном зале рядом с Генрихом, который кивнул головой, но даже не взглянул на нее. Ей хорошо был виден строгий профиль короля, по большей части обращенный в сторону ее отца и других гостей. Недовольство монарха супругой было очевидно всем. Отец хмурился. Он знал о трагедии, которая с ней произошла.
После пира начались танцы. Генрих встал, поклонился Анне и вывел ее на площадку. Она старалась, как могла, танцевать соблазнительно и грациозно, сознавая, что все взгляды прикованы к ней, но это не дало результата, потому что по завершении первого танца Генрих проводил ее на место, а сам встал в пару с Джоан Эшли. Глядя на эту глупую кокетку, победоносно улыбавшуюся, Анна дорожала от гнева. Люди глазели на нее – одни с жалостью, другие глумливо. Нет, больше она терпеть этого не станет, решила про себя Анна. Как только танец закончится и начнется смена партнеров, она ускользнет отсюда.
А потом Анна увидела свою сестру. Мария входила в зал, живот ее заметно округлился, и вся она была воплощением цветущей плодовитости. Все взгляды обратились к ней. Сестра королевы без смущения заявляла о своем положении всему миру, и придворные, даже сам король, уставились на нее кто в изумлении, кто с торжеством…
Анна мигом поднялась и, надев на лицо улыбку, пошла приветствовать Марию; сделала реверанс королю и как можно быстрее утащила сестрицу прочь. Следом за ними с лицом мстителя поспешил отец. Он прошел за дочерьми в апартаменты Анны и, не успела та раскрыть рта, накинулся на Марию:
– Ты опять взялась за распутство, дочь моя?!
Мария смело взглянула на него:
– Нет! Я замужем.
– Замужем? – переспросил он. – Без моего разрешения?
– Или моего! – встряла Анна. – Я твоя королева! Кто он?
– Уильям Стаффорд, – ответила Мария, дерзко сияя улыбкой. – Я познакомилась с ним в Кале и встретилась вновь на вашей коронации. Он навещал меня в Хивере.
– Он делал не только это! – взревел отец.
– Простите меня, – взмолилась Мария, – но мы любим друг друга.
– Стаффорд из гарнизона Кале?! – гремел отец, его обрюзглое лицо побагровело. – Человек незначительный и без состояния! Ты могла бы, по крайней мере, выходя замуж, подумать о выгодах нашей семьи.
– Он на двенадцать лет младше тебя, – с отвращением добавила Анна.
– Уильям меня любит! Он охотно женился на мне.
Марию так и распирало от гордости. Анна ее такой никогда не видела.