– Анна Николаевна, расскажите, как произошло ваше знакомство с Анной Герман?
– Была осень 1964 года. Я работала музыкальным редактором Всесоюзной студии грамзаписи «Мелодия» и пошла на очередной концерт «Гости Москвы» в Театр киноактера на Поварской. Тогда певцы из соседних братских республик приезжали довольно часто, я ходила на такие концерты, слушала хороших певцов и выбирала, кого из них пригласить к нам на студию записать песни.
В том концерте были участники из Венгрии, Чехословакии, Югославии и, конечно, Польши. После концерта я прошла за кулисы, где с помощью переводчиков стала знакомиться с артистами. Когда подошла к Анне, она ответила мне на русском языке, улыбнулась и сказала переводчику: «Я справлюсь, спасибо!». Я пригласила её записать у нас на «Мелодии» несколько песен. Тогда в репертуаре Анны не было песен на русском языке, поэтому записали две ритмичные польские песенки и две очень красивые лирические итальянские. Как оказалось, эта пластинка была её первой пластинкой, даже в Польше ещё ничего не было. Тот миньон тогда хорошо разошелся, вся страна смотрела трансляцию фестиваля в Сопоте, и многие знали, что Анна Герман обладает превосходным голосом. Та пластинка сыграла ещё одну важную роль: Аню услышали советские композиторы и начали приносить мне ноты, чтобы я предложила ей. Уже в следующий приезд Анечка с большим оркестром записала песню Арно Бабаджаняна «Не спеши», потом были песни Вадима Гамалии, Марка Фрадкина, Оскара Фельцмана… Так шаг за шагом в её репертуаре появлялись песни на русском языке. Тогда же и началась наша дружеская переписка, которая длилась с 1964 по 1982 год. Я сохранила почти все письма, их чуть больше ста.
– Анна Герман появилась в СССР уже профессиональной певицей. Как на неё реагировали советские звезды? Не было ли зависти?
– Нет, зависти не было. Аня обладала удивительным обаянием не только в пении, но и в общении с людьми. Всегда мягкая, деликатная… Я ни разу не видела злости или негодования на её лице. Внутри она переживала многое, но внешне это никак не проявлялось.
Первая советская пластинка-миньон, изданная на «Мелодии» при помощи Анны Качалиной
В СССР Аню любили не только зрители, но и артисты. У нас её выделяли, понимали, что она необыкновенное дарование… Бывали, конечно, и обидные моменты. Один раз Аня попросила меня проехать с ней в автобусе до гостиницы. Дело было после съёмок на московском телевидении, выступали польские артисты. Мы с ней сели на переднее сиденье в автобусе, а поблизости была Марыля Родович и ещё кто-то… Вдруг я вижу, что у Ани из-под тёмных очков покатились слёзы. Она сказала: «Анюта, хорошо, что ты не понимаешь по-польски. Слышала бы ты, что они обо мне говорят… Это невыносимо слушать…». Я не сразу поняла, а оказалось, поляки обсуждали, за что так хорошо принимают Герман – старомодную и скучную для молодёжи… Почему зрители сходят с ума от её лирических песенок, а другим участникам лишь вежливо аплодируют. Кто-то из музыкантов сказал: «Знаете, сколько она тратит денег на цветы, чтобы ей потом на концерте дарили…». Эти глупые и жестокие слова заставили Аню заплакать…
– Одну из лучших песен Анне Герман подарил её друг, композитор Евгений Птичкин. Это «Эхо любви». Правда ли, что у Анны с ней связаны особенные чувства?
– Режиссёр Евгений Матвеев в 1977 году заканчивал работу над новым фильмом «Судьба». Он попросил поэта Роберта Рождественского написать стихи, которые бы передавали тонкости любви. Песня была написана за одну ночь, композитор Птичкин записывал одной рукой ноты, другой тут же наигрывал на рояле рождающуюся мелодию. Режиссёр Евгений Матвеев настоял: эту песню будет петь только Анна Герман. Только её голос казался ему способным передать всю силу чувства настоящей любви, всю гамму человеческих переживаний. Я отправила ноты в Варшаву, а Матвеев направил официальное письмо – приглашение от «Мосфильма». Вскоре Аня приехала в Москву. На студии репетировал оркестр кинематографии, Аня послушала их игру и предложила записать первый дубль. Она запела, а в оркестре дрогнул смычок. Кто-то из музыкантов заплакал. Аня продолжила запись, оркестр с трудом сдерживал слёзы, у пульта тоже все вытирали слезы. Мы присутствовали при рождении чуда, и все это понимали! Аня допела и попросила ещё один дубль, но Матвеев ей не позволил. Повторить такое было просто невозможно! Аня спела выше всех ожиданий. Так эта запись и вошла в фильм, потом на пластинку – записанная без репетиций, на одном дыхании.
– В 1979 году Анна была на очередных гастролях в СССР, её программа называлась «Песни о любви». Почему такое название, она что-то вам говорила об этом?
– Это были необычные концерты. Аня не только пела, но и говорила со зрителем. Мне очень нравилось, как она сама ведёт концерты, это сближало её с публикой. Перед каждой песней она произносила короткий монолог, иногда рассказывала содержание польских песен, но чаще это были её размышления о жизни, о музыке. Помню, она говорила так: «Л разве есть на свете что-нибудь важнее, чем любовь? Это главный мотор, который двигает нас к жизни». Она называла себя «владыкой моих слушателей». Два часа зрительный зал был в её власти, во власти её голоса и обаяния.
Две Анны на студии «Мелодия», подготовка к записи новых песен. Фото из архива Анны Качалиной
– Одним из способов творческого самовыражения Анны была её авторская музыка, она написала больше 70 песен. Расскажите об этом.
– Писать музыку Аня начала ещё студенткой, но потом оставила это занятие и вернулась к сочинению во время реабилитации после итальянской аварии. У неё было слишком много свободного времени из-за её неподвижного состояния. Это время она не тратила зря. Да и душа ее просила других песен, она не знала, каких именно, и тогда рождались прекрасные, очень необычные мелодии на стихи польских поэтов, а иногда просто на стихи её друзей. Именно тогда она сочинила песню «Быть может» на стихи польского поэта Станислава-Рышарда Добровольского, тогда же родились 10 песен «Освенцимской оратории» – цикл произведений, написанных на основе рапорта одной из узниц Освенцима, а потом возник целый цикл её авторских песен на стихи Алины Новак «Человеческая судьба». Эти песни были символом возвращения Анны на сцену, песня «Человеческая судьба» стала очень популярной, а её пластинка была признана «золотой», и Анне вручили в Варшаве «Золотой диск».
На кухне у Качалиных: Анна Николаевна, Александр Жигарев, Людмила Качалина (сестра), Анна Герман, 1978 год. Фото из архива Анны Качалиной
В начале 70-х Аня попросила записать в Москве несколько её авторских песен с русскими переводами. Сделать это было непросто, публиковать можно было только музыку членов Союза Композиторов СССР. Но у Ани тогда уже было признание в Польше, поэтому я в Министерстве сказала: в Польше авторские песни Анны Герман очень ценят. Там покачали головой и дали разрешение на запись… Так в пластинки вошли её песни «Давняя игра», «Небо голубое», «Костыль», «Грошики фантазий».
– Анна когда-нибудь говорила, какая песня у неё самая любимая?
– Думаю, что она любила всё, что пела. Иначе песня не попала бы в её репертуар. Помню, когда Аня записала шлягерную песню Шаинского «А он мне нравится», её запел весь Советский Союз. Песня мгновенно стала популярной. Но я не раз слышала такое мнение: «Анне нельзя исполнять такие песни. Её голос предназначен для других песен, а не для однодневных шлягеров». Мы с ней говорили на эту тему. Наш общий друг Боря Метальников даже написал ей письмо: «Не могу понять, как в одной пластинке ты поставила рядом "Из-за острова на стрежень" и эту низкопробную песню Шаинского…». Но Анечке нравились простые песенки, с юмором, она любила их петь. Её жизнь была тяжёлой, очень много испытаний, мне кажется, такие песенки поднимали ей настроение. Да и зрители не всегда любят слушать крупные формы. Иногда нужны и простенькие шлягеры. У Ани это превосходно получалось.
– А от каких песен она отказывалась?
– Аня не любила песни с примитивными текстами. Иногда поэты приносили неплохие стихи, но в них не хватало красоты, которую она искала во всём. Я, как музыкальный редактор, сама выбирала то, что ей могло бы подойти, высылала клавиры в Варшаву. А потом получала ответ, понравилась ли Ане песня. Она никогда лично не отказывала авторам, обещала подумать, а потом просила меня передать её отказ или согласие. Но ведь были еще песни, которые в СССР ей не разрешали петь…
– ???
– Например, она хотела записать маленькую пластинку с песнями московского барда Евгения Бачурина, но среди них было две, которые я посоветовала ей не петь. В одной есть такие слова: «Сизый лети, голубок, в небо лети голубое, ах, если бы крылья мне только пожаловал Бог, я б улетел за тобою…», а вторая песня называлась «Осторожность», о том, что вокруг таится много опасностей. В СССР нельзя было исполнять песни со словом «Бог», с религиозным оттенком. А в песне «Осторожность», скорее всего, углядели бы политический акцент. Ещё Ане не разрешили записать песню из репертуара Шаляпина «О двенадцати разбойниках». Посчитали её церковной, архаичной. Сейчас я жалею, что не добилась, не помогла…
Проводы Анны во дворе дома Качалиных: Анна Николаевна, Борис Метальников, Анна Герман, Людмила Качалина, Александр Жигарев, 1978 год. Фото из архива Анны Качалиной
– Кого из советских артистов Анна выделяла? Кто ей нравился?
– Володя Высоцкий. Она одна из первых отметила его талант, сказала: «Он мне очень нравится по стихам и по манере».
– На ваш взгляд, что для Анны было важным в исполнении?
– Аня всегда стремилась к полной отдаче во время пения. Иначе – нечестное исполнение. Она не принимала выступления под фонограмму. Даже в последние годы она не жалела себя, работала так, будто была абсолютно здоровым человеком. Каждый выход на сцену ей давался непросто. Перед выступлением она страшно нервничала. Могла целый час перед выступлением ходить за кулисами, вся в себе, теребила пальцы рук, иногда казалось, что она молится или повторяет слова песен. На запись песен она всегда приезжала абсолютно готовая, никогда не требовалось ни одной лишней минуты на подготовку. Обратите внимание на её дикцию во всех записях, как точно она произносит в песнях каждую букву.