Увы, мне не довелось встретиться с Борисом. Однажды я попал в его квартиру на Таганке, дверь открыл кто-то из его родственников. Мне рассказали трагическую историю: в те дни, когда Анна умирала в Варшаве, Борис находился в одной из московских больниц. 26 августа 1982 года в газетах и по радио зазвучали сообщения о смерти Анны Герман. Врачи, знавшие о дружбе Бориса с Анной, отключили в его палате радиоприёмник, не разрешили приносить ему газеты… Шло время, и на его вопрос: «Как Анна?» – он слышал в ответ молчание… Когда пришло осознание, что его любимой певицы больше нет на свете, состояние его здоровья резко ухудшилось… Вскоре его не стало… Как говорят, «не прошло и года»… Он был моложе Анны, молодой человек, чьё сердце не выдержало страшной новости.
Увы, в 80-е годы все архивы Бориса Метальникова бесследно исчезли. Сохранилось лишь несколько фотографий, пара писем и автограф Анны… Я очень хочу, чтобы хотя бы через эти крупицы, сохранившиеся на бумаге, читатель смог проникнуться тёплым чувством к одному из самых преданных и верных друзей Анны Герман… И чтобы воспоминание о нём нашло себе место в этой книге – среди воспоминаний тех, кто был дорог сердцу Анны.
И. И.
Фрагменты писем Анны Герман Борису Метальникову
«Эх, Боренька! Я так рада – теперь у нас наконец-то будут новые песни. А потом ещё и ещё… И так будем жить, припеваючи! А розы пахнут и стоят прямые передо мной. Спасибо, Боря, и за розы, и за пирожки!!! Жду тебя на базаре у ларька, где продают чеснок. С приветом, Аня» (8 ноября 1974 года, Москва).
«Знаешь, Боря, если бы не московские дела и друзья, грустно бы мне было жить. Даже очень. А так – радость приходит капельками, но часто!!! А иногда и целой волной…» (август 1977 года).
«Здравствуй, Боренька! Я всё ещё лежу в больнице, но в настоящее время моей жизни уже не грозит опасность. Но далеко до полного порядка с ногой. Мне даже многие профессора сказали откровенно, что уже никогда не будет так, как было. А это значит – много не ходить, не стоять на ногах вообще. О сольном концерте не может быть и речи. Значит, остаётся прежде всего TV и запись, но не раньше, чем через год.
Понимаешь, Боренька, в какой момент я получила твоё письмо? У меня очень настроение поднялось (вместе с давлением крови!!), всё показалось не таким безысходным.
Боренька, при помощи Саши (TV!!!) (речь идёт об Александре Жигареве. – Прим. авт.) и Анны Николаевны мы запишем новые песни. Ведь у нас есть ещё один друг – Боря Фрумкин. Знаешь, когда мне всё это говорили, добавляя: благодарите Бога, что вы живы – я подумала: ну и ладно. Буду осторожней теперь, ведь сыночку я нужна ещё очень – перестану петь, раз стоять так опасно. Но стоило мне только получить твоё письмо, как… стала думать немножко иначе!» (10 июля 1980 года).
Фрагменты писем Бориса Метальникова к Анне Герман
«Анечка! Я так рад! Проснулся, а рядом лежит письмо. (…) Я прыгаю на одной ноге, на костылях никак не могу… Как-то я рассказал в нашей палате о тебе, не называя твоего имени: сколько ты перенесла. Один мальчишка понял и выдал меня. Когда они возвращались с процедур, я спрашивал: „Ну, как?“, и все отвечали: „Как Анна Герман“. Т. е. всё переносили молча, стоически. Живем мы тут (в больнице) разговорами о тебе и очень часто по радио ловим твои песни.
Были у нас в палате работяги, простые люди, и они тебя знают и любят. Один такой с переломом позвоночника сказал, что самая лучшая советская певица – Анна Герман. Говорит, что его жена, когда слышит её голос, вкуснее готовит и деньги легче выдаёт…» (18 февраля 1976 года, Москва).
«Анечка, твоя пластинка с конвертом прошла „на ура“. Мне в магазине даже не дали. Продавали в киосках и на улицах, но это было на полторы минуты. Найти эту пластинку было практически невозможно. Однажды в свой выходной я бродил по Москве, чтобы достать для тебя несколько экземпляров. И вот какой-то человек в руках держит эту пластинку. Я его заметил издали, но, когда приблизился к нему, его уже обступили несколько человек и спрашивали, где он её взял. Когда мы побежали к киоску, там уже с витрины снимали последнюю. И это не единичный случай.
Ты знаешь, что у нас в магазине своеобразный фан-клуб Анны Герман. Люди обращаются ко мне за новостями, какие твои записи готовятся, как скоро ты приедешь к нам и какая ты вообще…» (дата неизвестна).
«Здравствуй, дорогая Анечка! Как ты себя чувствуешь? Лучше ли тебе? Недавно виделся с Анной Николаевной Качалиной, она тоже верит в тебя и полна решимости отстоять тебя. Не теряй веры и силы, всё должно быть хорошо! А я нашёл столько песен для тебя, Анечка! Очень хочется „Афродиту“! А ещё, когда ты снова приедешь к нам, обязательно надо на телевидении записать твою „Taki maly ptak“ («Такая маленькая птичка» – авторская песня Анны Герман. – Прим. авт.). Я с ума от неё схожу! И чтобы ты сама о ней рассказала – нежно и трогательно!
В конце июня я вернулся из отпуска из Иваново. Было холодно, дождливо и всё очень противно. Убежал оттуда, не выдержал. А приехал домой, увидел твои портреты на стенах, и сразу мне так хорошо стало, все болезни прошли.
Все твои друзья и поклонники ждут тебя и твоего скорейшего выздоровления. Здоровья тебе, моя хорошая. Всё пройдёт! Твой товарищ Метальников» (12 июля 1982 года, Москва).
Фрагменты писем Анны Герман к Анне Качалиной
«Аничка! А у меня в сердце что-то вроде ревности… Немен (популярный польский певец Чеслав Немен. – Прим. авт.) поехал в СССР – Боря (Метальников) его обожает, и, наверное, ты тоже… А мне его последний стиль и электроническая музыка не по душе… Я, оказывается, консервативная. Тем не менее я преклоняюсь перед индивидуальностью, перед стремлением к новому, перед его страстной работой. Но я надеюсь, что и в Борином, и в твоём сердце останется ещё маленький уголок и для меня и моей консервативной музыки. А?!!!» (18 октября 1976 года, Варшава).
«Аничка, Боря мне написал, что „А он мне нравится“ ни в коем случае и т. д. Но, пожалуйста, бери Шаинского в пластинку. Я знаю, что Боря не прав. Люди разные – а улыбнуться никому не помешает. Боря пишет – рядом с Шопеном и Стенькой – нельзя!!! Можно, можно и даже надо! И ещё Боря просто умирает после концерта Немена. Ты тоже? Он мне тоже нравится, а всё-таки я почувствовала себя брошенной… Вот женская душа какая глупая и пустая!!» (октябрь-ноябрь 1976 года, Варшава).
С Антсом Паю и Анной Качалиной на студии «Мелодия», апрель 1980 года. Фото из архива А. Качалиной
…Это было в 1964 году. Я впервые услышал Анну Герман в трансляции фестиваля в Сопоте. Как она необыкновенно исполнила «Танцующие Эвридики»! Эта песня не просто произвела на меня впечатление, она что-то изменила во мне. Я словно получил молотком по голове: до той поры во мне жило много ненависти, накопившейся ещё с детства, проведенного в Сибири, от того, что я вырос без родителей. В этой песне я услышал доброе начало, она настроила всю мою дальнейшую жизнь на другой лад. Я перестал думать, что это я один в центре всего, стал понимать, что я лишь частица мира и должен что-то хорошее сделать для остальных.
Познакомились мы спустя четырнадцать лет, в Ленинграде. Я случайно увидел объявление в газете о заключительном концерте Анны Герман в рамках её гастролей в Ленинграде и сказал себе: нужно побывать там и познакомиться. Я взял две карточки «Зодиак», какие раньше выпускали в СССР – гороскоп на каждый месяц. На одной я написал «Спасибо за повествование», имея в виду повествовательный смысл её концерта, а на другой попросил автограф. Видимо, моё желание побывать на концерте было столь сильным, что я прошёл в зал без билета, «зайцем». Почему-то меня никто не остановил на входе.
После концерта у гримёрной комнаты я попросил администратора передать Анне обе эти карточки, а одну с автографом – вернуть. Через несколько минут женщина позвала меня: «Это ваша карта? Анна просит вас зайти». Так я оказался в гримёрке: Анна сидела у трюмо и смотрела через зеркало прямо на меня. От этого взгляда я онемел и поклонился ей, поблагодарил за чувства, которые она пробудила в моей жизни, сказал, что её песня изменила меня. Она улыбнулась и спросила: «А вы едите лимон?». Она разрезала лимон, лежавший у неё на блюдце, мы весь его съели, без сахара. На прощание она пригласила меня на завтра на ужин по случаю её отъезда. Как оказалось, на следующий день стол был накрыт только на троих: Анна, её сопровождающая и я. Так мы смогли ближе познакомиться и пообщаться, Анна подарила мне свою фотографию, на обороте которой была заранее сделана дарственная надпись:
«Жалко, Антс, что мы все не такие, как вы. Вы понимаете природу – и она вас любит. Вы здоровый и счастливый человек! Что же я могу вам пожелать на прощание?.. Даже у счастливых людей есть мечта, и какая бы она ни была – пусть она сбудется у вас! Я очень рада, что я вас встретила. Всего доброго. Анна» (Ленинград, 13 октября 1978 года).
С Антсом Паю, Анной Качалиной и Евгением Птичкиным на студии «Мелодия», апрель 1980 года. Фото из архива Анны Качалиной
Когда я прочитал, удивился, насколько проницательно Анна это написала: так, словно знала меня много лет. Её умение видеть людей особенно, глубоко, вдумчиво я наблюдал не раз.
Тогда я обратил внимание и на её манеру говорить: звуки её речи рождались в каком-то необыкновенном грудном регистре, они завораживали и, словно родник с целебной водой, утоляли жажду.
В пении же открывалась вся ее глубина и её сигнал SOS к людям. Она в жизни очень многое терпела, страдала, перенесла тяжёлое детство и не стала жестокой. Наоборот, она в своих песнях словно давала людям сигнал SOS: «Люди, цените прекрасное, цените доброту и искренность! Дорожите любовью!». Некоторые слова в песнях она пела с особенной вибрацией в голосе, и эта вибрация передавалась слушателю.