Аня осталась в моей памяти как человек эмоциональный, впечатлительный, при этом независимый, с большим человеческим достоинством; она была очень трудолюбивой, всегда стремящейся к совершенству, и главное – необыкновенно музыкальной.
Между Анной Герман и Михаилом Пляцковским были тёплые дружеские отношения. Певицу и поэта познакомил Александр Жигарев. На своих последних концертах в СССР Анна исполняла песню «Двойка за весну» на стихи Михаила Пляцковского.
После ухода Анны Герман из жизни было опубликовано его стихотворение «Эвридика», посвящённое памяти выдающейся певицы:
Поёт в окне напротив пани Анна,
А музыка то тише, то слышней,
И выплывает, словно из тумана,
Моё воспоминание о ней…
После концерта в московском ЦДРИ 12 марта 1980 года. Слева направо: Анна Герман, Людмила Ивановна Качалина, Богумила Витомская, Михаил Пляцковский. Фото Валерия Смирнова
И голос, что записан на пластинке,
Все звуки остальные заслоня,
В который раз, как прежде, по старинке
Невыразимо трогает меня…
Как эта интонация знакома,
Как эта нежность хрупкая мила,
Среди эстрадно-песенного грома
Она такой заметною была…
И вспомнилось, как в первый раз с экрана
Свою нам спела песенку она,
Та польская певица пани Анна,
Чей слышится мне голос из окна…
Спокойно, без нажима и без крика
И вроде без особого труда
Нас покорила сразу «Эвридика»,
Обворожила – раз и навсегда.
Не сладко, нет, не сахарно-медово,
На сцене пела честно и светло
Высокая варшавская мадонна,
Дарящая надежду и тепло.
Но есть, увы, у каждой жизни сроки,
Какой бы прочной ни казалась нить,
Ей, уцелевшей в автокатастрофе,
Не удалось тех сроков изменить…
С конвертов миллионов грампластинок
Глядит её знакомое лицо —
Той, для которой, откружив, застыло,
Остановилось жизни колесо.
И всё же, всё же, как это ни странно,
Живую душу в голосе храня,
Поёт в окне напротив пани Анна
По-прежнему для всех и для меня!..
В 60-е годы в СССР часто приезжали гастролёры из стран народной демократии: Чехословакии, Румынии, Югославии, Польши…
Среди этих артистов было немало хороших исполнителей, но не было ни одного, кто бы понимал русскую музыку и русскую культуру так глубоко, как Анна Герман. У неё можно было учиться правильному красивому русскому языку, вдохновенному исполнению поэзии.
Мы познакомились, когда Анна готовилась записать самую первую пластинку на «Мелодии». У неё было мало песен в репертуаре. Тогда она блистала с красивой мощной голосовой песней «Танцующие Эвридики». Я предложил Анне две лёгкие песенки: шуточную «Двое» на стихи Игоря Шаферана и романтическую «Снежана» о любви русского парня Ивана к болгарской девушке Снежане:
Снежана, Снежана, Снежана,
Летят лепестки, словно снег.
В Москве о тебе постоянно
Тоскует один человек.
За кулисами фестиваля в Сопоте, август 1965 года. Фото Александра Ялосинского
Такие песни о дружбе народов были очень востребованы в 60-е годы. Анна спела её легко и светло, что сделало песенку очень симпатичной и милой.
…Анна была особенным человеком, без наигранности, свойственной артистам. Она была олицетворением польского духа. Помню, однажды в Варшаве я приехал к ней домой, хотел навестить, зная, какую аварию она пережила. Дверь открыл её муж, он попросил подождать, а сам пошел сказать о моём визите Ане. Он вернулся смущённый и сказал, что она не сможет меня принять. Видимо, она не хотела, чтобы я видел её «не в форме», больной.
Если бы Анна Герман была сейчас жива, у неё всегда были бы аншлаги. Потому что у людей есть потребность в хорошей, искренней, настоящей музыке.
Однажды я задумался: а что в Анне Герман было особенного, отличавшего её от других исполнительниц? За что мы её так любим? Разве было в её образе что-то неординарное, вызывающее, привлекающее внимание? Нет, она просто пела! Выходила на сцену и пела! И этого было достаточно! Не нужно было платьев от модных модельеров, лишнего антуража на сцене. Только она одна – и это было потрясающе!
В 70-е, на пике популярности, Анна записала ещё две мои песни. «Ты, мама» родилась на стихи узбекского поэта Раима Фархади, русский перевод сделал поэт Игорь Кохановский, который дружил с Анной и написал для неё немало песен. Вторая песня – также на стихи Игоря Кохановского – «Возвращение романса»:
Я вас люблю, я думаю о вас,
Вы для меня смятение отныне.
Я вас люблю, я думаю о вас
И повторяю в мыслях ваше имя…
Я старался присутствовать на записи многих своих песен – боялся, что музыканты что-то не так сыграют, изменят темп или что-то ещё… Но так получилось, что «Возвращение романса» Анна записала без моего участия.
«Возвращение романса» звучит в исполнении Анны в сопровождении рояля. Помню свою реакцию на самое первое прослушивание этой записи: «Хорошо, что меня там не было, я бы только помешал, всё бы испортил». Анна Герман спела лучше, чем я сочинил. Она не изменила ни одной ноты, но её подача этого произведения была настолько одухотворенной, филигранной и проникновенной, что создало потрясающее впечатление. Это как два художника, которые рисуют один и тот же предмет – у одного картина выходит красивой, красочной, но обычной, а у другого – наполненной внутренним светом и содержанием. Так и Анна – она пропустила этот романс через свою душу, добавила в него «высокий стиль», интеллигентность, благородство. В нём слышна безграничность её таланта.
Вторая половина 60-х годов XX века. Москва. Знойный летний полдень. В старом дворе на улице Станкевича сижу с поэтом Леонидом Дербенёвым на скамейке в тени кирхи – лютеранской церкви. Но в этом готическом здании из красного кирпича уже давно не молятся. Здесь помещается Всесоюзная студия грамзаписи «Мелодия». Дербенёв пришел на «Мелодию», чтобы встретиться с молодой польской певицей. Она запаздывает. И вдруг мрачноватый дворик кирхи как бы просветлел, и даже неподвижные кленовые листья зашелестели на свежем ветру. По асфальту, стуча каблучками, в лёгком платье в продольную голубую полоску быстро шла высокая русоволосая девушка.
– Вот, – сказал Дербенёв и протянул ей сборник, – я принёс русский текст.
На сцене фестиваля польской песни в городе Ополе, июль 1965 года
В сборнике была напечатана песня «Танцующие Эвридики» – первая песня Анны Герман, которая облетела весь мир. Анна читала и напевала одновременно.
– Спасибо большое. Просто замечательно!
Дербенёв расцвёл.
– Замечательно, но… Что это – «и на всех континентах»… «это мысль, это чувство, это просто искусство». Леонид, это же не стихи Дербенёва, это текст Дербенёва. А где Орфей? У Катажины Гертнер в оригинале есть Орфей, который поёт, и поэтому к нему прилетают Эвридики.
Дербенёв помрачнел.
– Анна, это не буквоедский перевод, это моя версия.
– А, версия, ну пусть будет такая версия… Хорошо… Очень красиво…
В тот солнечный день Анна радовалась, что завтра с группой польских артистов уезжает в Крым – работать и купаться в Чёрном море. Но из-за этого у неё срывалась запись пластинки в Москве, и это её очень огорчало.
– И, кроме того, – сказала она, – у меня нет такой южной темпераментной песни, такого танго, что ли…
И вдруг я сказал:
– Танго «Анна»…
– Красиво, – засмеялась Анна, – очень красиво. Танго «Анна»! Так напишите мне такое немного жеманное танго.
Голос Анны Герман в далёкие 60-е летел впереди всех авиарейсов, которыми она прибывала в разные страны. Звонкая слава обгоняла её…
Прошли годы… 31 декабря 1978 года позвонил мой московский соавтор Роман Майоров: «Обязательно смотри "Огонёк"!»
Майоров служил одно время музыкальным редактором передачи «С добрым утром» и прекрасно знал стиль руководства тогдашнего председателя Гостелерадио Лапина. Он лично рецензировал тексты всех песен в престижных передачах. Вырезать любую песню могли в самый последний момент. И вот где-то в третьем часу ночи ведущий «Огонька», молодой и кудрявый Николай Караченцов, произнёс: «Композитор Роман Майоров, стихи Александра Вратарёва – "Акварель". Поёт Анна Герман».
Едва началось оркестровое вступление (а сердце моё ещё колотилось где-то в горле) бешено затрезвонил телефон:
– Ты слушаешь?
– Ты смотришь?
– У тебя включён телевизор?
На третьем звонке я швырнул трубку:
– Родимые, дайте послушать!
Анна Герман пела божественно. Голос проникал в душу.
Съемки на московском телевидении. Фото Николая Агеева
Как жаль, что мы не дарим снов,
Они порой правдивей слов…
Я дарю тебе на память алый шар,
Небо словно голубая шаль.
Как слова моих признаний – алый шар,
Над землёй зелёной он летит вдаль.
Утром позвонил Рома из Москвы:
– Что у тебя с телефоном?
– Я выдернул штекер.
– Идиот, тебе звонила Аня.
Ровно через год, в январе 1980-го, расклейщики афиш обрадовали киевлян: «Дворец „Украина“ – Анна Герман!». Для города это было событием. Я работал тогда с Алексеем Семёновым. Композитор он хороший – мелодист, лирик, но с некоторым фольклорным уклоном. И танго «Анна», которое мы попытались сочинить с Лёшей к приезду Анны Герман, не удалось. Но вроде бы получилась другая песня – «Не называй меня соловушкой». Отгремели аплодисменты. Мы с Алексеем проникли за кулисы на третий этаж. Возле двери с прикнопленным листочком «Анна Герман» топтался изрядный табунок киевских композиторов, поэтов, газетчиков, артистов, почитателей. Но охранники стояли насмерть, не впускали никого. Толпа расступилась, когда девушка в белом переднике торжественно пронесла на подносе исходящий паром фарфоровый чайник. Для таких девушек Алексей моментально находил верный, эдакий отеческий тон: