— Так я и думала, — коротко сказала Ханна.
Они молчали, пока дорога вилась вдоль озера, а когда из-за горизонта вынырнул шпиль церкви, Ханна спросила:
— Когда вы поженитесь — ты и Лиза?
Рагнар покраснел, но голос его был ледяным, когда он ответил:
— Мама, не вмешивайтесь в дела, которые вас не касаются.
Такой ответ разозлил Ханну.
— Что, неужели мать не имеет права знать, когда ее сын женится?
Рагнару было стыдно за свою несдержанность, но он твердо стоял на своем:
— В больших городах все не так, как в деревне, матушка. В городе не интересуются, когда люди, которые любят друг друга и живут вместе, поженятся.
— Мне придется учиться многому, — удивленно сказала Ханна.
— Да, мама, в городе вы узнаете очень много нового.
Они проехали Эд, и теперь Ханна оказалась в совершенно незнакомой ей местности. Дальше Эда она никогда в жизни не ездила. У Венерсборга они сделали остановку и перекусили взятыми из покинутого дома бутербродами. Ханна долго смотрела на озеро Венерн, скользнула взглядом по горизонту, где небо смыкалось с водой, и спросила:
— Это море?
— Нет, матушка, море намного больше этого озера.
Он посмеялся над ее вопросом, и она решила больше ни о чем не спрашивать. Однако ей было трудно себе представить водоем, в котором было бы еще больше воды. Всю дорогу, пока они ехали по речной долине, Ханна молчала, не отвечая Рагнару, когда он расхваливал проносившиеся мимо красивые пейзажи.
Но когда они въехали на улицы каменного города, к Ханне вернулся дар речи:
— Да, такое не могло бы привидеться мне даже во сне.
До Железного рынка они медленно ползли между лошадьми и телегами, людьми и автомобилями. Для того чтобы произвести впечатление на мать и братьев, Рагнар выехал на улицу Линнея с ее импозантными фасадами, обогнул Старый рынок и выехал на Пушечную улицу возле Новых ворот.
— Народа так много, потому что работает рынок?
— Нет, здесь всегда столько людей.
— Господь всемогущий, — сказала Ханна. От вида города она не испугалась, скорее оживилась. Когда же они наконец через садовые ворота подъехали к большому муниципальному дому, Ханна уже сияла как солнце.
— Как… как шикарно, — сказала она, не сразу подобрав подходящее слово. — Где мы будем жить?
— Там, наверху, — сказал Рагнар и показал рукой.
Ханне подумалось, что он ткнул пальцем в небо.
— На третьем этаже с красивым видом на улицу, — с гордостью сказал Рагнар. — Лиза повесила на окна новые гардины, так что вы сможете занавешивать окна, чтобы никто не подглядывал.
— Это очень мило с ее стороны, — сказала Ханна. У нее с детства была слабость к занавескам и шторам. В следующую секунду одна из множества дверей распахнулась, и на улицу вприпрыжку выбежала Юханна.
Ханна пристально смотрела на дочь и думала: «Мое дитя, мое дорогое дитя». Потом она сказала:
— Какая же ты красивая!
— У меня теперь новые платья, городские. Мне сшила их Лиза.
Не то чтобы Ханне это пришлось по душе, но она сказала себе, что должна заставить себя полюбить Лизу, этого доброго человека.
В окнах и дверях показались любопытные глаза. Соседи смотрели, как они носили в дом вещи из машины. «У нас такой деревенский вид», — подумала Ханна. Ей стало стыдно и захотелось поскорее убраться с чужих глаз. Правда, ей не терпелось спросить, что это за длинные дома, стоящие в большом саду под каштанами. Оказалось, это туалеты и сараи для каждой семьи. Свои туалеты и сараи люди запирают собственными ключами.
— Как это шикарно!
Войдя в квартиру, они попали прямо в кухню, в отличную кухню с железной плитой, такой же, какой Ханна восторгалась у Астрид в Фредриксхалле. Была здесь вода, мойка и сток. Ханна слышала разговоры об этом чуде, о водопроводе, и вот теперь сама стоит у раковины и крутит кран, открывая и закрывая воду.
— И что, она никогда не кончается?
— Нет, мама, никогда не кончается.
— Боже мой!
В комнате была изразцовая печь и натертый до зеркального блеска пол. Как у господ, подумала Ханна.
Но самым замечательным, тем, о чем она будет с восторгом говорить много лет, чем будет восторгаться и чему радоваться, был электрический свет. Счастье, что на этот раз опростоволосилась не она, а Йон.
— Уже смеркается, мама. Я спущусь вниз и принесу керосиновую лампу.
— Не надо, — остановила его Юханна. — Смотрите, это делается вот так.
С этими словами она повернула установленный на стене возле кухонной двери выключатель, и кухню залил яркий свет.
Когда Ханна пришла в себя, оправившись от изумления, она подумала: как хорошо, что здесь нет Рагнара и он не увидел, как она стояла посреди кухни разинув рот. Рагнар ушел, чтобы купить еды и привезти домой Лизу. Они приехали с горячим супом, приготовленным Лизой, хлебом и маслом, купленными Рагнаром.
— Добро пожаловать в город, — поприветствовала Лиза.
— Ты очень добрый человек, — сказала Ханна. — Спасибо за занавески и за то, что так красиво одела мою дочку.
Лиза ответила, что все это не составило ей никакого труда, а, наоборот, доставило удовольствие.
— Завтра утром мы будем шить одежду и для вас, свекровушка.
— Да, здесь мне понадобится помощь, — призналась Ханна Лизе, которая даже не подозревала, какую невероятную фразу только что услышала.
Но сыновья все поняли и изрядно перепугались. Никогда в жизни они не слышали, чтобы мама говорила нечто подобное.
Вот так они поселились в однокомнатной квартире муниципального дома. Мальчики спали на раздвижном диване в большой комнате, а Августа устроили в прихожей, на современной раскладной кровати.
Посреди комнаты величественно расположился большой круглый стол, тоже очень современный, хотя вокруг него Ханна расставила старые вермланские стулья, которые, как ей казалась, отлично к нему подходят.
Ханна с Юханной спали в кухне. Здесь раскладные скамьи из Дальслана могли бы сослужить им неплохую службу, но Ханна утешала себя тем, что кухонный диван тоже был современным.
— Это ужасно, — жаловалась она Рагнару, — деньги утекают сквозь пальцы как вода.
— Ничего, мама, у тебя же есть средства.
Когда квартира была окончательно обставлена, Ханна пригласила соседок на кофе и дорогой, купленный в магазине торт. «Так здесь заведено», — сказала ей Лиза. Ханна нарядилась в новое, тоже купленное в магазине готовое — и модное — платье. Женщины пришли самые разные, но все искренне посочувствовали Ханне, узнав, что она вдова, их нисколько не раздражал язык, которым изъяснялась Ханна.
— Вы приехали из Норвегии?
— Не совсем так, — ответила Ханна. — Мы шведы, но жили на границе. Отец мой из Норвегии, да и моя сестра норвежка.
Гульда Андерссон, жившая в перестроенной кладовой, оказалась очень схожей по характеру с Ханной, и женщины сразу подружились. На следующий день Гульда спросила:
— Ты богатая или тебе придется работать?
— Ясное дело, что мне придется работать.
— Пекарне Асклунда на Рисосгатан требуются люди. Я и сама там работаю. Ты умеешь печь?
Ханна от души расхохоталась и сказала, что не стоит учить выпекать хлеб жену мельника.
Вот так Ханна стала работать в пекарне. Это был нелегкий труд. Начинали в четыре часа утра, но зато заканчивали в два часа дня, и Ханна могла уделить время дому.
Первого мая Ханна стояла у ворот Железного рынка и вдруг увидела красные знамена, развевавшиеся над марширующими людьми, которые пели: «Вставай, проклятьем заклейменный…»
Она до смерти испугалась.
— Они сумасшедшие, — сказала она Гульде, и та согласилась с подругой.
Еще больше она испугалась, когда однажды утром они с Гульдой шли по рынку и повстречали нескольких бледных как смерть баб с ярко накрашенными губами.
— Кто это?
— Проститутки, — ответила Гульда. — Они продают себя морякам в порту, а эти сейчас возвращаются домой.
Ханна долго молчала, но потом все же отважилась спросить:
— Ты хочешь сказать, что у них каждую ночь новый мужчина?
— Нет, у них за одну ночь бывает несколько мужчин. По-другому много они не заработают.
Ханна хотела что-нибудь сказать, но слов не было.
Но самое сильное впечатление на Ханну произвел мужчина, который опрашивал ее при приеме на работу в пекарню. Не то чтобы он был неприятным или высокомерным. Ханну поразила его бесцеремонность, при том, что он был довольно красив.
— Имя?
Ханна не сразу сообразила, что ответить.
— Ханна Ловиса Грета… Бруман.
— Замужем?
— Мой муж умер.
— Значит, вдова, — сказал мужчина и что-то записал на листке. — Время и место рождения?
Ханна молчала. Ничего более вздорного она не слышала ни разу в жизни.
Мужчина повторил вопрос:
— Когда и где вы родились, женщина?
Она знала, сколько ей лет и в каком приходе она родилась. Ее приняли на работу, выдали белую куртку и поставили лепить пшеничные плетенки. Плетенки у Ханны выходили красивыми и аккуратными, и мастера были ею довольны.
Скоро она вполне освоилась с жарой и женской болтовней, которая начиналась всякий раз, когда мастер выходил из цеха. Здесь было много похожих на нее женщин — крестьянские жены, разорившиеся хуторянки, многие из которых говорили на еще более чудовищной тарабарщине, чем она. Некоторым было труднее, чем ей, потому что дома их ждали маленькие дети.
Но допрос, пережитый ею в первый день работы, она не забыла. Каждый вечер она еще долго повторяла как заведенная: имя, семейное положение, время и место рождения? От звуков этих слов ей казалось, что она падает в котел великана-людоеда из Ульвклиппана. Кем же она, в самом деле, была, если никто не знал, что она Ханна, дочь Августа из Бротена, внучка богатого Эрика из Фрамгордена, жена мельника из Норшваттена?
Счастье, что она не была склонна к долгим рассуждениям. Но в ближайшие годы чувство потери опоры под ногами много раз становилось причиной разных неприятностей.
Пекарня была громадной, как королевский замок, выстроенный в виде большой круглой крепости с выступами. Все четыре крыла имели три этажа и были обложены красным кирпичом и украшены зелеными резными камнями. Здесь находился цех для выпечки сухого хрустящего хлеба «Деликатес», цех подового хлеба, сдобного хлеба, плетенок и венских булочек.