Программа кадетского корпуса, разработанная его шефом Минихом, давала по тому времени блестящее образование. Его воспитанники дважды в году, 15 мая и 15 сентября, держали публичный экзамен перед представительной комиссией, состоявшей из одного из сенаторов, профессора Академии наук, представителей Адмиралтейской академии и Инженерного корпуса.
Во второй половине 1730-х годов список изучаемых дисциплин значительно расширился за счет включения в него гуманитарных дисциплин: истории, философии, логики и других.
Кадетский корпус — образцово-показательное учебное заведение, но значение его не следует преувеличивать, ибо контингент кадетов составлял ничтожную долю дворянских недорослей. Правительство позаботилось и об остальных недорослях, обязав их учиться в обыкновенных учебных заведениях либо в домашних условиях, причем за овладением знаниями должна была следить Герольдмейстерская контора, проводившая три смотра недорослей — в 12, 16 и 20 лет. Во время первого смотра от недоросля требовалось умение читать и писать. К 16 годам он должен был овладеть арифметикой и геометрией. Не овладевшие ими определялись матросами без выслуги. Во время третьего смотра проверялись знания истории, фортификации и географии. Выдержавшие экзамены определялись на военную службу, а родителей провалившихся недорослей подвергали штрафу[182]. Забота об образовании дворянства составляла едва ли не главную заслугу в царствование Анны Иоанновны.
Самой важной мерой по отношению к дворянству следует считать Манифест 31 декабря 1736 года об ограничении срока службы дворян. Он тоже являлся откликом на шляхетские требования, выдвинутые в 1730 году. В 1731 году была учреждена Воинская комиссия, решившая удовлетворить требование шляхетских проектов об установлении 20-летнего срока службы, но предложение ее не было реализовано. Лишь пять лет спустя, в 1736 году, Манифест ограничил срок службы дворян 25 годами, мотивируя появление указа заботой о дворянах, предоставлении им возможности на склоне лет находиться в своих имениях и заниматься хозяйством. Бессрочная служба осуждалась, поскольку освободившиеся от нее дворяне были уже дряхлыми, «которые приехав в свои домы, экономию домашнюю, как надлежит, смотреть уже в состоянии не находятся». Дворянам, имевшим двух и более сыновей, предоставлялось право «одного из них оставлять в доме для содержания экономии», правда, не безвозмездно: за оставленного в имении сына надлежало расплачиваться поставкой рекрутов из расчета одного, если дворянин владел менее 100 душами, то есть «со всяких 100 душ по одному».
Манифест был обнародован в начале войны России с Османской империей (1736–1739), и его реализация ослабила бы офицерский корпус, поэтому его принятие откладывалось до заключения мира[183].
Кабинет министров защищал интересы дворян, уволенных в отставку или оставленных для присмотра за хозяйством, не разрешая местной администрации привлекать их к службе. Кабинет министров в феврале 1738 года поручил Сенату «учинить постоянное определение», в каких случаях и к каким делам можно губернаторам и воеводам привлекать уволенных в отставку дворян, «чтоб без самой нужды никто от смотрения домашней своей экономии оторван и, следовательно, в разорение приведен не был»[184]. Манифест 1736 года стал претворяться в жизнь с апреля 1740 года по резолюции Кабинета министров на доклад Военной коллегии.
Гравюра Георга Иоганна Унферцахта. План императорского столичного города Санкт-Петербурга.
1737 г. Государственный Эрмитаж, Санкт-Петербург.
Изложенное выше дает основание утверждать, что правительство Анны Иоанновны проявляло трогательную заботу о дворянстве, причем не о родовитом, представители которого выполняли шутовские обязанности при дворе, а о среднем и мелком. Отчасти это было выражением благодарности этим слоям шляхетства, отстоявшего самодержавную власть императрицы, отчасти возросшим влиянием широких кругов дворянства на политическую историю страны — дворянство как сословие набирало силу и внушало монархам опасение за судьбу трона.
Таким образом, Манифест 1736 года стал вехой в превращении служилого сословия в землевладельческое, привилегированное, а Манифест 1762 года вообще освободил двор от обязательной службы.
По Манифесту 1736 года 45-летний дворянин, то есть человек в расцвете физических сил, полный энергии, получал возможность вести праздную жизнь в усадьбе: его обязанности ограничивались хозяйственными распоряжениями приказчикам и проверкой их исполнения. Конечно, не приходится отрицать роль помещика в упорядочении жизни вотчинного хозяйства, как не приходится отрицать произвол приказчиков, грабивших крестьян в отсутствие барина, и установления патерналистских отношений между помещиком и его крестьянами, но ограничение срока службы таило и негативные последствия. Время, свободное от хозяйственных забот, а его было предостаточно в однообразной сельской суете, располагало к праздной жизни и лени: барин увлекался охотой, рыбной ловлей, встречами с соседними помещиками за обильным застольем, где только судачили о происшествиях в округе, на семейных и церковных праздниках. Все это наводило скуку и отнюдь не способствовало интеллектуальному развитию благородного сословия.
И еще одно важное наблюдение: преемники Петра Великого на протяжении всего XVIII столетия клялись в верности его заветам, в продолжении его начинаний. Анна Иоанновна не составляла исключения — она неоднократно ссылалась на продолжение линии, начертанной «дядей нашим». В действительности же ни в одной сфере жизни общества не замечалось таких отступлений от политики Петра I, как в отношении его преемников к дворянству.
Разительно отличалась продворянская политика правительства от политики по отношению к крестьянам: если дворянство было облагодетельствовано правительством льготами, то царствование Анны Иоанновны связано с новым витком в развитии крепостного права — возросла зависимость крестьянина от помещика.
Крестьянский вопрос интересовал не только правительство, но и мыслящих людей того времени, правда, думающих по-разному. Одни традиционно смотрели на крестьянина не как на субъект, то есть как на человека, претендующего на право называться личностью со своими интересами и взглядами, а как на безмолвствующий объект, лишенный всяких прав, но наделенный двумя обязанностями: кормить барина и выполнять государственные повинности — платить подушную подать и выполнять рекрутскую повинность. Крестьянина не следует доводить до разорения, ибо, как лаконично формулировали свою мысль авторы записки, составленной в 1726 году, Меншиков, Остерман и Волков, «если не будет крестьянина, то не будет и солдата». Разорял крестьян непомерно высокий размер подушной подати. Другой прожектер времен Екатерины I связывал разорение крестьян, вместе с ним и упадок помещичьего хозяйства, с бессрочной службой дворянина, в результате чего «дом всякий без присмотра разоряется».
К суждениям, рассмотренным выше, примыкает записка анонимного автора, сочиненная в 1733 году, под названием «Представление об утеснении народа от подушного сбора». Аноним в соответствии со взглядами того времени под народом подразумевал не его трудовую часть, а дворянство и заботился о благополучии не крестьян, а их владельцев. Он связывал успешный сбор подушной подати с ограничением срока службы дворян. Плачевное состояние крестьян аноним объяснял тем, что хозяйство помещика, вынужденного служить бессрочно, отдано на попечение приказчиков и старост, не радевших ни о крестьянине, ни о дворянине. Разоренные крестьяне занимаются воровством и разбоем, «и тюрьмы таковыми везде наполнены».
Аноним предлагал два средства избавления от всех бед: либо в полевых и гарнизонных полках содержать двойное число офицеров, из которых половину на три года отпускать посменно в деревню без уплаты жалованья, либо «некоторое определенное время положить, сколько в военной и штатской службе быть». Уволенный в отставку будет иметь время «деревнями своими довольствоваться и веселиться и экономию свою исправлять», а также защищать крестьян от воеводского произвола и обеспечивать своевременный сбор подати.
В этой идиллической картине сельской жизни, созданной умелым пером автора, акцентировано внимание на создание условий для благополучия помещиков, а источник этого благополучия, крестьяне, отодвинуты на второй план[185].
Еще один проект, тоже анонимный и тоже косвенно затрагивавший крестьянский вопрос, стал даже предметом обсуждения Кабинета министров. Прожектер был озабочен удовлетворительным состоянием финансов, вызванным неурожаем 1733 года. В проекте, поданном 31 января 1734 года, он справедливо связывал доходы казны с урожайностью: «Когда не родится хлеб, тогда надобно быть недостаткам и в сборе государственных подушных податей», что скажется на состоянии армии и безопасности страны. Главный способ устранения финансовых затруднений, по мнению анонима, был прост: надобно увеличить размер подушной подати с ясашного населения. Раньше, когда «инородцы» платили ясак, размер его превышал налоги, уплачиваемые русским населением. Теперь налоговое бремя уравнено, хотя бывшие ясашные живут «в несколько мер богатее, нежели русские», потому что живут на лучших землях, имеют дополнительный доход от бортевых угодий, рыболовства и охоты. А так как «инородцы» в других государствах платят более высокий налог, чем коренные жители, автор проекта предлагал и в России увеличить налог с них на 40 копеек, а за держание беглых — на 10 копеек.
Самую обстоятельную записку, обнаружившую государственную масштабность мышления, подал обер-прокурор Сената Анисим Маслов. Он решительно возражал против увеличения налогов с нерусских народов и считал главным источником увеличения доходов казны рост экономики страны: развитие промышленности и торговли, предоставление купечеству льгот, упорядочение торговли товарами, находившимися в казенной монополии, своевременный приток таможенных и кабацких денег, чеканка дополнительных монет из купленной иностранной валюты. Главным же средством оздоровления финансов Маслов считал пресечение бесполезных расходов, строгое соблюдение соответствия расходов доходам. Маслов занимал твердую позицию в вопросе винокурения — предлагал уменьшить не только количество винокуренных заводов, но и число лиц, пользовавшихся правом владения ими.