Операция армии под командованием Ласси не принесла ожидаемых успехов, хотя действовал фельдмаршал безошибочно, нешаблонно и старательно оберегал жизнь солдат. Ласси решил вторгнуться в Крым не через Перекоп, который турки успели восстановить, а в обход его, с тыла: он решил переправиться через узкий пролив между Арбатской косой, отделенной от Крыма Гнилым морем (Сивашом). 4 мая он с 25-тысячным войском вышел из Азова. В его распоряжении находилась флотилия из 440 мелких судов, на которых разместилось 10,5 тысячи солдат.
Многие генералы считали этот маршрут гибельным для армии, ибо, по их мнению, невозможно преодолеть 106-верстное расстояние по Арбатской косе. Если бы такое случилось с Минихом, то он бы не преминул напомнить генералам, кто здесь главнокомандующий. Ласси поступил деликатно: своим оппонентам он заявил, что все военные операции всегда сопряжены с опасностями и предложенный им план так же опасен, как и другие. Ласси предложил генералам, отказывавшимся от похода с ним, отправиться на Украину, пообещав предоставить им конвой из 200 драгун. Пристыженные генералы согласились участвовать в походе.
Маршрут, избранный Ласси, оказался совершенно неожиданным для неприятеля, и русская армия беспрепятственно вошла в Крым, разрушая и сжигая то, что осталось в сохранности после похода Миниха в 1736 году. Однако появление большого количества больных, непривычная для северных жителей жара вынудила Ласси созвать военный совет, вынесший 16 июля постановление об уходе из Крыма.
Ко времени проведения кампании 1737 года в Европе и Азии произошли существенные изменения: осенью 1736 года Турция заключила мир с Персией и Россия лишилась своего союзника. Но потерю Кулы-хана компенсировало вступление Австрии в войну против Турции. Согласно союзному договору, заключенному еще в 1726 году, Австрия и Россия обязывались оказывать помощь в войне с общим неприятелем. Россия выполнила свои обязательства, прислав в помощь Австрии в 1735 году 20-тысячный вспомогательный корпус. Но в 1736 году австро-французская война закончилась миром, и теперь русская дипломатия домогалась от Вены ответной акции — объявления войны Турции. Поскольку Австрия имела свои виды на подвластные Османской империи территории, она не заставила себя долго уговаривать: осенью 1736 года она предложила России прислать в Вену своего представителя для выработки общего плана военных действий. В январе 1737 года переговоры завершились подписанием конвенции, по которой Австрия обязывалась направить свою армию в Венгрию для достижения общего «безопасного и славного мира». Для этого союзники должны были действовать так, чтобы лишить неприятеля возможности бросить силы против одного из них. Поскольку Австрия ожидала сосредоточенного нападения турок на свои земли, то Россия обязывалась отправить войска в тыл туркам — вторгнуться через Молдавию в их владения. Участники конвенции, кроме того, обязались не заключать сепаратного мира и сообща вести переговоры о нем.
На поверку оказалось, что согласованные действия были зарегистрированы только на бумаге: сразу же обнаружились серьезные противоречия между союзниками, когда каждый из них претендовал на одну и ту же территорию и действовал в своих интересах. Австрийская сторона, например, была крайне раздражена тем, что Миних после взятия Очакова вместо марша в Бессарабию двинул армию к своим рубежам.
Противоречия между союзниками с особенной силой обнаружились во время Немировского конгресса, созванного по инициативе Австрии. Россию на этом конгрессе представляла делегация в составе П. П. Шафирова, А. П. Волынского и бывшего резидента в Стамбуле И. И. Неплюева. Австрийская сторона была представлена двумя послами: графом Остейном в Петербурге и бароном Тальманом в Константинополе. Турецкую делегацию представляли два визиря.
Когда вчитываешься в содержание инструкции русским уполномоченным, подписанной 14 июня 1737 года, то создается впечатление, что ее автор Остерман заведомо обрекал переговоры на провал — настолько требования, предъявленные турецкой стороне, не соответствовали успехам России на поле брани. В самом деле, первый пункт инструкции предлагал русским уполномоченным присоединение к России Кубани и Крыма. Любопытна мотивировка этого требования — она опиралась не на военные успехи, а на то, что Крым и Кубань, подвластные Турции, никаких доходов туркам не приносят, следовательно, им бесполезны, и в то же время населены беспокойными народами, вызывающими конфликты между двумя странами. Россия, получив эти территории, отказывалась от намерения держать на Черном море военный флот.
Второй пункт инструкции, как бы противореча первому, отказывался от притязаний с запросом: «В случае упорства турок» Россия отказывалась от овладения Крымом, но с условием, чтобы там проживали не татары, а «люди другого закона», то есть христиане. Если турки не согласятся и на это предложение, тогда можно ограничиться получением Керчи.
Территориальные притязания России этим не ограничивались — она претендовала на земли от Дона до Днестра, то есть на Северное Причерноморье. Впрочем, делегаты конгресса должны были располагать полными сведениями о положении на театре войны и если успехи окажутся достаточно ощутимыми, то русские границы должны были простираться до Дуная, включая протекторат над Молдавией и Валахией.
Условия мира, предложенные русскими депутатами, были бы обоснованными, если бы русские войска разгромили турецкие в ходе генерального сражения и победитель диктовал обессиленной стороне свои условия. Правда, союзники провели две удачные операции: русские овладели Очаковом, а австрийцы — Ниссой, но эти победы были далеки от того, чтобы они сокрушили мощь Османской империи. Хотя Миних, любивший прихвастнуть, и писал Бирону после овладения Очаковом, что «открыт путь во все провинции Оттоманской империи вплоть до Сераля, из Очакова два дня до Дуная, а в три-четыре дня при попутном ветре и в Константинополе — не то, что из Азова», на турок эти победы не произвели того удручающего впечатления, на которое рассчитывал Миних.
Переговоры начались 5 августа 1737 года близ захолустного местечка Немирово. Турецкие уполномоченные пытались вбить клин в отношения между ними. «Мы бы сыскали средство удовольствовать Россию, — заявили уполномоченные Османской империи, — но римский цесарь (австрийский император. — Н. П.) нам несносен, пристал он со стороны без причины для одного своего лакомства и хочет от нас корыстоваться; Россия — другое дело, ваши условия нам известны, но цесарские министры только затрудняют и проволакивают дело»[299]. Яблоком раздора была Валахия. Австрийцы, кроме того, не поддерживали притязаний России на Крым. Остейн полагал, что Россия должна быть довольна, если получит Азов, Очаков, Кинбурн, ногайские и кубанские земли.
В тот же день обнаружились противоречия между союзниками: австрийские уполномоченные заявили русским, что они напрасно о Молдавии и Валахии упоминали и тем государю их к получению тех провинций путь мешали, яко первая уже у него вся во владении, а вторая — в немалой части. В другой раз граф Остейн, прибыв к русским уполномоченным «с великим сердцем», выговаривал за Валахию и Молдавию, «а паче за первую». Остейн даже подал формальный протест, но русские его не приняли.
Препирательства даже вылились в дипломатический скандал, когда австрийскому резиденту в Петербурге Гохгольцеру был заявлен официальный протест по поводу поведения Остейна, а русскому послу в Вене Лаченскому тоже поручено выразить протест венскому двору[300].
Обе делегации в конце концов умерили свои территориальные притязания, доведя их до минимума. Россия готова была довольствоваться Азовом, Очаковом и Кинбурном, а австрийцы отказались от намерений завладеть Молдавией и Валахией и довольствовались захваченной крепостью Ниссу и частью сербских земель.
Турки, однако, сочли требования союзников чрезмерными и неожиданно 10 октября выехали из Немирова. Австрийские и русские уполномоченные тоже покинули место переговоров. Следует назвать две причины срыва Немировского конгресса: чрезмерные территориальные требования союзников и наличие трений между ними.
Разрыв Немировского конгресса означал необходимость продолжать войну. Оба фельдмаршала были вызваны в столицу для выработки плана военных действий на 1738 год.
Кампания 1738 года принадлежит к самым неудачным за все время войны. В предшествующие годы русской армии, подвергавшейся непрерывным атакам татар, довелось испытать непривычный зной, отсутствие доброкачественной пищи и воды, изнурительные марши-каре. В кампании 1738 года этих трудностей поначалу удалось избежать. Частые дожди позволяли вдоволь обеспечивать лошадей травой.
Австрийский капитан Парадис подтвердил наблюдения других современников о том, что обозы в 1736 и 1737 годах являлись бичом русской армии: майоры имели для своей клади до 30 подвод, кроме заводных лошадей. Брат фаворита Бирона хвастал, что его кладь везли 300 быков и лошадей, семь ослов и три верблюда. Даже некоторые гвардейские сержанты имели по 16 возов. Все это в высшей степени замедляло движение, так что на расстояние, в нормальных условиях преодолеваемое за четыре часа, русской армии требовалось 30. Но русскую армию подстерегало другое бедствие, превосходившее по своему значению все вышеперечисленные, вместе взятые, — эпидемия чумы. Она расстроила все планы Миниха[301].
17 апреля 1738 года фельдмаршал, поздравляя императрицу с днем коронации, в привычном для себя высокопарном стиле выразил «сердечное желание»: «Да дарует Вышний желаемый вашему императорскому величеству побеждающим оружием чрез ныне воспринимающуюся кампанию получить мир или совершенную победу и разрушение над неприятелем».
Ни того ни другого Россия не получила, напротив, утратила то, что приобрела в кампанию 1737 года.