Ее поразило то, как весело танцевать с Беатрис и друзьями. Ей нравилось быть частью чего-то большего, словно грохот музыки являлся биением сердца некоего огромного организма, а она представляла собой всего лишь одну из клеток. Она вспотела и не сомневалась, что ее волосы ужасно растрепаны, но было так приятно не обращать на такие мелочи внимания.
Когда Анна почувствовала, как сзади кто-то подошел и начал танцевать в радиусе опасной близости, она позволила этому продлиться несколько секунд, прежде чем повернуться и убедиться в том, что она уже знала.
Рядом с ней был Алексей. Улыбка заиграла на ее губах (она не успела сдержать ее), а Вронский без лишних слов положил руки ей на талию и притянул еще ближе. Она позволила ему это. От него исходил потрясающий запах, ей вспомнилось, как она с отцом и матерью гуляла по Мьюирскому лесу[33] возле Сан-Франциско и заявила, что никогда еще не чувствовала такой чистой сосновой свежести. «Вот так должен пахнуть воздух?» – спросила она тогда. Родители рассмеялись в ответ. Теперь в голове ее звучало эхом: «Вот так должны пахнуть парни?» Она закрыла глаза и продолжила двигаться под музыку: казалось, что у нее нет другого выбора.
Она потеряла счет песням, во время которых они танцевали вдвоем, поскольку каждая плавно перетекала в другую. Она не заметила, что Беатрис и ее подруги исчезли, но в конце концов обнаружила, что они остались вдвоем. Они пока не сказали друг другу ни слова, но на самом деле не существовало слов, которые могли бы выразить то, что происходило между ними. Они оба вспотели, но игнорировали этот факт. Порой руки Вронского лежали у нее на спине, и временами она проводила пальцами по его шелковистым волосам. Иногда он кружил ее, обнимая, уткнувшись лицом ей в шею и обхватив ладонями талию Анны. Они двигались вместе в такт музыке. Каждый из них был в силах выносить это лишь до тех пор, пока они не отодвигались друг от друга немного (что длилось недолго). Любое расстояние между ними казалось слишком большим, и вскоре они прижимались друг к другу, глядя глаза в глаза.
Анна отчаянно хотела поцеловать его, и чтобы он поцеловал ее, но знала, что это – черта, которую она не может переступить. И потому она прижималась лицом к его шее и вдыхала его запах.
Если бы кто-нибудь увидел их танцующих вместе, он увидел бы просто двух красивых тинейджеров, веселящихся на танцполе. Вокруг них плясала сотня других таких же (разной степени трезвости), и всем было плевать. Главное здесь – наслаждаться, веселиться с друзьями и ждать следующей песни.
Лолли указала на них Стивену, хотя сама была уже так пьяна, что едва ворочала языком, и для нее ничего не имело значения. Если бы Лолли спросили об этом на следующий день, она не смогла бы рассказать, что видела: да, казалось, что они танцуют слишком долго и слишком близко, но Лолли чувствовала исключительно счастье. Стивен был в восторге, но не потому, что Анна была с Вронским, но потому, что она выглядела такой счастливой, какой он ее давно не видел. Вот единственное, что имело значение, это было все, чего Стивен хотел от сегодняшней нью-йоркской ночи: чтобы люди, которых он любит, наслаждались жизнью и хоть на время отринули заботы, как и он сам.
Ну а Кимми развлекалась, как могла: в очереди в туалет она встретила несколько стервозных девушек и, использовав навыки, которые имела со времен соревнований, подавила эмоции, приняла лукавый вид и решила включиться в игру. Это представление было следствием обязательств, а она как раз была обязана сегодня действовать в соответствии с собственным статусом (третья в списке среди второкурсниц нынешнего года). И, очевидно, все сработало, поскольку ее заметили, и другие крутые девицы спросили, есть ли у нее что-нибудь. Она кивнула и добавила, что будет счастлива поделиться. И уже через несколько минут четыре пары дизайнерских туфель на высоких каблуках стояли внутри грязной туалетной кабинки, а их владелицы передавали по кругу пузырек с порошком. Троица первый год училась в старшей школе Найтингейла, и благодаря девчонкам Кимми полностью оправилась от болезненного отказа Вронского на танцполе.
Когда они узнали, что она – младшая сестра Лолли, подруги Стивена К., они были более чем впечатлены. Лишь одна из них получила приглашение на новогоднюю вечеринку Стивена, и они с Кимми по очереди и взахлеб рассказывали о той тусовке всем остальным. Перевозбужденная и нервозная Кимми сразу сообщила им, как впервые приняла наркотики, оказавшись в итоге в ванной матери Стивена. Девицы нескладно выли и вопили, слушая ее признание, и в конце концов все четверо выползли из туалета на танцпол.
Кимми поняла, что ошибалась насчет времяпрепровождения в чисто женской компании. Это было гораздо веселее, чем танцевать с парнями, потому что можно было просто отдаться музыке и не думать о том, что ты никогда раньше не слышала этой песни, а твои волосы налипли на губную помаду. Вскоре они начали дергаться под несколько треков подряд, а потом плелись в дамскую комнату, чтобы сделать перерыв.
Когда Кимми в очередной раз взглянула на телефон, было уже начало четвертого утра, и она не могла поверить в это. Она решила, что надо увидеться с сестрой, кроме того, пузырек опустел, а новые подруги начали бормотать, что пора бы уже расходиться. Удар лучше держать вместе, но падать – по одному. Кимми нашла Лолли в главном баре, сидящей и выкладывающей в «Инстаграм» фото с вечеринки. Девушки обнялись, увидев друг друга, и даже сделали редкое сестринское селфи, а затем рассмеялись, зная, что внезапно обретенная сердечная родственная привязанность скоро развеется как дым.
Лолли сообщила, что Стивен проголодался, поэтому план был таков – найти заведение, где подают поздний ужин или ранний завтрак. Кимми ответила, что сыта, но готова составить им компанию. Она начала рассказывать сестре о новообретенных подругах, и Лолли заметила: она рада тому, что Кимми смогла повеселиться.
– В смысле? – спросила Кимми. – Что это значит? Почему смогла?
Отвлекшись, Лолли прищурилась в телефон.
– Я подумала, что ты ушла из-за него.
– Него? Кого его? – спросила Кимми, несколько растерявшись. – Лолли, сконцентрируйся.
Лолли подняла взгляд, теперь раздраженная.
– Кимми, если ты становишься настолько тупой даже на тусовке, мне это совсем не нравится.
– Извини, я просто не понимаю, о ком ты. Что-то случилось с Дастином?
– Дастином? – растерянно переспросила Лолли. – Боже, мы не видели его с тех пор, как пришли сюда. Я думаю, он давным-давно свалил. Я о Вронском. – Лолли указала на танцпол, и Кимми повернулась взглянуть, постаравшись сосредоточиться.
Анна и Вронский танцевали в самом центре танцпола, и между ними не осталось ни дюйма свободного пространства. Похоже, что у них обоих закрыты глаза.
Кимми почувствовала себя дурно, но не могла отвести взгляда. Они танцевали так, будто находились в клубе одни, забыв обо всем на свете. Но дело было не только в этом: их явно притягивало друг к другу, словно магнитом, да так, что разделить казалось невозможно. Она отвернулась лишь когда почувствовала, как по щекам бегут горячие слезы. Кимми схватила со столешницы салфетку, пролепетала Лолли, что ей нужно справить нужду и побежала в туалет. Очутившись в той же кабинке, что и раньше, Кимми выпустила на волю все свои чувства и рыдала, рыдала без остановки.
Именно в туалете ее позже нашла Лолли и через дверь сказала, что пора идти. Кимми замотала головой и пробормотала, что сама найдет дорогу домой. Лолли стукнула в дверь и отказалась принимать такой ответ, дескать, сейчас уже слишком поздно. Кимми должна «собрать все свое дерьмо и сложить его в рюкзак, чтоб оно не мешалось под ногами», а потом ждать сестру и Стивена у выхода – через десять минут. Затем Лолли легкомысленно добавила, что это – цитата из «Рика и Морти».
Ее слова лишь добавили соли на открытую рану Кимми, и она закричала в ответ:
– Ненавижу тебя!
Но вопль потерялся в шуме нажатого кем-то слива.
Через пятнадцать минут Лолли гневно стукнула в дверь кабинки, и Кимми обнаружила, что сестра не одна.
Заглянув под дверь, она узнала туфли «Гоу-Гоу» и, понимая, что она, Кимми, представляет собой ужасающее зрелище, распахнула дверь. Лолли и Анна были потрясены, но хранили молчание, когда она протолкнулась мимо них. Правда, потом Кимми услышала, как они шепчутся за спиной.
– Если мы, мать вашу, едем, так, вашу мать, поехали! – прошипела она и покинула дамскую комнату, больше не размышляя о том, что подумают о ней они – или кто бы то ни было еще.
Анна, конечно же, увидев заплаканное лицо Кимми, моментально поняла, что случилось, и чувство вины за ее роль во всем этом накатило прямо-таки с бешеной силой. Она была поражена, обнаружив, что сейчас почти четыре утра, а это означало одно: она танцевала с Вронским несколько часов подряд. Если бы кто-нибудь сказал, что прошло десять минут, она поверила бы: ведь время, проведенное вместе, пролетело так быстро.
Лолли, желая сгладить истеричное поведение сестры, свалила все на то, что Кимми была под наркотиками и, вероятно, страдала от жесткого отходняка. Анна не стала спорить, она просто ответила, что решила не ехать с ними домой, а закончить вечеринку вдвоем с Беатрис, а потом без пятнадцати шесть сесть на поезд до Гринвича. Анна попросила Лолли попрощаться за нее со Стивеном и Кимми.
Лолли кивнула и ушла, втайне взволнованная, что теперь они останутся со Стивеном в квартире совсем одни, поскольку родители парня уехали на выходные в Гринвич, собравшись посетить благотворительный вечер в загородном клубе. Стивен шепнул ей что-то насчет «крещения» каждой комнаты, и Лолли была более чем готова сделать это.
Анна провела несколько минут перед зеркалом. После потных танцев на ней совершенно не осталось макияжа, волосы, гофрированные в стиле девяностых, были совершенно растрепаны, однако, посмотрев на свое отражение, она не могла сказать, что выглядит ужасно. Если уж на то пошло, Анна казалась более живой и восторженной, чем когда бы то ни было. Она напомнила себе, что последние несколько часов в основном занималась кардиотренировкой, поэтому дело, вероятно, состояло именно в этом. Но даже думая об этом, она знала, что обманывает себя.