Анна вскинула голову и пристально посмотрела на брата. Она понятия не имела, что он имеет в виду.
– Вот именно, мама, – продолжил Стивен, – я знаю, как ты провела День святого Валентина. Папа покупает тебе бриллиантовое колье за сорок тысяч долларов, но, я полагаю, ты хотела жемчужное… Вот так ты выказываешь уважение к отцу?
Мать встала, ее лицо побелело от шока. Она разгладила складки на черной юбке-карандаш, молча схватила со столика сумку «Биркин» из крокодиловой кожи и вышла, захлопнув за собой входную дверь.
Анна смотрела на брата широко распахнутыми от изумления глазами.
– Что это, черт возьми, только что было?
Стивен сел на диван рядом с сестрой и лишь покачал головой. Он открыл рот, но, прежде чем успел что-то сказать, телефон парня загудел.
Стивен вытащил из кармана мобильный и приложил к уху.
– О боже, – пробормотал он. – И когда же?
– Что случилось? – Анна схватила Стивена за руку. – Скажи. – Сейчас она злилась на Вронского, но мысль о том, что с ним может случиться что-то плохое, наполняла ее ужасом.
– Я перезвоню. – Стивен дал отбой и посмотрел на сестру.
– Ты меня пугаешь, Стивен! – закричала Анна. – Что случилось?
– Брат Дастина, Николас… – ошарашенно начал Стивен. – Передоз героином. Он мертв.
У Дастина не было черного костюма, чтобы надеть его на похороны брата, поэтому Стивен и Анна отвезли парня в магазин «Губман» и купили ему подходящий для таких случаев.
Дастин смотрел на себя в зеркало трельяжа, изучив и черный костюм «Теори», и серую рубашку, которую ему подобрал друг. За своим плечом он видел Анну и Стивена, стоящих в дверном проходе, каждый держал темный галстук.
Брата и сестра, стоящие рядом, подвели основание под новую реальность, и Дастин начал всхлипывать.
Через два дня состоялась прощальная церемония в той самой синагоге, где Дастин и Николас проходили обряд бар-мицвы. Утром в день похорон он признался родителям, что хотел бы сказать пару слов. Отец указал, что он не обязан, но Дастин настаивал.
Глядя на море одетых в черное скорбящих, он на мгновение задумался, прежде чем начать речь. Дело было не только в горе, переполнявшем Дастина: он заметил Кимми, сидящую рядом с Лолли, которая в свою очередь сидела возле Стивена (Анна тоже присутствовала на церемонии). И хотя Кимми была бледной и грустной, а на ее голове топорщились сумасшедшие, дикие, фиолетовые волосы, и даже несмотря на то, что Ник умер от передоза, а они прощались с ним навсегда, сердце Дастина все еще екало из-за этой девушки.
– Николас был старше меня на три года. Все, кто знал нас, говорили, какие мы разные, и не только потому, что я – черный и усыновленный, но и из-за наших характеров. Но сегодня я здесь затем, чтобы сказать вам, как мы похожи. Именно брат привил мне любовь к кино, и за это я ему бесконечно благодарен. Я посмотрел с ним свой первый взрослый фильм, когда мне было девять. «Старая закалка»[85], его показывали по телевизору, а родители уехали на какую-то свадьбу, поэтому мы остались на целый день вдвоем. Я мало что понял из фильма, но мы здорово посмеялись над той сценой, где Люк Уилсон напивается на свадьбе друга после того, как ловит жену на измене, и начинает выкрикивать уморительную речь о том, что любовь – отстой, но его приятель Винс Вон останавливает парня. Все это не слишком важно, важно то, что мы с братом провели остаток дня, сочиняя забавные речи, которые будем произносить на свадьбах друг у друга, когда вырастем. Николас сказал мне: он объявит, что я сплю с вилкой под подушкой, поскольку больше боюсь порезаться, чем взять с собой в постель эффективное холодное оружие против монстров, которые, как я думал, живут под кроватью. А я заявил, что расскажу всем, что он носил зеленую пижаму с тигровыми лапками, пока его грязные ногти не прорвали швы, словно он был Халком. Когда мы стали старше, то всегда угрожали этим друг другу. Мы повторяли: «Следи за собой, а то я кое-что выложу, когда буду говорить тост на твоей свадьбе». Конечно, абсурдно говорить о наших будущих свадьбах, когда мы оба так молоды, но мы делали это, и мне важно, чтобы вы все знали: мой брат был больше, чем просто наркоман, умерший от передоза в Аризоне. У меня заготовлена длинная речь, которую я написал в ту ночь, когда узнал, что Николаса не стало… довольно эпичная речь, если я могу так выразиться о том, что написал сам, но я решил не произносить ее сегодня. Она оказалась чересчур злой, а я действительно невероятно зол на брата за то, что он позволил зависимости взять над собой верх. И моя речь была слишком саморазрушительной, поскольку мне невероятно грустно, что Николаса больше нет. И речь звучала, словно проповедь. Если вам нужна какая-нибудь дополнительная информация об опиатной зависимости, почитайте «Нью-Йорк таймс». Но вы не идете на похороны, чтобы говорить о трагичности жизни. Вы приходите на похороны, чтобы говорить о ее красоте. Другая причина, по которой я не стал произносить заготовленную речь, заключается в том, что утром я получил письмо от Николаса, которое он написал перед смертью. Я прочту его сейчас…
Дастин вынул свернутый лист бумаги из внутреннего кармана пиджака, развернул его и начал читать:
– «Дорогой братишка, известный также как придурок, я пишу это письмо (которое доставит улиточная почта), пользуясь набором лучших канцелярских принадлежностей, принадлежащих отелю “Холидей Инн”. Упомяну и дешевую шариковую ручку, которую я украл со стойки регистрации. Конечно, в наши дни из-за электронной почты и чатов никто уже не пишет обычных писем, но ведь я ненавижу технологическое дерьмо, поэтому я закончу свое ретро-послание и отправлю его тебе так, хотя даже не знаю, где взять марку и сколько она стоит.
“Почему ты пишешь ручкой из отеля?” – спросишь ты. Хороший вопрос, умник, ты всегда был гением в семье. Да просто потому, что я трачу последние гроши из тех денег, которые украл у тебя… прости меня, ты же в курсе, верну их тебе, братан, – чтобы отпраздновать месячный юбилей с моей подругой Натальей. Ага, с той девушкой, с которой я познакомился в реабилитационном центре. Она сейчас в душе, и, я думаю, еще побудет там некоторое время, потому что давление воды в нашем доме – отстой.
Мне нужно сказать тебе нечто очень важное. Помнишь, я накормил тебя поздним ужином с чуррос, когда ты приезжал в Бронкс повидаться со мной? Я рассказал тебе о Наталье, хотя тогда еще не знал, позвонит ли она мне, поэтому прикинулся крутым. А позже, за завтраком, ты признался мне, как одна девушка разбила твое сердце. Ты был зол и обижен, твердил, что любовь переоценивают, мол, это – пустая трата времени, и я согласился, а потом попытался утешить тебя, дескать, любая девчонка, которая не видит в тебе замечательного парня, дура, и она тебе не нужна.
Ну, я пишу тебе, чтобы сказать: я сильно ошибался. Любовь не переоценена и это не пустая трата времени. Я думаю, все говорят так, потому что не влюблены, никогда не были влюблены… или были влюблены не взаимно. Почему? Потому что жизнь без любви, по моему скромному мнению, вообще не жизнь. Я был дерьмовым ребенком, и мама с папой заслуживали лучшего, чем я, но слава Богу (я не шучу), что Он подарил тебя родителям. Ведь ты – тот самый сын, с которым будут счастливы любые предки. Ты как тот мальчишка из какого-нибудь фильма, который мудрее отца и матери и умнее своих глупых друзей. Мы должны вместе написать сценарий, братан! У меня столько идей…
Так или иначе, я понимаю, что вел себя, как идиот, и хочу, чтобы ты знал: твои деньги на учебу не были потрачены впустую, да. Папа рассказал мне, что ты сделал для меня, отдав сбережения, чтобы снова отправить тупого старшего брата на реабилитацию. Для меня очень важно, чтобы ты верил в меня, и я люблю тебя за твой оптимизм. Что подводит меня к следующему пункту. Сегодня я точно ширнусь, я уже купил дурь. Извини, чувак, но мне кое-что нужно, прежде чем отправиться по прямой и узкой дорожке. Видишь ли, я не могу вспомнить свой последний раз… в последний раз, когда я ширялся, все было как-то странно, и я захотел повторить. Звучит как рационализация, и, наверное, так оно и есть. Помнишь, как говорят: “Никогда не верь нарку”, – но такова моя гребаная история.
Вот тебе мой план. Я собираюсь оттянуться со своей девушкой в отеле, как настоящий сутенер, но я заранее скажу ей, как говорю тебе, что это – мой последний раз, поскольку я хочу жениться на ней, провести с Натальей остаток своих дурацких дней и вечно мыть посуду. Она тебе точно понравится, чувак. Она горячая, сексуальная, чертовски забавная, и, что лучше всего, она в лицо говорит мне, когда я лажаю, а ты знаешь, как мне это нужно. Я люблю ее. Она заставила меня поверить, что для меня в мире есть что-то еще, кроме наркотиков. Дождаться не могу, когда ты с ней познакомишься. У нас большие планы, которые включают в себя покупку драндулета, чтобы повидаться с одним парнем… и этот парень ты. Мой младший брат. Я же люблю тебя… и если я хоть что-то узнал о жизни из фильмов, так именно то, что, когда ты чувствуешь нечто большее и понимаешь, что это – нечто большее, ты делишься им с миром.
Николас, твой брат навсегда.
Постскриптум номер один. И начинай писать свадебный тост, потому что я практически уверен, я буду первым из нас, кому он понадобится. Сделай лучшую свадебную речь в гребаном мире!
Постскриптум номер два. Помнишь, как я сказал, что не чувствую себя Кендриком Ламаром? Наталье он нравится, поэтому я даю ему еще один шанс. Если это не докажет мою любовь, ее уже ничто не докажет».
Дастин сложил письмо и сунул во внутренний карман, а когда оглядел присутствующих, то увидел, что люди плачут, но и улыбаются тоже.
– Вот и все, что хотел сказать Николас – и таков итог. Николас, для меня – честь быть твоим братом, я буду скучать по тебе каждый день. Ладно, рабби Кеннисон, уступаю вам место…
Верная своему слову, Анна не писала Вронскому уже больше недели. Это оказалось не так сложно, как могло бы быть, поскольку после похорон Николаса семья Дастина установила шиву