Она понимала, что Алексей вырастет сердцеедом, но не ожидала, что к нежным шестнадцати годам он станет опытным волокитой. Анна К. оказалась настоящим трофеем в его коллекции, и, хотя Женевьева уважала те усилия, которые сын прилагал, чтобы заполучить девушку, это была ее материнская ответственность: убедиться, что подобные зарубки лучше вырезать на ножках кровати, а не на собственном сердце.
Ей не нравилось слышать, как сын говорит «люблю» о другой женщине. Она хотела на всю жизнь остаться самой глубокой привязанностью Алексея и не собиралась легко его отпускать.
Женевьева знала, что должна отослать его в колледж, и дистанция действительно нужна в данном случае, но, глядя на юношу, понимала: он никуда не поедет. Старший сын Кирилл прожил без денег всего два дня и сдался, но Алексей – более сильная натура, чем его брат, и сумеет продержаться дольше. Ей надо действовать деликатно, используя и мудрость, и смекалку, которые она накопила за долгие годы. Одно неверное движение с ее стороны может вбить клин между ней и любимым сыном, что вовсе не входило в намерения Женевьевы.
– Алексей, дорогой, эта мерзкая история стала слишком раздутой. Перестань с ней видеться. Если через год твои чувства к Анне К. не изменятся, я благословлю вас обоих.
– Я не видел ее девять дней, мама, – сказал он так, словно девять дней были девятью годами.
– Отличное начало! Осталось еще триста пятьдесят шесть…
– Вот что меня убивает! – продолжил Вронский, игнорируя мать. – И это не мой выбор. Она обещала Александру, что подумает некоторое время, прежде чем решать.
– Ты определенно лучше него, мой дорогой, – уступила мать. – Но она – девушка, и Александр В. мог бы обеспечить ее будущее. Он будет прекрасным первым мужем. – Женевьева устала от драматизма ситуации, к тому же пока они говорили, чай остывал. Она почувствовала, что пора внести немного легкомыслия в разговор.
– А я ничего не могу ей дать? – спросил он. Мысль о том, что мать встает на сторону Александра, вызвала у Вронского желание протянуть руку и столкнуть на пол серебряные подносы и фарфор, дав посетителям сочный повод для новых сплетен, которые можно и посмаковать позже с друзьями.
– Ты ребенок, Алексей, – сказала мать. – Зачем тебе сейчас подружка, которая принесет лишь головную боль? В твоем распоряжении целый мир, и есть еще много девушек, которые заставят тебя забыть об Анне.
– Мама, нет! – прервал он. – Она та, кто мне нужен. Для меня не существует других девушек.
– Хорошо, но, если она не выберет тебя, дорогой, не прибегай ко мне плакаться. Прямо сейчас я предлагаю тебе возможность поступить в любой колледж в любой точке мира. После того как мы закончим нашу беседу, предложение будет уже недействительно.
– Спасибо, нет, – отказался он, допивая улун с шиповником.
– Очень хорошо, – ответила она.
Вронский подождал, когда мать допьет чай, и почувствовал облегчение: разговор о его личной жизни исчерпал себя. Теперь Женевьева перечисляла все новые модные вещи, которые она только что купила в Европе, а Алексей прилежно слушал ее. Лишь позже, когда мать и сын стояли на улице и ждали, пока Леонард подгонит машину, она упомянула некую Клодин, дочь ее парижской подруги, которую он должен сопровождать на фестиваль «Коачелла».
– Я уже сообщила о ней Беатрис и знаю, что в самолете найдется свободное место.
– Я еще не решил, полечу ли я, а даже если и полечу, то я не нянька, – огрызнулся Вронский: мать снова начала вмешиваться, и он опять разозлился.
– Ты полетишь и позаботишься о том, чтобы Клодин хорошо провела время, – отрезала мать. – Тебе нужно немного солнца, и отдых пойдет тебе на пользу. Поверь мне, я прекрасно знаю муки разлуки с любовником. Это отдельный круг ада.
Кимми стояла в темном переулке и смотрела на дом, в котором жила мать Дастина. Девушка курила сигарету, ожидая, когда Стивен и Анна покажутся на крыльце. Она слышала от Лолли, что брат и сестра навещали Дастина во время шивы каждый день после школы.
Кимми тоже хотела быть там, но еще больше ей хотелось увидеть Дастина наедине. Итак, она ждала. Она поставила маленький кактус в терракотовом горшочке на землю у своих ног и посмотрела на круглое колючее растение, которое выбрала. Она собиралась купить букет, но, пока топталась в магазине, ни один из ярких ароматных цветов не показался ей подходящим подарком для такого случая. Кактус, вероятно, также входил в эту категорию, но что-то в сердце Кимми откликнулось на него, а теперь она управляла своей жизнью, руководствуясь инстинктами.
Наконец Кимми увидела Стивена и Анну и отступила в тень, не желая быть замеченной. Она была одета в такую же, как у Натальи, куртку, черные джинсы и ботинки, а поверх новой короткой стрижки нахлобучила черную шапочку. После школы она провела пять часов у парикмахера матери, и ее волосы вновь обрели свой обычный светлый оттенок. Она настояла на том, чтоб сохранить немного цвета, и потому слева и справа у нее были две розовые прядки. Закончив окрашивание, она сказала Анжеле, что хочет подстричься. Что-нибудь короткое, бунтарское и легкое в уходе. Она показала стилисту фото Молли Рингуолд из фильма «Девушка в розовом»[89], но Анжела настояла на том, чтобы написать маме, прежде чем предпринимать нечто настолько радикальное. Даниэлла сказала твердое «нет» и прислала несколько одобренных ею фото на выбор. Кимми указала на симпатичную блондинку с лохматой копной выше плеч.
– А это еще кто? – спросила Кимми. – Она мне знакома, но я не знаю ее имени.
– Любимица всей Америки, – ответила Анжела. – Голливудская актриса Мег Райан. «Когда Гарри встретил Салли»[90]. Боже, я чувствую себя такой старухой!
Кимми не понравилось, как прозвучало слово «любимица», но ей понравилось, какой счастливой выглядела эта самая Салли. «Быть счастливой» – вот что стало новой целью Кимми, поскольку она начала осознавать: если Наталья демонстрировала свое отношение к миру, руководствуясь фразой «да пошел он» с вызовом и апломбом, то Кимми на каждом шагу падала лицом в грязь.
Когда Кимми получила от Лолли сообщение о смерти Николаса, она первым делом позвонила Наталье, но телефон той внезапно и подозрительно отключился. Затем она проверила аккаунты подруги в «Инстаграме» и «Снэпчате», но они тоже исчезли. Очевидно, коктейли на прощальном ужине стали зловещим знаком грядущих проблем. Кимми невольно задалась вопросом, не попробовала ли девушка героин вместе с Ником, опасаясь, что у нее тоже случился передоз, но ведь в таком случае уже должны были появиться какие-нибудь новости… Кроме того, Наталья хотела быть чистой и действительно жутко боялась этого наркотика. Мать однажды сказала ей, что если когда-нибудь застукает дочь с иглой в руке, то в наказание обреет ее наголо.
Кимми затушила сигарету о тротуар, открыла пачку жвачки и засунула в рот несколько пластинок. Она подождала на углу сигнала светофора, а потом не спеша перешла улицу. «Что я скажу матери Дастина? А его отцу, если его увижу? “Здравствуйте, сэр, представляете, мы находились в одной квартире, когда вы в последний раз видели вашего старшего сына живым. Я слышала, как вы кричали на него. Я слышала, как вы раскрыли кое-что, о чем младший сын просил вас не говорить. А еще вы заявили, что с Николасом все кончено, даже если вы на самом деле не это имели в виду, у вас никогда не будет шанса забрать свои слова обратно”. А ведь там будет и Дастин!»
Она знала, что должна сказать Дастину. Она была в Аризоне и, черт возьми, тусовалась с Натальей и Николасом. Но Кимми не хотела думать об этом сейчас.
«Ничего никогда бы не случилось, если б Вронский не обманул меня. Боже, почему ты вообще вспоминаешь об этом мелком панке?»
Кимми действительно очень упорно трудилась, чтобы признаться себе в сделанных ею же ошибках, но было так легко вернуться к детской привычке обвинять в проблемах всех остальных. Почему столь трудно быть тем, кем хочется быть?
Она почувствовала себя намного лучше после того, как отчитала Вронского. Лолли гордилась тем, что младшая сестра без излишнего драматизма выложила парню все, что было необходимо сказать. С тех пор Кимми, если честно, совсем не думала о Вронском, что стало огромным облегчением: ведь это доказывало, что она никогда не была влюблена в Графа по-настоящему, как ей казалось раньше. Настоящая любовь длится гораздо дольше, чем просто два месяца, верно?
Она глубоко вздохнула.
Когда раздался звонок в дверь, Дастин сидел в гостиной один. Он взглянул на часы и увидел, что уже больше восьми, а значит, шива официально закончилась. Но когда он подошел к домофону, то почувствовал беспокойство. Он знал, кто стоял перед дверью.
Когда Кимми представилась, Дастин улыбнулся и нажал на кнопку. Он был доволен, что она сдержала обещание и решила его навестить. После похорон он сказал ей всего три слова: «Спасибо, что пришла». Но в тот день он говорил всем одно и то же. Он был так истощен испытанием, что после речи, посвященной Николасу, не мог больше ничего выдавить себя, даже когда Кимми находилась рядом с ним.
Дастин помнил, что на похоронах у Кимми были пурпурные волосы, но, когда он открыл дверь, а она сняла шапку, он увидел ее обычный светлый оттенок, только пряди стали намного короче. Он, должно быть, уставился на нее, потому что она тотчас объявила, что только сегодня перекрасилась, а потом захотела сделать импровизированную короткую стрижку.
– Ты похожа на Мег Райан из моего любимого фильма с ее участием, – сказал Дастин. – Она была…
– Любимицей Америки? – спросила Кимми. Она улыбнулась, но вовсе не той улыбкой, которую репетировала в лифте, а самой настоящей. Девушка обрадовалась при виде Дастина и была благодарна, что ситуация оказалась не такой неловкой, как она думала. – Я не знаю эту актрису. Моя мама послала ее фото парикмахеру…
– Ты никогда не видела «Когда Гарри встретил Салли»? – удивился Дастин. – Однажды мама потащила нас с Николасом на этот фильм… – Он замолчал, поморщившись от смеси удивления и печали при случайном упоминании имени старшего брата. Впервые с тех пор, как умер Николас, Дастин заговорил о нем, не помня, что его больше нет. Он вздохнул и продолжил: – Так вот, в День матери она заставила нас смотреть «Когда Гарри встретил Салли». После мы с Николасом каждый раз смотрели фильм по телеку, когда его показывали, но никогда не признавались, что нам он нравится, дескать, мы делаем это исключительно из уважения к женщине, которая нас вырастила.