н их слушает. Ради бога, ежели хотите увидеть меня еще живой, скорей пришлите мне позволение приехать к вам!» – молит Анна в письме к родным.
Семейная жизнь Кернов действительно все больше и больше напоминала ад. Генерал давно уже осознал, что молодая жена не любит его и вряд ли полюбит, и понял, что скандалами делу не помочь. Он начал искать собственные методы решения проблемы и нашел, надо сказать, весьма своеобразный способ.
К слову, на момент написания этих строк, сам Керн «в добром здравии» уже не был. Ранения и тяготы долгих походов давали о себе знать, генерала все чаще «посещало бессилие». Однако же позволить молодой супруге наслаждаться жизнью и любовью в обществе Шиповника-Иммортеля генерал отнюдь не собирался. У него была своя идея на этот счет, которая вполне могла бы послужить сюжетом для пикантного романа. Через некоторое время в генеральском доме поселился молодой племянник Ермолая – Петр Керн, почти ровесник генеральши.
Сначала Анна нашла его вполне привлекательным, называла «милым мальчиком» и «интересным молодым человеком». Скорее всего, не обошлось и без легкого флирта, так как она пишет в дневнике, что племянник мужа любит ее, что он «…иногда говорит мне это, и все время находится подле, однако это ничуть меня не затрагивает, я чувствую, что не могу любить его истинной любовью, ибо души наши чужие друг другу, а без этого не может быть истинной любви».
«Вчера, слава богу, мне было чуточку повеселее. П. Керну удалось рассмешить меня своими шуточками, и мы целый вечер с ним смеялись. Муж отправился спать раньше нас. Как непринужденно и свободно чувствуешь себя с тем, к кому не испытываешь никаких чувств. Он очень красивый мальчик, со мной очень любезен и более нежен, чем, быть может, хотел бы показать, и, однако, я совсем к нему равнодушна; верите мне теперь, что я люблю Иммортеля? Слушая безвкусные комплименты Керна, я все вспоминаю милое и такое красноречивое молчание моего Иммортеля…»
Казалось бы, в подобной ситуации генерал должен был бы беситься и всеми силами препятствовать общению жены с молодым родственником. Но ничего подобного. Он не только не ревновал, но, напротив, всячески содействовал их сближению.
Тем временем генерал начинал вести себя еще более странно.
Очевидно, Ермолай Керн, поняв, что не в состоянии «сделать счастие» своей молодой жены, решил, что ему легче будет видеть в ее любовниках не постороннего человека, а родственника. Что, разумеется, глубоко возмутило Анну, как возмутило бы любую другую женщину, оказавшуюся на ее месте. Ее ненависть к мужу стала еще сильнее и перешла на его племянника. А те, в свою очередь, поняв, что их план провалился, превратили жизнь Анны в нечто совершенно невыносимое. Каждая написанная ею в тот период строка – это крик отчаяния.
«Еще должна вам сообщить, что П. Керн [племянник] собирается остаться у нас довольно надолго, со мною он более ласков, чем следовало бы, и гораздо более, чем мне бы того хотелось. Он все целует мне ручки, бросает на меня нежные взгляды, сравнивает то с солнцем, то с мадонной и говорит множество всяких глупостей, которых я не выношу. Все неискреннее мне противно, а он не может быть искренним, потому что я его не люблю. Сколько бы он ни притворялся, не может и не должен он меня любить, слишком он обожает своего дядюшку, а тот совсем меня к нему не ревнует, несмотря на все его нежности, что меня до чрезвычайности удивляет, – я готова думать, что они между собой сговорились, ведь вы же знаете, какой мой муж подозрительный. Не всякий отец так нежен с сыном, как он с племянником».
В конце концов Анна взбунтовалась. «Сегодня мне пришлось довольно изрядно поспорить с моим почтенным супругом по поводу его высокочтимого племянника. Так как у них один и тот же характер, дядюшка просто души не чает в этом прелестном дитяти, и, по его мнению, во всем виновата я. Но тут я сказала ему, что не желаю быть пустым местом в его доме, что ежели он позволяет своему племяннику ни во что меня не ставить, так я не желаю тут долее оставаться и найду себе убежище у своих родителей. Он мне ответил, что его этим не испугаешь и что, ежели мне угодно, я могу уезжать, куда хочу. Но мои слова все же подействовали, и он сделался очень смирен и ласков. Тем не менее я решила, что останусь у своего отца в первый же раз, как к нему поеду. Постараюсь сделать это так, чтобы папенька не догадался, не хочу его огорчать, но ежели он спросит, я ничего скрывать от него не стану, и тогда, надеюсь, все будет кончено. Никому не убедить меня, что он меня любит, никому на свете. Я знаю, как ведут себя, когда любят».
Слова Анны об «убежище» не были пустыми угрозами, она действительно собиралась разъехаться с ненавистным мужем. Долгое время Анет не решалась просить об этом отца, ее останавливал «страх доставить неудовольствие папеньке: я была бы безутешна… зная, что из-за меня он несчастлив». И она забрасывала письмами родственников, умоляя, чтобы они сами рассказали ее отцу о том, как несчастна в браке его дочь. «Умолите его сжалиться надо мной во имя неба, во имя всего, что ему дорого», – пишет она. С точки зрения современного человека, это кажется нелепым, но даже при столь неудавшейся семейной жизни Анна не могла без разрешения отца уехать от мужа и вернуться в родительский дом.
«Зеленая лампа» – дружеское общество петербургской дворянской молодежи, существовавшее в 1819–1820 гг. Свое название общество получило из-за зеленого абажура на лампе в комнате, где происходили заседания, участники считали, что он символизирует «свет и надежду». В общество входили преимущественно литераторы (А. С. Пушкин, А. А. Дельвиг, Н. И. Гнедич, Я. Н. Толстой и др.), а также военные (С. П. Трубецкой, Ф. Н. Глинка, П. П. Каверин и др.). Многие участники общества впоследствии стали декабристами, из-за чего потомки часто считают «Зеленую лампу» «вольным литературным обществом» при декабристском «Союзе благоденствия».
Глоток свободы
Осенью 1823 г. Ермолай Федорович Керн получил должность коменданта Риги и перебрался туда вместе с женой и двумя маленькими дочерями. В Риге у Анны Петровны случился бурный и красивый роман с молодым офицером лейб-гвардии Семеновского полка Иваном Петровичем Фридрихсом, «талантливым музыкантом с возвышенной душой и любящим сердцем». Не успел он приехать в Ригу, как попал в неприятную историю: сослуживец застрелил начальника из его пистолета. И хотя сам Фридрихс был ни в чем не виноват, его арестовали. Началось долгое судебное разбирательство, о котором, разумеется, знал весь гарнизон. Невинно пострадавший красавец офицер вызвал в молодой генеральше сначала интерес, затем сочувствие, а потом и любовь. Пока Фридрихс был под стражей, она посылала ему книги и фрукты, виделась с ним в церкви и даже ухитрялась ненадолго уединяться на хорах. Позже офицер заболел, и доктора настояли на том, чтобы его отпустили из-под стражи и разрешили поселиться на вольной квартире. Воспользовавшись этой возможностью, влюбленные стали встречаться в единственном месте, где не опасались быть застигнутыми врасплох, – на кладбище. И эти свидания, как вспоминала Анна Петровна, «были исполнены любви, счастья и восторженной поэзии».
Анна Николаевна Вульф.
Потом состоялся суд, Фридрихса все-таки признали виновным и приговорили к ссылке на Кавказ. Анна разрывалась между любовью и долгом, она всей душой стремилась уехать со своим избранником – но за это пришлось бы заплатить слишком высокую цену. И она осталась, хотя всю жизнь, до самой смерти, жалела, что не совершила этого решительного поступка, особенно после того, как Фридрихс умер в 1827 г.
Наверное, этот краткий и яркий, как вспышка метеора, но несчастливый роман стал последней каплей, переполнившей чашу терпения Анны Петровны. Через несколько месяцев она уехала от мужа к родителям в Лубны. Это был пока еще не разрыв, а всего лишь робкая попытка отдохнуть от опостылевшей семейной жизни, соблюдая, однако же, необходимые приличия. Но даже такая сомнительная передышка позволила Анне вздохнуть свободнее, несколько воспрянуть духом… И вновь влюбиться. На этот раз героем ее романа стал сосед по имению Аркадий Гаврилович Родзянко. У Родзянко имелась семья, несколько человек детей – но в те времена подобные вещи никого не смущали. Зато Родзянко был, как отзывалась о нем Анна, «добрейшим», «милым поэтом, умным, любезным и весьма симпатичным человеком». Стихи Родзянко, «беспечного певца красоты и забавы», воспевающие эротику и тому подобные жизненные удовольствия, были, по-видимому, ярким отражением его жизнерадостной, легкой и жизнелюбивой натуры. Для Анны, всей душой жаждавшей отвлечься от кошмара жизни с ненавистным супругом, Родзянко с его веселым нравом, искрометным юмором и постоянным шутливым отношением ко всему на свете, был на тот момент просто идеальной компанией.
Здесь, наверное, самое подходящее время, чтобы чуть подробнее рассказать об Анне Николаевне Вульф и ее, безусловно, достойной сочувствия судьбе.
Анна впервые встретилась с Пушкиным в Тригорском в 1817 г., когда обоим было по 18 лет, и эта встреча стала для нее роковой. Александр только что вышел из лицея и жаждал скорее применить на практике «науку страсти нежной», которую все это время старательно изучал в теории. Анне не повезло стать первым объектом его опытов, на котором Пушкин отработал технику обольщения. После чего поэт упорхнул прочь одерживать новые победы, а мечтательная, экзальтированная девушка осталась с разбитым сердцем.
На этом, впрочем, история не закончилась, потому что с тех пор каждые несколько лет все повторялось вновь. Пушкин встречался с Осиповыми-Вульф, иногда приезжал в Тригорское и, если в округе не оказывалось более подходящего объекта, снова вспоминал о преданной Анне Николаевне. А та терпеливо продолжала любить его и ждать, засыпая в промежутках между редкими встречами страстными письмами на французском языке, сильно напоминающими письмо Татьяны к Онегину. Для Пушкина это был, по выражению биографа, «самый вялый и прозаический из его романов», для Анны Вульф эта любовь составляла единственный смысл ее существования.