боевом порядке до захода солнца. Так как ни один турок больше не появлялся заворотами города, Татикий отступил к Василии[684] и расположился лагерем в двенадцати стадиях от Никеи.Ночью явился к нему один крестьянин и сообщил о приближении пятидесятитысячноговойска во главе с Борсуком[685], которогопослал новый султан Бэрк-Ярук[686]. Татикийполучил сведения об этом также и из других источников; не имея сил сражаться стаким большим войском врага, он отказался от своих прежних замыслов и незахотел погубить свое войско в битве с гораздо более многочисленным и сильнымврагом и предпочел сохранить его в целости. Затем он обратил свои мысли и взорык царственному городу, куда решил вернуться через Никомидию.
Абуль-Касим же, заметив со стен, что Татикий направился к Константинополю,вышел из города и последовал за Татикием с целью напасть на него, как толькоувидит, что тот расположился лагерем в каком-либо удобном месте. Он настигТатикия в Пренете[687], приблизился к нему ивступил в ожесточенную битву. Татикий быстро построил свои войска вбое-{192}вой порядок и приказал кельтам первыми на коняхнапасть на варваров и начать схватку. Кельты с длинными копьями наперевесскачут во весь опор, как огонь, налетают на варваров, рассекают их фаланги иобращают в паническое бегство. Затем Татикий через Вифинию возвращается вцарственный город.
Однако Абуль-Касим никак не хотел успокоиться: его заветным желанием былоовладеть скипетром Ромейского государства или во всяком случае получить властьнад всеми приморскими областями и самими островами. С такими планами и явилсяон в Киос (это приморский город в Вифинии), где намеревался прежде всегоснарядить пиратские корабли. Постройка кораблей двигалась к концу, иАбуль-Касим, как ему казалось, успешно приближался к своей цели. Но егоприготовления не остались тайной для самодержца. Алексей сразу же снарядилимевшиеся у него диеры, триеры и остальные суда, назначил дукой МануилаВутумита[688] и отправил его противАбуль-Касима с приказом постараться сжечь недостроенные суда Абуль-Касима в томсостоянии, в каком он их найдет. Кроме того, он по суше послал противАбуль-Касима Татикия с большим войском. Оба полководца выступили из города.Вскоре Абуль-Касим увидел уже подходящего с моря на большой скорости Вутумита иузнал о противнике, приближающемся по суше. Он решил, что занимаемая имместность, неровная и узкая, непригодная для боя, очень неудобная для действийлучников, не позволила бы им отражать кавалерийские атаки ромеев. Поэтому,желая расположить войско в более подходящем месте, он ушел оттуда и прибыл наместо, которое одни называют Алики, другие Кипарисием[689]. Тем временем подошел с моря Вутумит и в мгновение окасжег корабли Абуль-Касима.
На следующий день по суше подошел и Татикий, который расположил войско вудобном месте и в течение целых пятнадцати дней, не переставая, с утра довечера обстреливал войско Абуль-Касима или вступал с ним в сражение.Абуль-Касим вовсе не склонен был отступать, а, напротив, оказывал сильноесопротивление. Латинянам это надоело и, хотя условия местности им неблагоприятствовали, стали докучать Татикию, чтобы он позволил им одним вступитьв бой с турками. Татикий же, хотя это ему было не по душе, подчинился волелатинян, ибо видел, что к Абуль-Касиму ежедневно прибывают новые пополнениятурок. Выстроив перед восходом солнца свои фаланги, он вступил в сражение сАбуль-Касимом. Многие турки были тогда убиты, многие взяты в плен, большинствоже повернули назад, бросив на произвол судьбы снаряжение. Да и{193} сам Абуль-Касим едва спасся, погнав своего коня к Никее.Воины Татикия с большой добычей возвратились в лагерь.
Когда самодержец, великий ловец человеческих душ, способный смягчить икаменное сердце, узнал об этом, он составил письмо Абуль-Касиму[690], в котором советовал последнему отказатьсяот своих пустых затей, не тратить зря сил, перейти на сторону императора итаким образом избавить себя от тяжких трудов, получить титулы и щедрые дары.Между тем Абуль-Касим узнал, что Борсук осадил находившиеся во владениинекоторых сатрапов крепости и уже приближается к Никее с целью осадить город.Поэтому он, разгадав замысел императора и превратив, как говорят, необходимостьв доблесть, смело принял его предложение о мире.
Когда они заключили мирный договор, самодержец замыслил извлечь для себя идругую выгоду; не имея иной возможности добиться своей цели, он пригласил вцарственный город Абуль-Касима, чтобы тот получил деньги, полностью насладилсяроскошной жизнью, а затем возвратился домой. Абуль-Касим согласился на это иявился в царственный город, где и пользовался императорским благоволением. Таккак Никомидией (это центр вифинской метрополии) владели тогда турки — правителиНикеи, император, желая их оттуда изгнать, решил, пока они с Абуль-Касимомизъявляют друг другу свои чувства, построить у моря другую крепость. И вот онпогрузил все необходимые для строительства материалы на суда, посадил на нихсамих строителей и поручил сооружение крепости друнгарию флота Евстафию,которому открыл свой тайный замысел. Император приказал ему также, в случаеесли мимо будут проходить какие-нибудь турки, всеми способами выказать им своеблаговоление, щедро снабдить всем необходимым и дать им понять, что крепостьсооружается с ведома Абуль-Касима; затем Евстафий должен был отвести всюфлотилию от берегов Вифинии, чтобы Абуль-Касим ничего не узнал опроисходящем.
В то же время Алексей ежедневно давал Абуль-Касиму деньги, постоянноприглашал его посещать бани, совершать верховые прогулки, ездить на охоту, атакже осматривать портики вдоль улиц. Он заставлял возниц устраивать радиАбуль-Касима конные состязания в театре, который был в давние времена сооруженвеликим Константином[691], и побуждал егоежедневно бывать там и наблюдать за испытанием коней. Алексей делал все это,чтобы выиграть время и дать возможность строителям соорудить крепость. Когда жестроительство было окончено и Алексей достиг цели, он богато оделилАбуль-Ка-{194}сима, пожаловал ему достоинство севаста и, ещеболее упрочив договор, с почестями отправил его по морю.
Абуль-Касиму сообщили о сооружении крепости, но он, хотя и был в душеуязвлен, тем не менее притворялся, что ни о чем не знает, и хранил полноемолчание. Нечто подобное рассказывают и об Алкивиаде. И он таким же образомобманул лакедемонян, не соглашавшихся на восстановление разрушенных персамиАфин. Приказав афинянам восстанавливать город, он отправился послом вЛакедемон, затягивая исполнение своей посольской миссии, выгадал время длястроителей; и лакедемоняне узнали о восстановлении Афин уже после того, какобман совершился. Об этом великолепном обмане упоминает кое-где в своих речах иПеаний[692]. Таков был замысел моего отца,еще более хитрый, чем у Алкивиада. Он ублажал варвара конными ристаниями идругими удовольствиями, со дня на день откладывал его отъезд, благодаря чемузавершил строительство укрепления и отправил этого мужа из города лишь послетого, как все было кончено[693].
11. Между тем Борсук, как и ожидали, подошел с большими силами и осадилНикею (как и говорил об этом в свое время Татикию явившийся к нему ночьюкрестьянин). В течение трех месяцев он непрерывно осаждал город. Жители Никеи исам Абуль-Касим понимали всю тяжесть своего положения и, не будучи более всостоянии сопротивляться, отправили послов к императору с просьбой о помощи;при этом они сказали, что предпочитают именоваться рабами императора, чемсдаться Борсуку. Император сразу же отобрал лучших из имевшихся при нем воинов,дал им значки и обитые серебряными гвоздями скипетры[694] и отправил на помощь Абуль-Касиму.
Не для того чтобы помочь Абуль-Касиму, отправил самодержец войско; напротив,по его замыслу эта «помощь» должна была обратиться гибелью для Абуль-Касима.Ибо, в то время как два врага Ромейского государства боролись друг с другом,нужно было оказать помощь более слабому; не с целью увеличить его силы, а чтобыдать возможность отразить врага, и тогда Алексей получил бы город, который дотого ему не принадлежал. Затем император, мало-помалу захватывая один за другимгорода, расширил бы пределы Ромейского государства, которые совсем сузились,особенно с тех пор как усилилось турецкое оружие. Ведь в свое время границамиРомейской державы были «столбы», которые обозначали наши пределы на Востоке иЗападе. Западные назывались «Геракловыми»[695], восточные же, находящиеся где-то у индийской границы, —{195} «Дионисовыми»[696].Трудно представить себе, как далеко вширь простиралось тогда владычествоРомейской империи: Египет, Мероя[697], всястрана троглодитов[698] и земли,расположенные рядом со знойной зоной; в другую же сторону — знаменитая Фула[699] и жители северных стран, над головойкоторых находится Северный полюс[700]. Но вто время, о котором идет речь, восточную границу Ромейского владычестваобразовывал соседний Боспор, западную — Адрианополь. Однако император Алексей,можно сказать, обеими руками нанося удары по наседающим на него со всех сторонварварам, действовал из Византия как из центра и расширил территорию империи: