кумана, по рукоять вонзил ему в грудь меч и сбросил с коня. В этот деньимператор отличился скорей как воин, чем как полководец. Этим он сразу вселилмужество в ромейское войско и страх в скифское. Как башня двинулся он на скифови рассек их ряды. Таким образом строй варваров был разорван, а сами они вбеспорядке и смятении бежали во все стороны. Куманов в тот день погибло околосеми тысяч, в плен было уведено три тысячи.
Отнятую добычу император не разрешил, как обычно, поделить между воинами —совсем недавно она была награблена в окрестностях, и Алексей велел вернуть еежителям. Как птица, облетел приказ императора окрестности, и каждый, кто былограблен, приходил, узнавал свое добро и забирал его. Ударяя себя в грудь, смольбой воздевая к небу руки, они просили у бога благ для самодержца. И слышенбыл слившийся воедино глас мужчин и женщин, долетавший до самой луннойсферы.
Но достаточно об этом. Сам же император, исполненный радости, собрал своевойско и вернулся в Малую Никею. Там он пробыл два дня, а на третий ушел вАдрианополь, где провел немало дней в доме Сильвестра. В это время всепредводители куманов решили обмануть самодержца и, покинув остальное войско,пришли к нему якобы по собственной инициативе, будто бы с целью немедленнозаключить с ним мир. Они рассчитывали, что за время переговоров куманскоевойско успеет подтянуться к своим передовым отрядам. Пробыв у императора тридня, на четвертый они ночью отправились к себе.
Распознав обман куманов, самодержец спешно послал скороходов сообщить тем,кому была поручена охрана проходов Зига, чтобы они не ослабляли внимания, анапротив, особенно бдительно несли стражу и постарались схватить беглецов. Самже он, узнав, что куманское войско движется вперед со всеми имевшимися при немвоинами, явился в место под названием Скутари[960], в восемнадцати стадиях от Адрианополя, а на другой день— в Агафонику[961]. Узнав, что куманскийлагерь все еще находится у Аврилево[962](место недалеко от упомянутых городов), он отправился туда, но еще издалиувидел бесчисленные огни, зажженные куманами, призвал {273}Николая Маврокатакалона и других высших военачальников, чтобы обсудить с ними,что делать. Было решено послать за предводителями наемников Узой (изсавроматов), скифом Карацой и полуварваром Монастрой и приказать им, выходя излагеря, распорядиться зажечь у каждой палатки по пятнадцати и более костров;тогда куманы, увидав такое множество огней, решат, что ромейское войскоогромно, и не станут больше на него нападать с такой смелостью. Костры вселилибольшой страх в души куманов. На рассвете самодержец с войском в полномвооружении выступил на врага; в завязавшемся бою куманы обратили тыл. Тогдасамодержец разделил войско, легковооруженные отряды послал вдогонку и самнеудержимо устремился за бегущими. Настигнув их у клисуры Сидиры, он многихубил, а еще больше взял в плен.
Посланные вперед отряды отобрали у куманов всю добычу и вернулись.Самодержец, спасаясь от непогоды, провел ночь на горной вершине над Сидирой, ана рассвете прибыл в Голою. Здесь он остался на сутки, чтобы вознаградить своихмужественных воинов и почтить их дорогими подарками. Осуществив своенамерение, он отпустил их всех домой, исполненных радости, и через двое сутоквернулся в императорский дворец.
5. Едва самодержец передохнул от многочисленных трудов, как до него дошлавесть, что турки совершают набеги на Вифинию и все там грабят. Алексей,которого отвлекали дела Запада, куда было обращено почти все внимание, задумалдуму великую, достойную его души; он обеспечил безопасность Вифинии и следующимобразом оградил ее от набегов турок. Об этом следует рассказать.
Река Сангар и морской берег, который тянется прямо до Хили[963] и сворачивает к северу, ограничивают весьма большуютерриторию. Эту территорию из-за отсутствия защитников издавна без трудаграбили наши беспокойные соседи исмаилиты[964]; они проходили через земли мариандинов[965] и жителей другого берега Сангара, переправлялись черезреку и наседали на Никомидию. Император, желая остановить натиск варваров изаставить их прекратить набеги на эти земли, а главное, обезопасить Никомидию,нашел ниже озера Ваана[966] длинный ров,прошел по нему до конца и заключил по его расположению и форме, что это — неслучайно возникшее углубление и не природное образование, а дело человеческихрук. Он стал узнавать подробности и выяснил, что ров действительно вырыт поприказанию Анастасия Дикура[967]. Никто немог сказать, зачем это было сделано, но императору показалось, что{274} самодержец Дикур хотел отвести воду из озера вискусственный канал. Придя к этой же мысли, самодержец Алексей приказалзначительно углубить ров.
Опасаясь, что в месте слияния двух протоков может образоваться переправа, онвоздвиг очень прочное укрепление, отовсюду одинаково надежное, защищенноеводой, а также высотой и толщиной своих стен; поэтому оно и стало называтьсяСидира[968]. И теперь эта железная башня —город перед городом и стена его стен. С утра до вечера наблюдал самодержец запостройкой укрепления, несмотря на сильную жару (солнце в это время проходилотропик Рака). Он терпел зной и пыль и не жалел расходов, чтобы стенастановилась все прочней и несокрушимей; за каждый камень он щедро вознаграждалвсех, кто его притащил, было ли их пятьдесят человек или сто. Поэтомуперетаскивание камней привлекло не случайных людей, а всех воинов и слуг: иместных жителей и пришельцев, — ведь они видели, что их ждет щедроевознаграждение и что сам император распоряжается работами наподобие афлофета.Это была уловка, при помощи которой ему удалось обеспечить большое стечениенарода и, таким образом, облегчить перетаскивание огромных камней. Вот какимбыл самодержец, глубочайший в замыслах, величайший в свершениях.
Так, как описано выше, продолжалось правление самодержца до...... индикта...... года[969]. Не успел он немногоотдохнуть, как до него дошел слух о приближении бесчисленного войска франков.Он боялся их прихода, зная неудержимость натиска, неустойчивость инепостоянство нрава и все прочее, что свойственно природе кельтов и неизбежноиз нее вытекает: алчные до денег, они под любым предлогом легко нарушают своиже договоры. Алексей непрестанно повторял это и никогда не ошибался. Носамодержец не пал духом, а все делал для того, чтобы в нужный момент бытьготовым к борьбе. Однако действительность оказалась гораздо серьезней истрашней передаваемых слухов. Ибо весь Запад, все племена варваров, сколько ихесть по ту сторону Адриатики вплоть до Геркулесовых столбов, все вместе сталипереселяться в Азию; они двинулись в путь целыми семьями и прошли через всюЕвропу[970]. Причиной такого огромногопередвижения было следующее.
Один кельт, по имени Петр, по прозвищу Кукупетр[971], отправился на поклонение гробу господню и, натерпевшисьмного бед от разорявших всю Азию турок и сарацин, едва вернулся в свои края. Нежелая мириться с неудачей, он решил вновь отправиться в тот же путь. Но Петрпонимал, что ему {275} нельзя больше идти ко гробу господнюодному, дабы не случилась беда, и поэтому он прибегнул к ловкой выдумке. Петрсделал следующее. Он возвестил во всех латинских странах: «Глас божий велел мнеобъявить всем графам во Франкии, чтобы они оставили свои дома и отправились напоклонение гробу господню и все сделали для освобождения Иерусалима из рукагарян».
И выдумка удалась ему. Петр как будто покорил все души божественным гласом,и кельты начали стекаться отовсюду, кто откуда, с оружием, конями и прочимвоенным снаряжением. Общий порыв увлек их, и они заполнили все дороги. Вместе скельтскими воинами шла безоружная толпа женщин и детей, покинувших свои края;их было больше, чем песка на берегу и звезд в небе, и на плечах у них быликрасные кресты[972]. Как реки, хлынувшиеотовсюду, всем войском двинулись они на нас через Дакию.
Приходу этого множества народов предшествовало появление саранчи, которая нетронула пшеницу, однако страшно опустошила виноградники[973]. Как объясняли тогда толкователи знамений, это означало,что кельтское войско, вторгшись к нам, воздержится от вмешательства в делахристиан, но грозно обрушится на варваров-исмаилитов, рабов пьянства, вина иДиониса. Ибо все это племя, преданное Дионису и Эроту, чрезвычайно склонно ковсякому блуду; оно не обрезает вместе с плотью свою похоть и есть не что иное,как раб, трижды раб всех пороков Афродиты. Вот почему они боготворят и почитаютАстарту и Астарота[974], и вот почему онивыше всего ставят изображение звезды[975] исвоей золотой Хобар[976]. Пшеницу жерассматривали как христианский символ, потому что она — трезвая и насыщающая.Вот как толкователи объясняли виноградники и хлеба.
Но достаточно о знамениях. Они сопровождали приход варваров, и умные людипредвидели наступление каких-то новых событий. Все это множество людей пришлоне сразу и не по одному пути (да и как могла такая огромная толпа из разныхмест вся разом переправиться через пролив Лонгивардии?); сначала одни, затемдругие, потом следующие, — постепенно все совершили переправу и двинулись посуше. Как я уже говорила, перед каждым войском двигались тучи саранчи.