у. Приэтом султан не взял ничего из отправленных ему денег. Один бог знает, почему онтак поступил. Может быть, сумма была недостаточной для выкупа стольких графов,может быть, султан хотел избежать подозрения в сребролюбии, чтобы непоказалось, будто он отдает пленников за плату, в то время как он от чистогосердца оказывал бескорыстную услугу императору, а может быть, Вавилонец просторассчитывал на большее[1214].
Когда император увидел прибывших графов, он был очень удивлен нравом варвараи усердно расспрашивал бывших пленников обо всем, что с ними случилось. Узнав,что они в течение стольких месяцев находились в тюрьме, ни разу не виделисолнца, не снимали оков и долгое время не вкушали иной {320}пищи, кроме хлеба и воды, он, сочувствуя их страданиям, стал проливать горячиеслезы. Он сразу же удостоил их многих милостей, пожаловал денег, подарилвсевозможные одежды, отправил в баню и всячески старался облегчить им боль отперенесенных мук. Графы радовались благодеяниям самодержца, которые он оказалсвоим бывшим врагам и неприятелям, нарушившим данные ему клятвы и обещания, иценили его незлобивость. Через несколько дней император призвал их и сказал:«На будущее я предоставляю вам право находиться в этом городе столько, скольковы захотите. Если же кто-нибудь, вспомнив о близких, пожелает вернуться, пусть,попрощавшись с нами, беспрепятственно отправится на родину; он будет щедроснабжен деньгами и всем необходимым для дороги. Я хочу, чтобы у вас было правовыбора, остаться вам или, уйти, чтобы вы поступали, как и подобает свободнымлюдям, по своей воле». До поры до времени графы оставались с самодержцем,принимая, как было сказано, от него всевозможные знаки внимания, и всем сердцемпривязались к нему.
Я уже сказала, что Боэмунд прибыл в Лонгивардию. Стремясь собрать войскобольше, чем прежде, он стал объезжать все города и области и обрушиваться снападками на самодержца, которого он во всеуслышанье называл язычником ичеловеком, всеми силами содействующим язычникам. Зная об этом, самодержецснабдил щедрыми дарами упомянутых графов и отправил их по домам. Сделал он эточастично потому, что графы сами уже хотели вернуться в свои земли, частично,чтобы они опровергли наветы Боэмунда. Сам же он спешно отправился вФессалонику, чтобы обучить военному искусству новобранцев и вместе с темвоспрепятствовать Боэмунду, собравшемуся, судя по слухам, переправиться изЛонгивардии на нашу территорию. И вот, возвратясь на родину, эти графы сталиживыми уликами против Боэмунда, они называли его обманщиком, в словах которогонет и грана истины, и нередко в лицо укоряли его за ложь. Они обличали Боэмундаво всех городах и областях и выставляли себя как надежных свидетелей.
2. Повсюду распространялась весть о предстоящей переправе Боэмунда.Самодержец, испытывая большой недостаток в воинах и нуждаясь в войске, неуступающем кельтским полчищам и способном противостоять им, не стал медлить иколебаться, а послал за военачальниками, находившимися в Келесирии, — я имею ввиду Кантакузина и Монастру, из которых первый охранял Лаодикию, второй —Тарс[1215]. Вызвав их оттуда, он не оставилбез защиты охраняемые ими области и {321} города: в Лаодикиюон отправил с другим войском Пецея, в Тарс и все подвластные Монастре города иобласти — Аспиета[1216]. Этот мужпроисходил из знатного армянского рода и, как утверждала тогда молва, былзнаменит своим мужеством; правда, события не подтвердили его репутации, покрайней мере как полководца.
Дело в том, что властитель Антиохии Танкред, которого мы в своемповествовании оставили в Сирии, усиленно распространял слухи, что вскоре онприбудет в Киликию, дабы осадить ее и освободить из-под власти императора,поскольку эта страна де принадлежит ему и его оружием отвоевана у турок.Танкред не только повсюду распространял подобные слухи, но отправлял письма,содержащие еще более страшные угрозы. Эти письма ежедневно вручались и Аспиету.Танкред не только угрожал, но и осуществлял для острастки некоторые своиугрозы, а другие обещал исполнить в будущем. Он отовсюду набирал воинов — армяни кельтов, ежедневно тренировал их, обучал войско строить ряды и сражаться, аиногда и отправлял его в набеги, — это был дым, предшествующий огню; он такжесооружал осадные машины и всяческим образом: готовился к осаде. Это оТанкреде.
А в это время армянин Аспиет пребывал в беспечности и устраивал у себя поночам неумеренные попойки, будто ему некого было бояться, будто ему никто неугрожал и будто над его головой не нависла никакая опасность. И тем не менееэто был мужественный человек, храбрый щитоносец Арея. Прибыв, однако, вКиликию, очутившись вдали от руки своего господина и самолично распоряжаясьвсеми делами, он предался всякого рода наслаждениям. Таким образом, этотармянин превратился в женоподобного и распущенного человека и, когда насталовремя осады, проявил свое бессилие перед лицом неутомимого воина Танкреда. Егослух не оглушили громовые угрозы Танкреда, и он даже не взглянул на молнии,которые метал этот громовержец, явившийся, чтобы опустошить Киликию.
Танкред неожиданно выступил в поход из Антиохии[1217]вместе с огромным войском; разделив его на две части, онодних своих воинов отправил сушей против городов Мопса, а других посадил натриеры и морем повел к реке Сарос. Эта река течет с севера с Таврских гор,протекает между двумя городами Мопса[1218] —разрушенным и существующим — и впадает в Сирийское море. Отплыв оттуда, кораблиТанкреда приблизились к устью этой реки и поднялись к мостам, соединяющим обагорода Мопса. Таким образом, город был окружен и {322}подвержен ударам с обеих сторон. Прибывшие с Танкредом легко могли напасть нагород с кораблей, а наступающие с материка — вести бой на суше. Аспиет, однако,вел себя так, как будто не случилось ничего необычного и густой ройнеприятельских воинов не носился с жужжанием вокруг города; его мало заботилиэти вещи, и я не знаю, о чем он только думал и почему поступал столь недостойносвоего мужества. Такое поведение сделало его ненавистным всему императорскомувойску. Какая судьба грозила бы киликийским городам, если бы их захватил стольгрозный муж, как Танкред, который превосходил всех своих современников, былодним из наиболее опытных полководцев и к тому же никогда не знал неудач восаде городов!
Может быть, кто-нибудь удивится, что для самодержца осталась тайнойнеопытность Аспиета в военном деле. Я могу сказать в защиту своего отца, что онбыл введен в заблуждение знатностью рода Аспиета: да, знаменитый род и славноеимя этого человека сыграли немалую роль в его назначении. Ведь Аспиет былзаметным человеком в роде Арсакидов[1219], ив его жилах текла царская кровь. Поэтому император и назначил егостратопедархом всего Востока[1220] и вознесна пьедестал, особенно после того как получил доказательство его мужества.
Когда, как я упоминала, мой родитель, самодержец, вступил в бой с Робертом,некий кельт, огромного роста, в пылу битвы пришпорил коня и с занесеннымкопьем, как вихрь, набросился на Аспиета. Аспиет схватился за меч, но получилот кельта сильный удар и был тяжело ранен копьем, которое задело его легкие ипронзило позвоночник. Тем не менее он не потерял мужества от удара и невывалился из седла, а усевшись покрепче, ударил варвара по шлему и рассекнадвое не только его шлем, но и голову. Тут же оба они падают с коней: кельтзамертво, Аспиет — еще с признаками жизни. Слуги подняли истекавшего кровьюАспиета, оказали ему необходимую помощь и отнесли к самодержцу, которому онипоказали копье, рану и сообщили о смерти кельта.
Вспомнив тогда, не знаю каким образом, его исключительное мужество исмелость и приняв во внимание славный род его, самодержец направил Аспиета какспособного полководца в Киликию для борьбы с Танкредом и назначил, как я ужеписала, стратопедархом.
3. Но достаточно об этом. Военачальникам, находившимся на Западе, императорнаправляет другие письма с приказом немедленно выступить к Сланице. Что жедальше? Может {323} быть, призвав к себе бойцов, Алексей самоставался бездеятельным, предался легкомысленному досугу и мылся в банях, какобыкновенно поступают императоры, предпочитающие животный образ жизни? Ни вкоем случае! Император и часа не мог более оставаться во дворце. ПокинувВизантий, он, как говорилось выше, направился в западные области и в сентябремесяце четырнадцатого индикта на двадцатом году с того момента, как он взял всвои руки бразды правления[1221], явился вФессалонику. Вместе с собой он принудил следовать и Августу.
Императрица обладала таким характером, что не хотела быть на людях, большейчастью оставалась у себя дома и занималась своими делами — я имею в виду чтениекниг святых мужей, молчаливые размышления, а также благотворительность иблагодеяния людям, особенно тем, которые, как она заключала по их внешности иобразу жизни, служили богу и проводили время в молитвах и антифонныхпеснопениях[1222]. Когда какие-либообязанности императрицы по необходимости заставляли ее показываться на людях,она исполнялась стыда, и румянец сразу же покрывал ее щеки. Ведь и любомудраяФеано[1223], когда кто-то, указывая на ееобнаженную руку, сказал шутливо «Какая красивая рука», ответила: «Но она непредназначена для всеобщего обозрения»[1224]. Императрица же, моя мать, воплощение достоинства, сосудсвятости, не только не любила выставлять на всеобщее обозрение свою руку и лик,но даже не желала, чтобы звук ее голоса достигал слуха людей, не входивших в ее