вместе с ним появился на свет и другой ребенок — девочка. В Фессалоникеимператор почтил память великомученика Димитрия[1240] и затем вернулся в столицу.
В это время случилось следующее. В центре площади Константина, на видимойотовсюду багряного цвета колонне, стояла бронзовая статуя, обращенная лицом квостоку; в ее правой руке находился скипетр, в левой — сделанный из бронзы шар.Говорят, что это была статуя Аполлона, но жители Константинополя, как яполагаю, назвали ее Анфилием. Великий император Константин, отец и властительгорода, дал ей свое имя — имя самодержца Константина. Однако первоначальноеназвание пересилило, и все продолжали именовать статую Анилием илиАнфилием.
Неожиданно поднявшийся сильный юго-западный ветер сорвал статую с пьедесталаи сбросил ее на землю[1241] — солнце в этовремя находилось в созвездии Тельца. Многие, а особенно те, кто враждебноотносился к самодержцу, восприняли это как дурное предзнаменование и принялисьраспространять слухи, что падение статуи предвещает смерть императора. На этоАлексей говорил: «Я знаю только одного господина над жизнью и смертью и не могуповерить, что падение изображений влечет за собой смерть. Если, к примеру,Фидий или какой-либо другой скульптор, обтесывая камень, создавал статуи, торазве он оживлял мертвецов и творил живых людей? Если бы это было так, чтооставалось бы на долю творца всех? Ведь „я умерщвляю и я оживляю, — говориттворец[1242], — а не падение или возведениетой или иной статуи“». Император возлагал все надежды на великий промыселбожий. {328}
5. Новая беда опять грозила самодержцу, на этот раз уже не от простогонарода. Некие мужи, чванящиеся доблестью и славой рода, снедаемые жаждойубийства, покушались на жизнь самодержца.
Дойдя до этого места своего повествования, я останавливаюсь в удивлении,откуда только свалилось на императора такое множество бед. Ведь не было ничего,поистине ничего, что бы так или иначе не обратилось против него. Непрерывнопроисходили внутренние волнения и вспыхивали восстания извне. Не успевалсамодержец подавить внутренний мятеж, как пожар восстания охватывал все внешниеобласти. Казалось, сама судьба как неких самородных гигантов порождала варварови внутренних тиранов. И все это, несмотря на милосердное и человеколюбивоеуправление Алексея, несмотря на то, что он всех и каждого осыпал своимиблагодеяниями. Своих он постоянно щедро одаривал и жаловал им почетные титулы,а варварам, откуда бы они ни были, не давал никаких поводов и оснований длявойн, лишь сдерживал их, когда они приходили в волнение. Только плохиеполководцы во время мира умышленно побуждают к войне своих соседей. Ведь мирявляется целью всякой войны. Постоянно предпочитать войну миру ради...[1243], постоянно пренебрегать благой целью —дело безумных полководцев, демагогов, людей, уготовляющих гибель городу[1244].
Император Алексей поступал как раз наоборот, он ревностно заботился о мире,имея...[1245] старался сохранить, а не имеяего, нередко проводил бессонные ночи в думах о том, как его возвратить. Поприроде своей он был человеком мирным и становился воинственным лишь тогда,когда его принуждали обстоятельства. Что касается Алексея, я могла бы смелосказать, что императорское достоинство на долгое время покинувшее ромейскийдвор, возвратилось лишь при нем и как бы впервые нашло приют в Ромейскойдержаве.
Но, как я сказала в начале этой главы, меня поражает обилие военных забот,обрушившихся на императора. Все — можно было видеть — пришло в волнение каквнутри, так и за пределами государства. Император Алексей вовремя разгадывалскрытые и тайные замыслы врагов и при помощи всевозможных ухищренийликвидировал опасность, он боролся как с внутренними тиранами, так и с внешнимиврагами-варварами, благодаря своему острому уму всегда предупреждая кознизаговорщиков и срывая их планы. Уже по самому положению дел я могу судить осудьбе империи в то время. Все чужеземные племена пылали злобой к Ромейскойимперии, и {329}отовсюду нахлынули на нее бедствия, потрясшиесамо тело государства. Если человека постигают бедствия, со всех сторонодолевают враги, а плоть изнуряет внутренний недуг, провидение побуждает его кборьбе с надвигающимися отовсюду бедствиями. То же самое можно было наблюдать ив этом случае.
Варвар Боэмунд, о котором я неоднократно упоминала, готовился двинутьсильнейшее войско против ромейского трона и в то же время, как уже говорилось вначале главы, поднимала голову толпа тиранов. Во главе заговора стояли всегочетыре человека — братья по прозвищу Анемады, один по имени Михаил, второй —Лев, третий... четвертый...[1246]. Они былибратьями как по рождению, так и по духу. Все они единодушно желали одного:убить самодержца и захватить императорский скипетр. К ним присоединились идругие высокородные мужи: Антиохи, отпрыски знатного рода, Эксазины, Дука иИалий[1247], превосходившие всех когда-либоживших людей своей любовью к битвам, кроме того, Никита Кастамонит, некийКуртикий и Георгий Василаки[1248]. Все этобыли люди, занимавшие первые места в военном сословии; из числа же членовсинклита заодно с заговорщиками был Иоанн Соломон.
Михаил — главный из четырех Анемадов — лицемерно объявил, что Соломон будетпомазан на императорский трон благодаря его богатству и знатности рода. Соломонзанимал видное место в синклите, но был самым низкорослым и самымлегкомысленным из всех, кто поддался обману вместе с ним. Он считал, чтопревзошел учение Аристотеля и Платона, на самом же деле был далек отфилософской науки, и легкомыслие помрачило его ум. И вот он, как бы подгоняемыйАнемадами, на всех парусах пустился к царственному городу[1249]. Но Анемады во всем обманывали его. Ведь на самом делесторонники Михаила не имели в виду возвести его на императорский трон — кудатам! — они лишь пользовались в своих целях его легкомыслием и богатством. Онивыкачивали из него золото, морочили ему голову обещаниями престола и:совершенно приручили к себе. В истинные их намерения входило, если только всепойдет хорошо и судьба улыбнется им, оттолкнуть его локтем и оставить«трепыхаться на море»[1250], а самимзахватить скипетр, уделив Соломону лишь малую толику славы и выгод. Вразговорах, которые велись с ним о заговоре, они умалчивали об убийствесамодержца, не упоминали ни об оружии, ни о войне, ни о битвах, дабы неотпугнуть Соломона, который, как им было известно, испытывал страх перед{330} какими бы то ни было войнами. И вот такого мужа ониприняли в свои объятия, как самого главного. Кроме того, к их заговоруприсоединились Склир[1251] и Ксир[1252], исполнявший в то время должность эпархаКонстантинополя.
Соломон, как говорилось выше, человек легкомысленный, вовсе не понималнамерений Эксазина, Иалия и Анемадов и считал, что Ромейская империя уже у негов руках, поэтому он стал посвящать кое-кого в свои планы и обещанием даров ититулов привлекать на свою сторону. Однажды к нему зашел «корифей драмы» МихаилАнемад и, увидев, что Соломон с кем-то беседует, спросил, о чем идет речь.Соломон же со свойственным ему простодушием ответил: «Этот человек попросил уменя титул и, получив обещание, согласился примкнуть к нашему заговору». Михаилосудил его за глупость; увидев, что Соломон совсем не умеет держать язык зазубами, он испугался и перестал посещать его дом.
6. Между тем воины — я говорю об Анемадах, Антиохах и их сообщниках —продолжали готовить покушение на жизнь императора, намереваясь осуществитьзадуманное убийство самодержца сразу же, как представится благоприятный случай.Так как божественное провидение не оберегало их, а время шло, то они, боясьбыть уличенными, решили, что настал долгожданный случай.
Проснувшись однажды утром, самодержец почувствовал желание подсластитьгоречь своих многочисленных забот и стал вместе с некоторыми из родственниковиграть в затрикий (эта игра изобретена изнеженностью ассирийцев и от нихперешла к нам)[1253]. Заговорщики же,вынашивая планы убийства, взяли в свои злодейские руки оружие и собрались черезимператорскую опочивальню проникнуть к императору. Эта императорскаяопочивальня, где спали императоры, расположена в левой стороне дворцового храмаБогоматери (многие называли его именем великомученика Димитрия)[1254]; с правой же стороны храма находилсяатрий с полом, выложенным мрамором. Выходящие туда ворота храма были открытыдля всех желающих. Через них-то и решили заговорщики проникнуть внутрь храма, азатем взломать двери императорской опочивальни, войти в нее и мечом заколотьсамодержца. Вот что замыслили эти кровавые убийцы против человека, непричинившего им никакого зла. Но бог расстроил их планы. Кто-то сообщилсамодержцу о готовящемся, и он сразу же призвал к себе всех заговорщиков.Первыми приказал император доставить во дворец Иоанна Соломона и ГеоргияВасилаки и поместить их вблизи той комнаты, где он самнахо-{331}дился вместе с родственниками. Он желал кое о чемдопросить их, ибо, давно зная их простодушие, надеялся легко выведать у них озаговоре то, что ему было нужно. Однако, несмотря на неоднократные вопросы,они все отрицали.
В это время выступает вперед севастократор Исаак и, обращаясь к Соломону,говорит: «Тебе хорошо известна доброта моего брата-императора. Сообщи о