Прим. пер.)) Он осмелился напомнить Ее высочеству о неуплате денег за портреты Ее высочества и принца Антона Ульриха. Принцесса лично ходатайствовала перед императрицей, и деньги были в самом скором времени выплачены полностью. Мне кажется, это совершенно опровергает слухи о якобы охлаждении Ее величества к молодой чете. Во всяком случае, никак нельзя сказать, будто Ее величество равнодушна к просьбам племянницы.
Я получаю регулярно веселые письма от Карлхена. Он недурно проводит время и вместе с прочими офицерами его полка ездит почасту в Ригу на балы. Он описывает десятки шуток и всевозможных курьезов, а также рассыпается в похвалах рижским девицам. Что бы могло означать подобное расположение к уроженкам Риги? Неужели мой насмешливый братец влюблен?
Я могла бы быть вне себя от гордости! Принцесса вновь долго беседовала со мною наедине и вдруг сказала:
– Как жаль, что ты не замужем, дорогая Ленхен!
Я позволила своим щекам покраснеть, ведь принцесса никогда не узнает, отчего я покраснела, да и вряд ли ее это может занимать в нынешнем ее положении. Но я невольно забегаю вперед в своих писаниях.
– Покамест я в девицах, большая часть моего времени отдана Вашему высочеству, – отвечала я сдержанно.
Она поцеловала меня в висок.
– Ах нет, – произнесла она с некоторым волнением, – я вовсе не то имею в виду, не то…
– Но что же? Скажите мне…
– Поклянись, что никому не откроешь этой моей тайны!
– Клянусь!
– Я знаю, ты умеешь держать слово…
Я попыталась припомнить, какие тайны она доверяла мне прежде. Впрочем, если я не могу вспомнить, стало быть, я действительно и весьма пригодна для сохранения тайн, то есть именно чужих тайн…
– Видишь ли… – принцесса все не решалась высказать мне эту свою тайну… – Ах, если бы ты была замужем, как это было бы хорошо!.. Тетушка предупреждала меня о некоторых признаках… Но теперь мне стыдно, мне отчего-то стыдно, я не могу открыться ей во всем… – Принцесса покачала головой…
– Вы ждете ребенка? – вырвалось у меня. Я тотчас подумала, что не следует высказываться столь прямо…
Но принцесса испытывала явное облегчение:
– Как просто и легко! Как просто и легко все это сказано тобой. Ты сняла камень с моей души. Ты – истинное золото! Что бы я делала без тебя! Теперь наконец-то все сказано, и мне сделалось так легко!..
– Никто не знает о Вашем положении? – спросила я осторожно.
– Ты – первая!
– Но подобную тайну невозможно сохранять долго, – сказала я с улыбкой.
Она увиделась мне чрезвычайно смущенной; но, разумеется, она смущалась отнюдь не меня, а своего нового положения. Наконец она предложила мне доложить Ее величеству о происшедшей перемене… Я охотно согласилась. Принцесса испросила для меня аудиенцию. Императрица приняла меня, и я сказала обо всем как верная приближенная Ее высочества. Императрица, рослая и полнотелая, вдруг вскочила с кресел, запритоптывала ногами и помахала разведенными в стороны руками – забавное зрелище. Головной платок Ее величества был украшен золотой булавкой с жемчужным окончанием. Она тотчас отколола эту булавку и отдала мне в подарок. Теперь я появляюсь во дворце неизменно с этой булавкой, прикалывая ее к платью, то есть на корсаже на видном месте.
По приказанию императрицы приставлены наблюдать и печься о здоровье принцессы лейб-медик Ее величества Азаретти, доктор Санжи, учившийся акушерству, а также две опытные повивальные бабки, госпожа Ган и госпожа Фришмут. Все они полагают, что принцессе полезно в высшей степени как возможно чаще прогуливаться в саду, однако Ее высочество часто испытывает недомогание и принуждена оставаться в постели. Она часто проводит время, беседуя оживленно с вышепомянутыми повитухами, а вечера, как прежде, – за карточной игрой с нами, то есть с Юлией, Биной и, разумеется, со мной. Мы играем в самую простую и забавную игру, называемую по-русски «гусек» (gusiok). Принцесса пополнела и носит просторные платья и капоты, лицо ее выглядит несколько похудевшим, глаза сделались большими и словно бы внимательно вглядываются непонятным образом вовнутрь ее существа. Порою она глубоко вздыхает, смотрит на нас с некоторым снисхождением и говорит полушутя, что девицам никогда не понять жизни замужней женщины. Затем Ее высочество снова глубоко вздыхает и улыбается нам дружески…
Не могу сказать, что ее новое положение вызывает у меня зависть. Возможно, я не создана для рождения детей; нет, я не представляю себя ожидающей ребенка или молодой матерью. Однажды, всего один раз, мне приснился юноша, высокий и схожий с Андреем; во сне я знала, что это его сын, но у меня совершенно не было уверенности, что это и мой сын. Вас это удивит, быть может, но мне довольно того, что у Андрея уже есть сын, я питаю к этому мальчику самые теплые чувства, и меня совершенно не тревожит то, что мальчик этот – сын другой женщины, ведь он сын моего возлюбленного…
Впрочем, довольно обо мне. Его светлость внимателен к Ее высочеству чрезвычайно, они проводят целые часы, беседуя задушевно. Принц неизменно сопровождает супругу на прогулке, бережно поддерживая ее под руку. Его светлость рассказывает принцессе о своем детстве, и она слушает с интересом большим эти рассказы о детстве отца ее будущего ребенка. Антон Ульрих – второй из тринадцати детей в семье герцога Фердинанда Альбрехта II, Брауншвейг-Люнебург-Вольфенбюттельского и герцогини Антуанетты Амалии. Отец его был известен красивой внешностью, представительностью и храбростью, проявленной им в походах принца Евгения Савойского. Мать Антона Ульриха жива и разумно правит делами семейства; дела правления находятся в ведении принца Карла, старшего брата Антона Ульриха. Детство принцев проходило в малом дворце Вольфенбюттеля, попросту в двухэтажном доме, потому что денежные средства герцогской семьи были невелики. Учитель Вернер обучал Карла и Антона латыни, математике и прочим наукам. Много времени мальчики проводили и в манеже, упражняясь в верховой езде. Оба они мечтали о будущности великих полководцев…
Внимательно слушая принца, Ее высочество задает вопросы о его братьях и сестрах, просит его рассказывать различные случаи из его детства. Беременность супруги сделала Его светлость растроганным и очень нежным к ней.
Вчера Андрей долго рассказывал мне об Аравии и Персии. Свои знания он почерпнул из бесед с одним из переводчиков, входивших в штат персидского посольства. Этот молодой перс называл себя на русский манер Николаем.
Кроме оранжереи мы порою проводим время в его мастерской, помещение он нанимает на улице, которая называется Моховой (Mohovaja). Я боюсь одна пробираться, Андрей ждет, и я выхожу к нему, когда остаюсь во дворце. Отчего до сих пор не изобличили нас? Вероятно, оттого что люди, в сущности, равнодушны и ненаблюдательны. Помещение мастерской на заднем дворе, пробираемся, будто в пустыне, даже страшно… Он привозил меня в маленьких санках. Санки эти и лошадь принадлежат Григорию Анисимову, с которым Андрей сблизился не так давно. Этот Григорий Анисимов пишет на досках изображения святых, по-русски называемые образами или иконами. Дело прибыльное, потому что комнаты в русских домах уставлены подобными иконами, но к сожалению, все иконописцы (их еще зовут «богомазами») необычайно много пьют. Иногда Андрей подряжается писать изображения на досках, когда Григорий Анисимов получает большой заказ. Работая такую работу, Андрей выпивает пива и водки более, нежели он пьет обыкновенно. Несколько раз он являлся в оранжерею пьяным и засыпал почти тотчас на скамье, положив голову на мои колени. Когда он спит, его удлиненное лицо принимает выражение изнуренности и кротости. Проснувшись, он робок и сожалеет о своем пьянстве, а я умоляю его не являться на свидания ко мне, ежели он пьян, ведь он может упасть на улице, его могут избить или наказать в полиции; наконец, он может утонуть, если перевернется лодка!..
В мастерской ужасно пахнет краской, джутовым холстом и скипидаром. Невыносимый дух ест глаза и горло. Трудно дышать, потолок низкий. Одна масляная голландская лампа – на окне, другая – на столе. Окна большие. Днем, если отдернуть занавеси, мастерская наполняется солнечным светом. У одного из окон – треногий мольберт. Стены обшиты досками, а поверх досок обиты узкими полосами позолоченной кожи – голландскими обоями. Длинный и широкий деревянный сундук застлан войлоком, на войлок положена постель-тюфяк и перина, две подушки в пестрых наволоках набиты гусиным пером. Здесь мы провели сколько ночей, сколько раз умывались, поливали друг на дружку водой из фаянсового кувшина над оловянным тазом…
Все ожидают разрешения от бремени Ее высочества. Императрица несколько дней была тяжко больна, говорили о кровохарканье, внезапно открывшемся. Ныне Ее величество вновь на ногах. Да и как возможно быть иному, если весна принесла городу и двору новые ужасы.
В апреле месяце, по приказанию двора, арестованы: известный Волынский, президент коммерц-коллегии граф Мусин-Пушкин, тайный советник Хрущов, главноуправляющий над строениями (кажется, Еропкин; да, Еропкин), тайный секретарь Кабинета Эйхлер и еще другой секретарь, по имени Зуда. Волынского обвиняют в разных государственных преступлениях, но величайшее из них было то, что он имел несчастие не понравиться герцогу Курляндскому. Однажды, узнав о ссоре государыни с обер-камергером, Волынский вообразил, будто между императрицей и Бироном наступила холодность, и подал Ее величеству бумагу, в которой возводил разные обвинения на герцога Курляндского (хотя уже само возведение Бирона в герцогское достоинство должно было показать незадачливому доносчику истинное положение этого лица при дворе!). Досталось в бумаге, поданной Волынским, и некоторым другим приближенным к Ее величеству особам. Волынский старался выставить герцога в подозрительном свете и пытался склонить императрицу к удалению Бирона. Ничего глупее нельзя было придумать! Разумеется, Ее величество скоро помирилась с человеком, самым близким ей. Она передала Бирону бумагу Волынского, которая, как говорят, содержала в себе и немало правды. Естественно, Бирон решился окончательно погубить своего противника. Волынский, гордый и надменный по характеру, часто бывал неосторожен в речах и даже в поступках, поэтому вскоре представился случай обвинить и его.