– Ты куда? Стой.
Она ускорила шаг.
Пьетро не отставал.
– Подожди... – он схватил её за плечо. – Анна!
Девочка резко высвободилась и взобралась на оползень, закрывавший гребень склона. Она увязла ногами в земле, сделала пару шагов и опустилась на колени, тяжело дыша.
– Анна, может, выслушаешь меня?
– Чего ты хочешь?
– Там была Анжелика... я не мог высовываться, – Пьетро сглотнул. – Мы выкрадем его ночью. Я знаю, где они спят.
– Выкрадем? – девочка кисло улыбнулась. – Кого?
– Твоего брата. Дождёмся ночи и выкрадем. Ты и я. Обещаю.
Анна склонила голову набок, словно Пьетро говорил на иностранном языке.
– Ты – понторез. А ещё трус. О ком ты говоришь? О нас с тобой? Да кто ты вообще такой? И главное, какого хрена тебе от меня надо? – она говорила всё громче и срывалась на крик. – Разве я тебя знаю? Мы друзья? Братья? – она толкнула его, и Пьетро сел на землю. – Лучше оставь меня в покое. Я не такая добрая, как Анжелика. Иди ищи свои кроссовки, иди…
На четвереньках, спотыкаясь, она перебралась через обвал и пошла дальше.
Пьетро не последовал за ней.
– Я привёл тебя к брату! – закричал он. – Ты сама ушла... я пытался остановить тебя, но ты...
Анна заткнула уши.
Этот трус ничем ей не помог. А трусов она ненавидела больше всего на свете.
Она прошла по отелю и вышла на тропу, спускающуюся по скрытому туманом склону холма.
Нужно выкинуть из головы Астора, Пьетро и уйти. Она представила, как сердце покрывается грязью, как улей гигантских ос.
Теперь можешь делать всё, что хочешь. Ты свободна.
От ветерка она открыла глаза. На склоне, покрытом сгоревшим мусором, стояло один на другом три больших бетонных резервуара в окружении пальм. Резервуары были облицованы синим пластиком и большими охристыми камнями. Нижний, накрытый паровым колпаком, был наполнен водой, пахнущей гнилыми яйцами. Дымящаяся желтоватая струйка текла из бетонной трубы в бассейн, покрытый известняком. Головы появлялись и исчезали среди паров, как буи в туманной гавани.
Анна спустилась по лестнице, прошла мимо детей, спавших у костра. Она взяла бутылку, наполовину наполненную чёрной жидкостью, как те, которые раздавали в амфитеатре,
разделась догола, скомкала одежду, спрятала её за ряд бочек, села на край бассейна и с размаху плюхнулась в воду. Тепло разлилось по груди и обволокло ноющие мышцы – она чуть не вскрикнула от удовольствия. Внизу, в полуметре, торчало сиденье. Она села, высовывая голову над поверхностью, и свесила ноги, прижавшись затылком к стене. Вода плескалась у неё в ушах. Анна прильнула к бутылке. Пойло густой рекой полилось в желудок. Оно было сладким и одновременно горьким.
Она слышала тихий голос других купальщиков, воробьёв на деревьях, ветер в пальмах.
Астор повзрослел и ушёл. Она ему больше не нужна.
Тем лучше.
– Как они его прозвали? Мандолина? – весело прошептала она.
Чёрная жидкость подействовала. Анна плавала не сколько в воде, сколько внутри себя.
Несколько голов подобрались к ней, будто их прибило течением, и обступили.
Веки отяжелели. В этих опалесцирующих испарениях она не могла разглядеть лиц – все были похожи на тюленей.
В оцепеневшем мозгу прозвенел колокольчик опасности, но она его не слышала, устав вечно быть в напряжении.
У неё вырвали из рук бутылку. Хотелось возразить, но язык не ворочался. Хотелось выйти из воды, но это было бы слишком утомительно. Она закрыла глаза. Ошеломлённая и далекая от всего, она мечтала собрать свои грустные мысли, смотать их в клубки и забросить в какую-нибудь тёмную дыру.
Солнце высветило пятно в серных облаках. Тепло, поднимавшееся со дна бассейна, несло водоросли, медленно всплывающие пузыри и грязь. Ей казалось, что противоположный край отодвинулся, а сам бассейн превратился в огромную сковородку с дымящимся бульоном, в который повар набросал все ингредиенты для готовки.
Мама на Рождество готовила тортеллини с отварным мясом и картофелем. Вот она ставит супницу на стол в гостиной. "Такие готовят в Бассано". И выливает в тарелку много зеленых лягушек, которые плавают в бульоне, залитом маслом.
Анна покачивалась в собственном теле, падала внутрь, медленно плавала, как перо в колодце из плоти, и оказывалась в тёплой, уютной пещере. Когда она смотрел вверх, круглая тёмная дыра над ней оказывалась у неё во рту. Сквозь зубы она видела, как текут облака.
Стоявшие вокруг неё, терлись о неё, кто-то размазывал грязь по её лицу и говорил с ней искажённым голосом, который, казалось, раздавался из трубы. Она чувствовала, как они касаются пальцами её носа, щёк, губ. Они прорубали борозды у неё в коже, как плуг в мокрой земле.
– Пить хочу, – буркнула она, сплёвывая зловонную воду, наполнившую приоткрытый рот.
Пойло теперь казалось ей солёным. Туман менял цвет с серого на зелёный и с зелёного на розовый.
– Ты симпотная. У тебя уже была кровь? – спросил голос.
Она не могла говорить. Слова доходили до нёба, но не было сил, необходимых облечь их в звуки. Они скапливались во рту, как кислые серебряные украшения. Она чувствовала на языке острые края колец и серёжек. Она подняла руку – рука была прозрачная. Под кожей текли золотистые ручейки между пучками только что скошенного сена.
– Ты очень симпатичная, – повторил голос.
Анна расхохоталась.
Руки скользили по ногам и животу, сжимали груди и соски. Пальцы ощупывали ей рот, искали язык, оттягивали губы, другие опускались между бёдер. Она выгнула спину, извиваясь и, вытянув руки, вцепилась в шею одного, ткнулась лицом в его мокрые волосы, оцарапав ему спину. Ей дышали в уши, прижимались губами к её губам. С ней боролись, ей раздвинули ноги, схватили за ноги и за подмышки. Она закричала, когда кто-то укусил ей сосок, но чья-то рука заткнула ей рот. После невероятного усилия воли сознание вновь всплыло, и Анна принялась пинаться, размахивать руками, извиваться и глотать тёплое и вонючее пойло, которое хлынуло ей в горло. Кашлянув, она вцепилась в борт бассейна и потянулась к краю, но ей тисками сжали лодыжки и потянули обратно.
Анна вытянула руки и вцепилась пальцами в землю, двинула пяткой кому-то в нос и под всеобщее негодование высвободилась.
Задыхаясь и вся дрожа, она поднялась на ноги, прикрывая руками живот, не переставая кашлять и отплёвываться. Розовая кожа дымилась, словно кипела. Она сделала несколько неуверенных шагов в холоде, потирая грудь и стуча зубами. Она направилась к бочкам, где спрятала одежду, но её там уже не было.
Она прислонилась к стенке, раскрыла рот и блеванула горячим, кислым потоком, которым запачкала себе ноги. Ей сразу стало лучше, но голова продолжала кружиться, а дрожь не проходила. Он побежала вокруг бассейна, между другими телами, нашла потрёпанную красную кофту, которая доходила ей до колен, и закатала рукава. Она надела кроссовки и, пошатываясь, направилась к лестнице.
Холм наклонялся в сторону, и она, пытаясь выпрямить его, бросалась в другую. Повсюду были чёрные фигуры. Стены отеля прогибались и падали на неё, как бетонные шпалы. В ужасе она подняла руки, чтобы защититься, и отступила, столкнувшись с кем–то. Её оттолкнули и сказали:
– Пасхальные утки.
Скрючившись, словно её ударили ножом в живот, она направилась к сараю.
Дверь была заколочена. Она обошла здание, постучав кулаками по стенам из листового металла. Прижавшись лбом к карнизу, она разрыдалась, измученная, позволив себе соскользнуть на землю.
Здание стояло на бетонных блоках. Она пролезла под него. Здесь никто её не найдёт.
Действие пойла испарялось из тела с каждым медленным зелёным выдохом.
Праздник Огня отмечался 2 ноября 2020 года, в день мёртвых. Совпадение дат было определённо случайным.
На Сицилии говорили, что в ночь с 1 на 2 ноября умершие приходят из загробной жизни на поиски родственников и приносят детям подарки и сладости. Малыши просыпались и по подсказкам родителей, находили среди одеял, в шкафах и под подушками диванов "кроцци-мотту" – хрустящее печенье с начинкой из жареного миндаля, шоколадки и другие сладости.
Кроцци-мотту
Возможно, некоторые из сирот в "Гранд-Отеле Термы Элизы" ещё помнили охоту за угощениями, но счёт времени был утерян. Торжества, именины и дни рождения больше ничего не значили. Сейчас Красная Лихорадка отмеряла время пятнами, узелками и гнойниками. Если кто-то носил на запястье часы, это было больше из тщеславия. На бартерном рынке часы стоили столько же, сколько мобильный телефон, компьютер или Боинг-747 – меньше, чем пачка "Smarties".
Когда солнце появилось в углублении между двумя холмами перед отелем, было 7:10 утра, но немногие смогли насладиться зрелищем.
У многих этой ночью страдания закончились. Многие спали под действием алкоголя, лекарств и "Слёз Крошки". Другие, ожидая неизбежного конца, смотрели в пустоту ледяными зрачками и со сжатыми губами, как мистики в муках видений, или ворочались, задыхаясь от кашля и мокроты, сгорая от лихорадки. Третьи бродили, завернувшись в одеяла, сгорбившись и поджав тонкие ноги, в поисках остатков какой-нибудь еды.
Солнечная точка растаяла, как масло на чёрной сковороде, объяла оранжевый купол, ушла с холмов, окрасив небо пурпурной пеной и простирая лучи к гостинице. В 8:10 солнце заглянуло под сарай.
Анна, зависнув между бодрствованием и сном, почувствовала его на шее сквозь сомкнутые веки. Голову будто сжимало тисками, живот болел, но действие пойла прошло. Она сжала пальцы и провела языком по зубам. Она не помнила, чем там всё закончилось и даже что произошло в бассейне, но по-прежнему ощущала на себе хищные руки мальчишек. От смущения она то и дело вздрагивала. Анна открыла глаза и сосредоточилась на покрытых паутиной половицах сарая в нескольких дюймах от носа над собой.
Отсюда надо уходить.