Она вылезла из-под хижины и прищурилась на солнце. Толпа увеличилась, и свободного места больше не было. Все сидели вокруг потухших костров и укрывались от холода полиэтиленовой пленкой, одеялами и картонными коробками. Узкая дорожка, ведущая к выходу, пересекалась потоком, переплетавшимся в двух направлениях.
Анна направилась к воротам мимо амфитеатра. Солнце сверкало на осколках бутылок, консервных банках и блестящих пластиковых упаковках. На трибунах скопились больные, которые хором хрипели, кашляли и стонали. Стражники уносили тех, кто не дожил до рассвета, и складывали их под колонны. У безжизненного трупа что-то пела длинноволосая девочка.
Анна пошла по крытому проходу к воротам, но продвигаться вперёд против течения было трудно. Её прижало к стене. Никто больше не сторожил входы.
Она задумалась, куда идти.
Шелковичная ферма подверглась осквернению, а ехать в Калабрию без Астора не имело смысла. Без Астора ничего не имело смысла. Она росла с братом, как дерево растёт за колючей проволокой, они слились воедино и теперь были единым целым.
Она смотрела на впалые лица, на потухшие глаза детей, которые толкались, чтобы войти.
Она была одна из них, одна из многих, сбитая с толку в этой толпе отчаявшихся – сардина в стае сардин, которую Красная Лихорадка сожрёт, как голодная акула, не слишком разбираясь.
Она позволила толпе вынести себя назад.
Между двумя заржавевшими землеройными машинами дети, все мальчишки, сидели в укромном уголке и разжигали огонь из кусков картона и дерева. Они передавали друг другу консервные банки и пачки печенья.
Анна, наблюдавшая за ними со слюной во рту, набралась смелости, подошла ближе и спросила:
– Поделитесь?
Те переглянулись.
Анна сложила руки в безмолвной молитве.
Кто знает, может быть, они разглядели её красоту под прядями грязных волос, и грязь, покрывавшую её лицо, или им просто стало её жаль, но они сделали ей знак сесть и передали банку.
Анна достала мокрый, слизкий маринованный огурец, который показался ей восхитительным. Он съела его в мгновение ока и пальцами поискала в нижней части банки остатки.
Увидев её такой голодной, какой-то бритый мальчик с женскими чертами порылся в сумке, которую держал между ног, и протянул ей другую банку.
Анна, даже не прочитав, что это было, отвинтила крышку и сунула кашицу в рот. Она была безвкусной. Не спрашивая разрешения, она подняла с земли бутылку "Спрайта" и прильнула к ней, а потом посмотрела на мальчишек. Все они были одеты в одинаковые узкие красные майки с номером на спине, а среди вещей был оранжевый мяч.
Оказалось, что они были выжившими из детской баскетбольной команды города Агридженто. После эпидемии они собрались в спортзале и прожили там вместе последние 4 года, делая вылазки за продуктами. Старшие уже умерли. Чтобы добраться до отеля, им потребовалось много времени, с ними много всего случилось. На них нападали собаки, а затем другие дети ночью ограбили их и избили просто так. Нападающего команды зарезали, а правого защитника укусила гадюкой, когда они шли через поле.
– Знаешь, когда начнётся вечеринка? – спросил у неё блондин, вытирая чёлку перед глазами.
– Я ничего не знаю, – Анна поставила банку с соусом песто рядом с углями. Она любила этот зелёный соус.
– Говорят, Крошка очень высокая. Выше двух метров ростом, – сказал другой мальчик, длинный и тощий, как палочник – должно быть, капитан команды.
Бритый был несогласен:
– Нет, говорят, она красивая. Её держат взаперти в номере 237 отеля.
У каждого была своя версия.
Анна хлебнула ещё "Спрайта":
– Как думаете, почему они её никому не показывают?
Остальные молча посмотрели на неё.
– Потому что нет никакой Крошки. Это всё враки. Все Взрослые умерли.
– Нет, она особенная, – запротестовал тощий. – Ей удалось выздороветь. У неё есть... как это называется…
– Иммунитет, – подсказал другой в шерстяной шапке, сдвинутой на лоб. – В её крови есть вещества, убивающие вирус.
Анна лукаво усмехнулась и повторила:
– Все Взрослые умерли, или вы не помните? – она указала пальцем на гостиницу. – Весь этот бардак лишь затем, чтобы те, у кого ожерелья, обирали тех, кто сюда приходит. Бьюсь об заклад, не будет никакой вечеринки, они вас разыгрывают.
Мальчишки замолчали, уставившись в пламя.
Один, стоявший в сторонке, с губами, полными гнойников и корочек, сказал тусклым голосом:
– Ты ошибаешься. Крошка существует, – и кашлянул, словно выплевывая легкие. – Её сожгут, мы съедим пепел – и вылечимся от Красной.
– Верьте, во что хотите, – она вынула из костра банку песто, сунул в неё указательный палец и лизнула.
Атмосфера изменилась. Теперь на неё смотрели не столь дружелюбно.
Анна провела языком по губам:
– Я всегда добавляла его в макароны.
Больной мальчик тяжело вздохнул:
– А ты что здесь делаешь?
До болезни он, должно быть, был толстым, но теперь кожа висела на костях, как платье на вешалке.
– Я приехала сюда за одним... Но его здесь не оказалось. Я скоро уйду.
– Тогда уходи прямо сейчас, – сказал ей капитан. – Мы уверены, что спасёмся, потому что мы самые сильные... – он переглянулся с остальными и поднёс руку к уху. – Кто мы?
– Клуб святого Иосифа! – закричали все, поднимая руки.
Анна встала и поискала свободное место у стенки.
В нескольких футах от неё мальчишки рылись в куче мусора и дрались за одеяло.
Остаток дня она провела в поисках еды и дрёме. Она попыталась войти в отель, но у неё не было ожерелья, и её прогнали.
Ходили слухи, что Праздник Огня будет уже этим вечером. Кто-то видел, как группы стражников строят баррикады у каменоломни, ходили рассказы о движущемся грузовике.
Даже Анна убеждалась, что что-то намечается. Детей было много, и нетерпенье грозило вылиться в бунт.
Она бесцельно бродила в толпе. Зажигалки, свечи, фонарики поблёскивали в черноте ночи, а простыни вздымались, как яркие паруса на растянувшихся телах. Костры извергали искры и пожирали автошины, дрова, пластик и всё, что горело. Барабаны быстро и ритмично застучали. Пару раз она сталкивалась с Пьетро. Он вертелся поблизости, но не приближался.
От усталости мысли текли медленно и теряли всякий смысл.
– Прости…
Кто-то тронул её за плечо.
Она обернулась и столкнулась с незнакомым мальчиком-обезьяной с овальной головой, будто сделанной из поролона, заостренным носом и двумя чёрными глазами. Плечи у него были покатые, как крыша. Он покрасил лицо в красный и белый цвета, а рот – в зелёный, будто собирался на матч Италии. Он был голый, если не считать трусиков, удерживаемых чёрной резинкой с надписью "Sexy boy" чуть выше ягодиц. Он ткнул в неё пальцем.
– Это мой свитер. Ты забрала его у бассейна.
– Ты об этом? – Анна сжала в руках потрёпанный свитер.
– Да. Верни мне его, пожалуйста, – он не выговаривал "р" и "п".
Девочка пожала плечами.
– Он достался мне от деда Паоло, – пояснил мальчик.
Пламя костров сияло на слишком совершенной улыбке, которая играла у него на губах.
Голос разума умолял Анну промолчать, но она проигнорировала его:
– Зубные протезы у тебя тоже от деда Паоло?
Здоровяк резко изменился в лице:
– Отдай. Иначе я…
– Что? – Анна заметила, что оцепенение, которое не покидало её весь день, исчезло. Адреналин воспламенял, и она снова почувствовала себя живой и стервозной.
– Ладно. Вот, держи.
С криком она набросилась на него, стукнув головой в пухлый живот. С таким же успехом можно было стукнуться головой о дверцу холодильника. Она отскочила от него и плюхнулась на землю в толпу зрителей, которые тут же направили на неё фонари, предвкушая представление.
Здоровяк, сложив руки на бедрах, нерешительно смотрел на неё:
– Это что было?
Анна встала, отряхнулась и снова бросилась на него, но широкая, как лопата для пиццы, рука залепила ей пощёчину.
Она перевернулась на одной ноге, как неуклюжая балерина, и упала, ударившись ключицей о край маленькой стены, стоящей на краю узкой улочки. По плечам пробежала дрожь.
Окружающие стали подбадривать здоровяка, который раскрыл руки и сжал кулаки.
– Так отдашь или нет?
Анна посмотрела на небо. Звёзды были мерцающими дырками, из которых просачивался свет огромного Солнца, скрытого под полотном ночи. На зубах чувствовался металлический привкус крови.
"Он убьёт тебя. Отдай ему свитер и забудь", – посоветовал голос разума.
Но окружающие науськивали её продолжать бороться, и она не могла их разочаровать. Этот толстяк – всего лишь человек, родственник другого, который забрал у неё брата.
Она сплюнула кровь.
– Я поняла, кто ты. Ты – брат-близнец Крошки.
Здоровяк не засмеялся. Он крепко схватил её за руку и икру и поднял в воздух, как тряпичную куклу. Анна сжала пальцы и точным ударом кулака врезала ему по носу – у того вспыхнули глаза, он выплюнул протезы и поднёс руки к лицу, уронив её.
Предательские зеваки стала подбадривать уже её. Двое подрались за протез, как за теннисный мяч, приземлившийся между трибунами Ролан Гаррос.
Анна встала, подпрыгнула и ударила ногой, стараясь попасть ему между ног. Но попала только по бёдрам изнутри.
Тот согнулся, морщась. Анна подняла руки, приветствуя толпу и забыла о единственном правиле, которое имеет значение в драке: никогда не упускать из виду противника.
Здоровяк набросился на неё, широко раскрыв руки, и ударил в бок так, что она со всего размаху упала в кучу мусора. Ударом ей выбило воздух из лёгких. Здоровяк перелез через стенку и ударил её гигантским кулаком в плечо.
Спина Анны выгнулась, голова приподнялась. Она издала оглушительный вопль и упала, оглушённая собственными хрипами. Лица, руки, пламя разбавлялись и сгущались в струях желтоватого света. Она видела своего противника, внушительного, как гора, сжимающего в руках палку, и толпу, покачивающуюся в замедленном темпе, как шары на морских волнах.